ГРАНИЦА ЖИЗНИ

     Если взять в руки солнце, то оно начнет вырываться, проникать в самую малую щель между пальцами, и светит тогда приглушенными багровыми лучами, смешиваясь с кровью. Если же раздвинуть пальцы, то брызнет оно горячими ослепляющими искрами,такими, что больно становится глазам. Вот так и мы - пропуская жизнь через тусклый фильтр собственных структур и понятий, заталкивая ее в рамки, доступные нашему пониманию, удивляемся ее неполноценности, удивляемся ее несоответствию нашим желаниям. Почему, почему жизнь наша в строго вымеренной системе не желает сверкать подобно ограненному алмазу, а звенит лишь треснувшим бутылочным стеклом? Но разрушь систему - и что же - мы ослеплены, мы не ведаем куда двигаться дальше, и сразу же становимся рабами системы ближнего. Мы привыкли жить по путеводителю, но какой-то безобразник подбежал и выхватил из рук карту - куда теперь идти? "Существует выбор решения", - сказал черный рогатый бог. Он пришел ночью и сказал. Может быть он пришел во сне. И то, что Мария думала о солнце, тоже пришло во сне.
     А утром, когда она открыла глаза, остались в голове лишь обрывки смутных образов и мыслей. И видение неощутимой черты, которую нужно переступить во что бы то ни стало. Направо пойдешь - коня потеряешь.
     Мария подошла к зеркалу. Кого отразила его пыльная поверхность? Кто посмотрел на нее оттуда? Размытое зеленоватое пятно.
- Кто я ? - спросила Мария, протягивая к зеркалу руку.
- Я не знаю, - честно ответило зеркало. - Наверное, ты - бывшая жена бывшего мужа и мать двоих детей.
- И все? - Всматривалась она в свое отражение, - и это все?
- Еще, - подумав ответило зеркало, - ты - привлекательная молодая особа.
- Врешь! - Возмутилась Мария, - ты все искажаешь. Я - старая.
- Да, ты старая, - согласилось зеркало, - но, все равно, причешись. Я тебе для чего?
Мария с брезгливым отстранением посмотрела на зеленое пятно, претендующее на честь называться ее отражением. Взлохматила еще больше волосы, и причесываится принципиально не стала.
Полы были ужасно грязными.
- А я не буду ничего делать, - упрямо решила она. - Моя жизнь не для того, чтобы гробить ее на уборку. Каждый день без просвета. Да, пропади все пропадом. А если кому-то не нравится - подожгу квартиру и уйду в монахи.
- В монахини, - подсказал шкаф.
- Черта с два, - оборвала его Мария. - С бабами связываться не собираюсь.
И тут же подумала:"Интересно, как начинается шизофрения?"
- Разговор с подсознанием, - сказала она себе, - прошел в теплой дружественной обстановке. Все присутствующие и лично...лично-то кто? А, какая разница, - махнула она рукой, - был бы разговор, а это лично всегда найдется.
- Большинством голосов.., - разродилось вдруг радио и опять умолкло.
"Ну, вот, уже и голоса пошли", - уныло подумала Мария, раскуривая сигарету. Сигарета вдруг стала вытягиваться, пухнуть и превратилась в огромную белую змею, которая заползла в холодильник и принялась, хрустя и чавкая, грызть бутылку с кефиром.
- Вот дура, - обозвала ее Мария. - Это же какой надо быть голодной, чтобы сожрать такой старый кефир? Впрочем, если ты сумеешь переварить стекла - содержимое тебе вряд ли повредит.
Последник осколок упал на пол, и от этого звука Мария проснулась.
Оказывается, она шла переплетениями длинных коридоров, где стены были выкрашены в цвет чайной розы. И шла, похоже, долго, потому что очень устала. Был странным прохладный и необычайно чистый воздух. Была странной стерильная чистота стен.
Мария шла просто так, без цели. Разве непременно должна быть цель? И набрела на огромный зал. И сидели в нем люди прямо на полу в той самой позе, которая называется "лотос".
- Это - зал для полетов, - сказал кто-то Марии.
Она огляделась и, возле самого окна, увидела дохлого желтого осла. Совершенно естественного дохлого осла, очень худого и желтого. Его ребра торчали как клавиши пианино.
Мария посмотрела в окно, а там начиналась гроза. И небо было зловещего фиолетового цвета, и ядовито зеленая трава гнулась волной под порывами ветра.
- Мне туда, - сказала Мария.
- Не ходи, - предупредил кто-то, - гром небесный убьет тебя.
