     Августовским днем девяносто первого года, в Москве, в студии Останкино с утра царила гнетущая напряженная тишина, а далеко на юге, по дороге на Каролино-Бугаз в мчащейся легковушке беззаботно и крепко спали два лектора. Вел машину пожилой человек, которого лекторы уважительно звали "наш борзовик".

     У левого окна спал Сергей. Ему было тридцать шесть лет, он окончил театральное училище и, собираясь стать массовиком-затейником, перестроился и неожиданно для себя стал лектором-психологом. Поэтому на вопросы об образовании он давал уклончивые ответы. Он считал, что самогипнозом можно изменить характер. Народ был еще не готов к наступлению капиталистических джунглей, и те, кто нуждался в выработке железной хватки, валом валили к Сергею на его лекции-концерты. На выступлениях Сергей сначала показывал чудеса Мессинга (чтобы внушить аудитории доверие), потом развенчивал их (чтоб не казаться вторичным), потом вызывал на сцену желающих изменить свой характер - и изменял. С его лекций публика уходила без иллюзий и сантиментов. Войдя в образ, Сергей все время выглядел вдохновенным и побледневшим.
     У правого окна спал Борис. Он был постарше Сергея, но менее образован. Борис стал психологом сразу после института инженеров морского флота. Зато он занялся психологией секса, и в результате - тоже пришелся ко времени. И у него не было отбоя от слушателей. Особенно от женщин, желающих получить конкретную сексуальную помощь. И Борис ее оказывал. Часто на дому. Поэтому он тоже выглядел побледневшим. Бледность объединяла этих лекторов. Но имелись и принципиальные отличия.
     Сергей был трезвым прагматиком, не верил в Бога и во всякую мистическую муть. Подчеркивал приоритет материального над идеальным.
     Борис же был идеалистом, верил в чудеса и вовсю использовал на своих лекциях достижения астрологии. Часто употреблял слова "энергетика", "биополе", "аура" и "либидо". Хотя, последнее, разумеется, выпирало из этого ряда.
     Они сошлись…

     ***

     В обществе "Знание" назревал кризис. Лекции, которые еще недавно, словно полноценные концерты, обеспечивали аншлаги, перестали приносить прибыль. На шестом году перестройки одуревший и голодный народ потерял интерес ко всему, что не касалось здоровья. Как всегда на стыке времен, люди испытывали жгучую потребность в чуде: парапсихология, парамедицина, всяческие колдуны, телепаты, астрологи, и пришельцы…
     Иными словами, и Сергей, и Борис были все еще востребованы.
     Пожилой человек, который вез их сегодня на выступление, назывался борзовиком (с борзыми ничего общего, хотя при его работе такое предположение было бы оправдано), от аббревиатуры БОРЗ - Бюро Организации Зрелищных мероприятий. Это они, борзовики, в непростой для общества "Знание" период все еще умудрялись как-то организовывать лекции практически на любые темы. И собирали полные залы. Ну, почти полные…

