Глубоко уважаемый мною Леонид Бурштейн попал в ситуацию, в которой я не могу ему позавидовать. Он пришел в писательский клуб добровольно, насколько мне известно. Никто его не заманивал, не обещал ему прижизненной славы, "златые горы и реки, полные вина". Он принес рассказы, написанные собственноручно. Он представил их на обсуждение сочленов и одноклубников. Тайные пружины расчета, побудившие его поступить именно так, мне не были сообщены. Я вообще оказался судией Леонида с правом десятиминутного говорения случайно, поскольку приглашен стать официальным оппонентом вместо предназначавшегося для этого всей прошлой жизнью Аркадия Хаенко. Не знаю, как отнесся бы к представленным текстам Леонида коллега Хаенко. Но мне Леонид сказал примерно следующее: "Я знаю, вы будете меня ругать". Хотя смешнее звучало бы слово "хаять".
Что ж, ныряльщик рискует утонуть. Надевающий перчатки в боксерском зале рискует быть битым. Садящийся играть в карты с профессионалами почти наверняка расстанется со своей ставкой. Как говорили родственники-звери слоненку в мультфильме "Почему у слоненка длинный нос" по сказке, по-моему, Киплинга: "А, пришел! Сейчас мы дадим тебе тумаков!" В сказке слоненок находился в ситуации, в которой я не могу ему позавидовать, но он вполне успешно справился со своим положением и даже приобрел превосходный хобот. Остается пожелать Леониду, чтобы он справился с нашими критическими разборами не менее успешно, чем киплинговский персонаж.
Мне Леонид прислал два рассказа: "Старший брат" и "Эволюция как последняя надежда". Я положил эти рассказы на пропахший кровью их многочисленных предшественников секционный стол и занес над ними тупой и безжалостный патологоанатомический резак. Услужливый компьютер приготовился радостно фиксировать протокол вскрытия.
Сочетание имени и фамилии автора подавляющему большинству читателей неизвестно, критикой не отмечено, никаким иным образом не прославлено. Это минус. По этому поводу вспоминается эпизод из романа Соммерсета Моэма "Луна и грош": разговор художника с продавцом картин: "- Что же является по-вашему, черт побери, критерием успеха? - Успех". Обсуждаемый сегодня автор пока безуспешен. В израильской или российской прессе или книготорговле его имя также не мелькало. Он не издатель, не составитель сборников, не ответственный секретарь какого-либо журнала. Он даже не председатель литературного клуба. Это еще один минус - значит, работа со словом для него не основное занятие, а факультативное, и в окружающем обществе он не сумел добиться положения литературного работника. По этому поводу - фраза из интервью известного в основном ватикам Михаила Генделева Наташе Мозговой: "Была эта кибуцная идеология - немножко попахал на тракторе - немножко пописал стишки. Вот такие стишки они и пишут". (к.ц.)
По первому впечатлению - рассказы обыкновенные, массовые. Очевидных ляпов немного, но они есть. Грамматика требует писать не "килограмм тридцать", а "килограммов". Фраза "Она улыбалась, чуть наклонив голову на бок" (рассказ "Старший брат") неудачна, да и зачем во фразе эти слова "на бок" - вычеркните их на... бок! Фраза "Я должен завладеть инициативой, иначе не выдержу напора их обвинений" - для потока мыслей героя неудачна, казенна, канцеляритом воняет. Фраза: "Расплывчатая формулировка, впервые пришедшая ему в голову, сразу полюбилась своей гибкой неоднозначностью" для описания мыслей тоже неудачна: получается, что человеку впервые за всю жизнь пришла в голову расплывчатая формулировка. Неужели до тех пор формулировки приходили абслютно четкие, чеканные? Предложение "Ему было, в общем-то, все равно думать о своих генах, которые будут совершенствоваться в его ребенке" (рассказ "Эволюция") ложна сразу с двух позиций - с позиции русского языка и, кажется, с позиции биологии. Но мне все равно думать, что если эти слова не переставить, как следовать, то фраза пропадать и смешить читателей, купивших то издание, в котором эта фраза совершенствуется. И если Леонид не видит этого сам, значит, ему в данных случаях изменил художественный вкус.
При этом следует посмотреть, для чего Леонид предназначает свои рассказы. Из мертвых костей получается вполне полезная костная мука. Болгары считали, что земля, политая кровью злых турок, родит особенно вкусный виноград. Если бы Леонид решил предложить эти тексты для публикации в газете или журнале, то, вполне возможно, они бы на каких-либо страницах появились, правда, в сокращении. Тексты написаны на местном, израильском материале - это плюс для так называемой русскоязычной литературы в Израиле и для региональной прессы. В рассказах, как выразилась недавно тетка, редактирующая специальное приложение для женщин, "есть элемент юмора". Имеется некоторая драматургическая канва: конфликт братьев в первом рассказе и внутренний конфликт внешне преуспевающего человека с собственными предчувствиями во втором. Это тоже плюсы. Автор не попросит гонорара по высшей ставке, а может, и вовсе никакого не потребует. Знакомство его с виднейшими представителями тель-авивского литературного клуба - еще один безусловный плюс этого даровитого человека. Впрочем, никакой гарантии появления публикации я дать не могу, поскольку текст от ляпсусов, подобных перечисленным, долго очищать придется, и редакторов уговаривать.