- Нет, я хочу туда и пойду туда, - и она выскочила под дождь. Он хлестал ее холодными плетями, и, сквозь боль этого публичного наказания, Мария вдруг увидела в гнездышке из травы дохлого желтого осла. Он был жутко худой и, к тому же, мокрый.
- Мама мия, - вздохнула она, - куда смотрит Общество охраны животных? Такая редкая масть, и уже второй, и опять дохлый.
И она вернулась в дом, но зала для полетов не нашла. И опять двинулась вдоль стен цвета чайной розы. А в одной стене оказалась дверь. Такая серо-голубая дверь, с виду совсем неприметная.
- Войду, - сказала себе Мария и вошла.
Маленькая квадратная комната была отделана белым кафелем. Посредине стоял стол, заваленный ржавыми хирургическими инструментами. Рядом с ним лежал дохлый желтый осел. Мария подошла к ослу, уселась на его выпирающий крестец и тихонько завыла. Она выла так, словно вся ее скорбь по поводу безвременной гибели осла, вся ее душа выходила этим воем. Она поднимала лицо к потолку на самой высокой ноте, а по мере понижения звука, опускала голову все ниже, поливая желтый круп горючими слезами.
И тут вошел он. Она узнала его, потому что он стал другим.
- Пойдем, - сказал он, - я покажу тебе что-то.
И Мария послушно поднялась. И даже не бросив прощального взгляда на осла, с которым вместе только что страдала, покинула комнату.
- Я знаю тебя, - сказала она своему спутнику, - но ты стал другим.
- Здесь все другие, - ответил он, -но мы, все равно, узнаем друг друга.
Они поднялись по винтовой лестнице, и Мария увидела железную дверь.
- За этой дверью, - сказал другой, - находится женщина, которую я искал всю жизнь. Я счастлив, что, наконец-то, нашел ее здесь. Войдем. Она должна понравиться моей Марии, ведь Мария так любит меня.
- нет, - прошипела Мария, -нет, никогда.
- Идем же...
- Нет!
И она сбежала вниз по лестнице. А внизу оказался двор. Он был без выхода, со всех сторон сжатый этим странным домом. Но какие-то люди сидели на скамейках и читали газеты. Мария вдруг заинтересовалась каким-то лысым - одни очки у него были на лбу, другие под носом, а третьи на шее. Но читал-то он вообще без очков.
- Во, дает! - Восхитилась Мария, но тут вспомнила, что ей надо переживать и попыталась представить себе эту женщину за железной дверью.
"Сейчас я ее напугаю. Напущу такого страха, что эта дура сбежит!"
- Не стоит, - сказал кто-то, - эта женщина неопасна. Тридцать лет как она парализована - не может двинуть ни рукой, ни ногой.
В это время раздался звон будильника, и Мария проснулась.
- Утро, - сказала она, - надо вставать. Идти куда-то, делать что-то.
- Утро, - философски подтвердило зеркало. -Посмотри на кого ты похожа. Чем ты занималась всю ночь?
- Сидела за железной дверью, - буркнула Мария.
- все сидят за железной дверью - тоже невидаль! - Съязвило зеркало. - Сейчас же одевайся, твоим ребенкам пора в школу. А-то ты совсем отвязалась!
- Я красивая? - Спросила Мария.
- Ты - уродина, - хихикнуло зеркало. - Ты... ты - дохлая желтая ослица.
- Але, - сказал телефон. - Спишь?
- Сплю, - ответила Мария.
Но трубка уже завелась. Мария положила ее на столик и долго слушала, как мертвая красная трубка что-то говорила и говорила сама по себе, вздыхала и смеялась, и совсем не интересовалась слышат ее или нет. Потом она замолчала.
- Да-да, ты абсолютно права, - сказала трубке Мария.
- Ой, правда? - Обрадовалась трубка. - С тобой так хорошо, ты меня всегда понимаешь.
- Кто ж тебя поймет, если не я? Привет! - и показала трубке язык.
Поток сознания, поток сознания. Милые мои, мир создан вовсе не для того, чтобы вас понимать. Поймите себя сами, если сможете.
Мария провела рукой по лицу и проснулась. Зеркало молчало.
- Дети, в школу собирайтесь, петушок пропел давно, - басом сообщил телевизор. - Вы смотрели последние известия с Сахалина. Спасибо за внимание.
Мария пошла будить детей, но их не оказалось. Они, наверное, давно ушли в школу. Никого не оказалось. Только возле кровати стояли двое подозрительных и переругивались.
- Она умерла, - говорил один, - потому что она смеется.
- Она жива, - возражал другой, - потому что она плачет.