     Когда они добрались до места и вылезли из машины, Борис почувствовал себя так, будто вынырнул из безмолвной прохладной глубины посреди барахтающихся в воде отдыхающих: шум и сверкание, голые тела в очереди за мороженым, музыка, объявления с катера, жара…Подводное плавание было его вторым страстным увлечением после сексологии. Он любил, оказавшись в зеленоватой тишине, медленно пролетать над чистыми барханами дна. Или над цветными скалами… Вспугивать всякую морскую шушеру. Разглядывать свои увеличенные руки. И - никого! Только он, усиленный звук его дыхания и его увеличенная тень, плывущая по рельефному дну.
     Однажды, пару лет назад, вдалеке от респектабельного Бугаза с ним приключилась романтическая история. Всплывая после глубокого нырка, он приблизился к одной из подводных скал и увидел изумительной красоты длиннющие ноги, мраморно подсвеченные сквозь прозрачную рябь. Борис скользнул по ним восхищенным взглядом снизу вверх, а там, у поверхности, они неожиданно закончились. Мраморная античная статуя, у которой отбили верх… Он вынырнул - и ахнул через трубку. Преломляясь, как ложечка в стакане, перед ним стояла надменная красавица с мокрыми волосами. Пляж гомонил вдали, а она, отплыв на приличное расстояние, отдыхала на скользком зеленом камне.
     Аристократическая неприступность незнакомки оказалась обманчивой. Полдня ухаживания хватило Борису для того, чтобы под вечер пригласить девушку в свою прибрежную халабуду, "курень", как называл ее хозяин, у которого Борис снимал эти апартаменты. Внутри оставались следы ремонта, в углу стояли какие-то ведра с красками и рулоны толя, но опытному Борису это не мешало. Не помешало и незнакомке. После второй бутылки шабского и краткого изложения Борисом тезисов его лекции, она отняла у него стакан, поставила на пол рядом с матрацем, на котором они сидели, и повалила Бориса на себя.
     Такое у Бориса было первый раз в жизни. Нет, не то, что его повалили (этого как раз в его напряженной работе хватало), а то, что ему оказалось нечего предложить надменной красавице с мокрыми волосами. Грамотная и добросовестная прелюдия не только затягивалась, но и превращалась, как у Баха, в самостоятельное произведение. Приближалось утро, чуть заметный свет с моря втекал в малюсенькое окошко куреня, когда незнакомка рассвирепела окончательно. Пропустив сквозь блеснувшие зубки какой-то неразборчивый матюг и что-то с грохотом опрокинув на пол, девушка прошлепала босиком по новенькому деревянному полу и хлопнула дверью. Из чего Борис заключил, что гнездится она где-то неподалеку.
     Разбудил его приехавший из города Сергей. Он тряс Бориса за плечо и, указывая на пол, весело требовал объяснений. Борис открыл глаза. От его носа до самой двери пролегла цепочка серебряных следов от маленьких, босых, совершенных по красоте ступней. У стены валялось опрокинутое ведро с вытекшей серебряной краской.
     Как психолог психологу Борис рассказал Сергею о своем фиаско.
     - Ко мне же приходят лечиться от этого, я ведь понимаю всю природу таких проблем! - взволнованно говорил Борис. - Ни по каким причинам этого не должно было случиться!
     - У нее, как видно, биополе отрицательное - безжалостно ехидничал Сергей. - Или у тебя звезды не туда заехали.
     - Это психогенные дела, - с надеждой бормотал Борис. - Я просто ее испугался. Я таких красивых никогда не видел. Прям, как Венера, блин!
     - И куда же она подевалась? - как бы равнодушно поинтересовался Сергей.
     - Вот, - печально кивнул Борис на серебряные следы.
     - Красиво. Венера ушла от тебя под утро по лунной дорожке, - продолжал ерничать Сергей. - Обратно в морскую пену. Не солоно хлебавши. Скажи хозяину, чтобы не замазывал, пусть это чудо останется навсегда… Для туристов.
     Но Борису в тот раз было не до чудес…