Леонид Бурштейн пишет сравнительно немного. В телефонном разговоре я просил его на заседании клуба читать лучшее из того, что он сочинил. Леонид ответил, что будет читать те рассказы, в которых сомевается. Возникает подозрение, что сомневается он во всех, а его худшие рассказы по техническому качеству не сильно отличаются от лучших. И это - минус. Но самый большой минус - черная палка, способная зачеркнуть все остальные значки текста - это отсутствие компенсации за минутные измены художественного вкуса. Рассказы не настолько хороши, чтобы запомниться, чтобы зацепить, чтобы остаться в душе множества читателей. Разумеется, текст следует судить за то, что в нем есть, а не за то, чего в нем нет. И вот здесь-то зарыта мертвая собака! Леонид вынес рассказы на наш суд и при известном усилии можно было сговориться и встретиться с ним еще до чтения, чтобы умолить, упросить его совместно исправить технические огрехи. Можно было бы - гипотетическое, но не невозможное допущение - пригласить к рассказам Леонида Бурштейна в качестве редактора лучшего специалиста из тех, труд которых доступен в Израиле за деньги: Бауха, Алексина, Кановича, Губермана, Генделева, Гольдштейна, Галесника, Рубину, Хаенко, Бяльского или какого-либо из Воронелей. Желающие могут подставить в этот список любую фамилию своих знакомых или свою собственную. После исправления технических ляпов рассказы, безусловно, станут лучше. Но приобретут ли они то качество, которое выведет эти тексты в ряды хороших? Иными словами, сможет ли автор превзойти уровень мастерства других членов нашего клуба, чьи опусы, щедро расхваленные на прошлых заседаниях, по сей день столь же недоступны и не нужны читателям, как если бы они не были написаны? По моему мнению, увы, нет. Сравниться в уровне мастерства с большинством членов клуба сможет и уже равняется, а вот превзойти не удастся.
Знаете ли, анатомически труп, лежащий на секционном столе, сохраняет многие особенности строения живого человека. Задача патологоанатома - отыскать причину смерти, и это неблагодарное дело досталось сегодня мне. Задача врача, которую для обширного сочетания слов, называемых прозой, выполняет редактор - сделать так, чтобы до попадания на обитый цинком стол пациент, то бишь текст прожил веселую и приятную полноценную жизнь. Врача у этих текстов не было. А со своей, трупорезательной стороны, могу без всякого смеха указать, что пациент умер в результате вскрытия. Приведенные Леонидом тексты не являются фактами литературы - они являются фактами его личной биографии. До тех пор, пока он сочинял эти опусы для того, чтобы говорить знакомым: "Я пишу рассказы", они как нельзя лучше исполняли свою функцию, что бы в них ни было изложено. Но как только Леонид преподнес опусы вниманию злого оппонента, в них проявилась беспомощность слога, отсутствие увлекательной идеи, бедность речевых средств, потертость приемов. (В скольки фильмах, спектаклях, книгах мы встречали одного брата, ударяющего другого по лицу? Да, первыми в этом списке были Каин с Авелем. В скольки романах, пьесах, кинолентах герой, пришедший к кризису, благополучно преодолевал его, потому что на кризис не указывало ничто, кроме предчувствия? Не сосчитать!)
Рассказы Леонида Бурштейна не стали тем, чего втайне ждал я: литературным чудом. Жизнь волочит меня бородатой мордой по неструганному столу, напоминая: "Шура! Люди, умеющие творить литературные чудеса, ходят совсем не в те места, где ты бываешь регулярно".
Грустно объясняться, что не желаешь начинающему автору зла. Постыдно советовать: вы бы, голубчик, начали с художественных этюдов, с зарисовок для газет, с репортажей, с рассказов, с новелл, с набросков к повести или роману, с ежедневной порции кропотливого литературного труда, с каждодневной каторжной и собачьей писательской работы. Врач, который поставил неутешительный диагноз, иногда затрудныется выйти из ренгенкабинета к больному и сказать ему правду. Но он набирается мужества и идет. И вот я говорю на правах оппонента, разъявшего бурштейновский текст критическим рентгеном: голубчик, литературный талант у вас весьма ограниченный. Попросту небольшой. Искупить это можно только непрестанной учебой и гигантским трудолюбием. Шансов добиться профессионального признания у вас весьма немного. Вы пока уступаете и в технике, и в даровании не только лучшим авторам здешнего литклуба, но и многим израильским сочинителям на русском языке, ни малейшего представления о датах заседания этого литклуба не имеющим. И пробиться в большую литературу вам будет весьма непросто. В очереди за успехом вы намного отстали даже от сидящих сейчас в одной с вами комнате, которые и сами еще пока - того-с. Эх, эх, не будем о грустном.
По этому поводу достал с этажерки Довлатова. "Заповедник". Цитирую: "Рассказ был на удивление зауряден. Десятки и сотни его близнецов украшали молодежные журналы. Сочинения его были тривиальны, идейно полноценны, убоги. В каждом слышалось что-то знакомое. Они звучали убедительно, как цитаты... В Ленинграде к его сочинениям отнеслись прохладно. Стереотипы здесь были повыше. Полная бездарность не оплачивалась. Талант настораживал. Гениальность порождала ужас. Наиболее рентабельными казались явные литературные способности. У Потоцкого не было явных способностей. Что-то мерцало в его сочинениях, проскальзывало, брезжило. Какие-то случайные фразы, отдельные реплики. Однако явнх способностей не было". (к.ц.) Странно: Довлатов был незнаком с Бурштейном, Леонид не ездил за признанием в Ленинград. Отчего же текст Довлатова цепляет за душу и становится причиной многочисленных критических разборов, а подробный анализ текста Бурштейна интересует только Хаенко и его случайных заместителей? У меня нет на это ответа, а посланный за ответом и оплакиваемый мною Леонид Бурштейн затерялся где-то в пути.