- Нет, я забираю ее - она наша, - бубнил первый, - и перестаньте заступать мне дорогу. Человек сам вправе решать: жить ему или умереть.
- И вовсе нет, - заметил второй, - уж позволь решать это мне. Она здесь еще недосуществовала.
"Где-то я это уже слышала, - подумала Мария. - Ах, да. Буратино. Пациент скорее мертв, чем жив."
- Ну, так оформляйте, - сказал первый, - и побыстрее. Мне некогда.
Марии это совсем не понравилось. Она хотела возразить и проснулась.
Зрелище, открывшееся ее глазам, было весьма неутешительным. Она лежала, уткнувшись носом в белую могильную плиту.
- Дают, однако! Уже и закопали. Вот это я понимаю - сервис!
Она обошла вокруг плиты, но надпись разобрать не смогла. Кто сказал, что мир создан, чтобы утешать вас? Утешьте себя сами, если сможете. Придите к первому причастию и выслушайте заупокойную мессу своей свободе выбора. Зато вы обретете путеводитель по своей жизни и своей смерти.
_ А я распадаюсь, - пожаловалась Мария могиле. - Смешно, правда?
Могила сделала губы бантиком и благопристойно промолчала. Мария еще раз обошла вокруг плиты - ничего неприличного. Белая кружевная ограда вокруг, белая акация склоняется сверху, и вообще, здесь просто назначено свидание. Это же так естественно - встречаться возле своей могилы. Ну, не к чужой же, право, идти, когда есть своя.
А вот и он пришел. Правда, не совсем он, но голос. Голос был другой, и поэтому Мария его сразу узнала.
- Пойдем, - сказал он. - Я знаю путь.
И тогда она поняла, что надо торопиться, потому что уже темнеет, и с наступлением темноты - все будет поздно. И она побежала рука об руку с голосом. Кладбище казалось совершенно нескончаемым - оно любило простор. И раскинулись квадратные и прямоугольные памятники на холмах до самого горизонта. а Мария бежала с голосом по узкому тоннелю, образованному деревьями, и холодные мокрые ветви били ее по лицу.
- Быстрее, - торопил голос.
А слева от них быстро темнело кладбище, и скоро стало совсем черным. Только разрывала небо багровая полоса, и отсвечивали красным ровные верхушки памятников. Вот подходил к концу этот бешеный бег, вот замаячила впереди желтая калитка.
только толкнуть ее и выбежать. Мария с размаху ударила калитку ладонью - та распахнулась. Пронзительным бесстыдным синим светом вспыхнуло лицо Марии, и перед тем, как зажмуриться, она увидела силуэт черного и огромного, который сердито сказал:
- А вам сюда еще рано.
Калитка захлопнулась, и от этого стука Мария проснулась.
Тусклый свет, просочившийся сквозь ресницы, оказался настолько резким, что заболели глаза. Мария попыталась пошевелиться, но не смогла. Попыталась вздохнуть, но грудь ответила болью и непроизвольным стоном.
Все пространство было заполнено непреходящим шумом, словно лилась вода из душа.
- Очнулась, - сказал кто-то сквозь шум воды.
- Потоп? -спросила Мария одними губами.
- она чего-то хочет, дайте ей пить, - склонилось над ней лицо с мохнатыми бровями.
- Атомная война? - снова беззвучно спросила Мария.
- Не оставляйте ее одну, - снова произнес тот же голос. - С этими самоубийцами никогда не знаешь, чем все закончится. Третья за неделю. И опять таблетки.
- Жизнь такая пошла...
- Ну уж, какая-никакая, а все - жизнь, - пробурчал кто-то из угла. - Драть их надо, чтобы от дури своей отвлеклись!
- Вы всегда скажете - драть. Может горе...
- Нет такого горя, не бывает. Блажь одна...
- Выходите, выходите. Ей нужен покой.
Мария лежала в больничной палате. Шершавая простыня охватывала холодом тело, оскверненное посетившей его смертью. И давила, давила боль полного ясного осознания реальности.
Не прав ли тот, кто сказал, что существует выбор решения? Прав ли он?
Я протягиваю руки к солнцу, о оно оказывается электрической лампочкой. Ее слабое свечение не пробивается в просветы между пальцами и не смешивается с кровью. Где выход из тоннеля? Кто ответит на мои вопросы? Милые мои, мир создан не для того, чтобы отвечать на ваши вопросы. Ответьте себе сами, если сможете...
Граница сомкнутых глаз - граница жизни. И с той, и с другой стороны - неизвестность.

(Дата)

 

 

---

Объявления: вывоз мусора мытищи