     ***

     Борзовик заторопился по своим организационным делам, а Сергею и Борису велел отправляться на пляж: до вечернего выступления было еще часа четыре. Забрав пляжные причиндалы, лекторы вошли в ворота пансионата.
     Городская цивилизация мирно уживалась с полудеревенским укладом обслуги, жившей тут же, на территории. К курортным запахам пансионатного парка подмешивались неуместные запахи карбида, горячего железа и бензина. Слева от центральной аллеи виднелась частная пристроечка, в палисаднике которой чинили допотопную "Победу", что-то заваривая ей на боку; впереди - строительство очередного корпуса (безлюдная стройплощадка с торчащими стенами первого этажа - как после бомбежки), а правее - стоящее ярко-синей стеной море.
     Сергей неожиданно направился к стройплощадке, деловито, как всегда, мотивируя: "Скоро обед. Все раздевалки сейчас заняты. Стоять на этой жаре в очереди мне не в жилу, а на стройке никого нет. Переоденемся там". У Бориса были на этот счет некоторые сомнения, но авторитет практичного Сергея оказался сильнее. Между жарой в очереди и неизвестностью в руинах Борис выбрал неизвестность. Он понимал, что их ждут там обязательные кучки экскрементов, битое стекло, жесткая, как лезвие трава и всякое другое, на что очень не хотелось бы напороться. Но очередь была противнее. Они осторожно перелезли сквозь оконный проем, пробрались на относительно чистое место, убедились, что их надежно окружают стены, и кроме пронзительно-голубого неба, их не видит никто, - и принялись за переодевание.
     - Вот так мы и живем с тобой, - оглядевшись, сказал Сергей. - С голыми задами и в дерьме. И никакая перестройка ничего не изменит.
     - Это потому ты так говоришь, что ты неверующий, - с укоризной ответил Борис. - Ты все меряешь рациональными мерками, а это все равно, что мерить трехмерный мир двухмерными линейками. Мы еще увидим перемены, помяни мое слово. Я чувствую энергетику этой страны.
     Когда под рукой нет удобных крючков для одежды, некуда присесть и опасно балансировать на одной ноге со спущенными штанами, человек (да и народ тоже) принимает довольно комичные позы. Его оголенный зад делается трогательно беззащитным…

     ***

     …Вот именно тогда, когда зады обоих лекторов достигли высшей степени беззащитности, когда оба психолога неловко балансировали в попытке натянуть тесные плавки и не упасть, вот тогда их и застал взрыв.
     Резкий хлопок был не просто неожиданным, не просто оглушающим. Его конец растянулся во все утончающийся звуковой хвост, в затихающий звон, замерший где-то в небе. Сергей и Борис разом задрали головы., В наступившей вдруг страшной тишине, в немыслимой высоте над ними висел невиданный летательный аппарат, неестественной металлической чистоты, с круглыми иллюминаторами по окружности. Это было похоже на полузабытый сон. Или на фантастическое американское кино. Поверить в это было невозможно, и, тем не менее, неопознанное небесное тело висело над ними, медленно вращалось, и его иллюминаторы проплывали сквозь неподвижные блики.
     Борис посмотрел на Сергея. Еще более побледневший, потерявший свою вечную уверенность воинствующего материалиста, Сергей стоял на одной ноге, держась за стену и выставив белые ягодицы. По одной из них равнодушно ползла муха, и Борису показалось, что муха не отбрасывала тень. Таким растерянным Борис не видел своего друга никогда. Похоже было на то, что в Сергее происходила чудовищная борьба между знанием и очевидностью. Между возможным и невозможным. Не в силах поверить в то, что видел своими глазами, он оставался в этой нелепой позе и, как видно, был готов встретить пришельцев с непокрытым задом.
     Борис заворожённо перевел взгляд на небо. Аппарат (а это были два огромных цилиндра - один в другом - в точности, как на иллюстрациях фантастики шестидесятых годов) заметно увеличился в размерах. Было очевидно, что он опускается. В полной тишине, без рева двигателей, стремительно набирая скорость. Даже не опускается, а именно падает. После взрыва. И падает на пансионат, на эту вот стройплощадку. На них. Этот гигантский неопознанный объект через несколько секунд накроет весь пансионат. Бежать было некуда. Да и невозможно: стены, кучки, стекло, трава, задницы…

     ***

     Однажды, еще на заре перестройки, сидели они в открытом кафе в Аркадии, ели шашлык, пили сухое вино и смотрели на море. Угощал борзовик, которого звали странно и подозрительно - Леонид Гедальевич. На его крупном носу были отчетливо видны густые красные прожилки, так не характерные для носителей подобных отчеств. Он все пытался вывести разговор на профессиональные темы, ибо мучили его вопросы таинственных явлений природы - от общенаучных до постельных. А тут как раз оба специалиста. И мнения этих специалистов не совпадали, чего ни коснись.
     - Вот сидели мы на даче, обедали, - рассказывал борзовик. - Веранда такая, виноградом увитая. Уже закончили почти. Вдруг лампочка из патрона ка-а-к, извиняюсь, вывалится, ка-а-к бахнет по здоровенной тарелке! Тарелка - в куски, а лампочка - хоть бы что. Вкрутили обратно - и горит. Ну как это понять!
     - Флуктуация, - строго объяснил Сергей. - Гигантская флуктуация.
     - Может быть и флюктуация, - усмехнулся тогда Борис, - но что ее вызвало? Какие энергетические поля связывали сидящих за столом? Не было ли среди них энергетического вампира? Как были расположены звезды, и в каком доме был в этот момент Юпитер? Это ведь он отвечает за электромагнитные поля! Вы куда головой спите?
     - В каком смысле? - не понял борзовик.
     - На восток или на север?
     - Не знаю… Я к окну люблю. Утром свет не бьет в глаза, а днем читать лежа удобно: свет из-за спины… Из-за головы… Ну, вы понимаете.
     - Да нет… Тут важно, на восток или на север…
     - А куда головой надо спать, чтобы это… Ну, чтобы все получалось? Я когда ложусь, я никогда не знаю, извиняюсь, встанет сегодня или нет. Бывает и день трудный, и намаешься, а ляжешь только, он тут же встает. Даже жена еще не легла. А бывает, и хочешь, и жена ласкается, а ему - до лампочки.
     - А лампочка - упала, - пошутил циничный Сергей. - Это все психогенные дела. Вы же, небось, в кровать, как на экзамен идете, себя и его контролируете. А вы себе каждый день внушайте: "Я здоров, у меня все получается". Это себе. А ему - ясно и внятно каждую ночь - только мысленные команды. Не общие рассуждения, а конкретные команды.
     - Это верно, - снова усмехнулся Борис. - Это проблема, может быть, и психогенная. Но нельзя сбрасывать со счетов биоритмы, солнечную активность. Причем не только Леонида Гедальевича, но и его супруги.
     - Вы вот что, - перебил Сергей, - попробуйте перед этим самым грамм сто водочки. Или коньячка…
     - Да я, извиняюсь, триста пробовал! - с отчаяньем вскричал борзовик.
     - Попробуйте все-таки сто, - осадил его Сергей.
     - Водка это временная мера. Этим не поможешь, - возразил Борис. Очень важно, куда голова. Аристотель учил: смотрящий вниз - вспоминает о прошлом, смотрящий вверх - думает о будущем.
     - А чередование одного с другим укрепляет мышцы шеи! - сыронизировал Сергей. - Вы еще заряженные "крэмы" попробуйте на это место намазать! Сделайте сначала, как я сказал. И очень важно давать себе внятные команды. Вы понимаете, что я имею в виду? Вот помните, вы нам выступление делали у пограничников? Так вот, чтоб не было, как тогда.
     Борис и борзовик посмотрели на Сергея вопросительно.
     - Вы же знаете эту аудиторию: кагебешники и пограничники. Их же невозможно ни удивить, ни рассмешить. Ты им любую антисоветчину со сцены засандаль - они только смотрят внимательно и кива-а-ют. Конечно, они же в темноте сидят, а на тебя лампы направлены.
     Я должен был тогда найти спрятанный в зале полевой бинокль. Вот я объясняю им, что, мол, не надо мне мысленно рассказывать, где и что спрятано. Я, мол, не телепат. Надо мысленно, но конкретно давать конкретные указания, вроде: "направо", "сейчас налево", "стоп" - и так далее. Мысленно. Только команды! Ну, кто желающий?
     Выходит здоровенный такой пограничник. Я ему: "Вы все поняли?" Он - кив-а-ет. Я ему: "Ну, командуйте мысленно". Прислушиваюсь - а от него ничего не исходит. Странно, думаю. И говорю ему: "Товарищ пограничник, думайте-думайте! Напряженней думайте!" Ни-че-го! Да что ж такое! Первый раз так. Посмотрел на него - у него лоб мокрый, блестит, брови свело, как судорогой. Вижу - напрягается мужик, а я ничего не ощущаю. Я: "Вы поняли, что надо делать, а что не надо?" Он - кива-а-ет. Вижу, надо сдаваться. Провал полный. "Все, говорю, товарищи, - сдаюсь. Но хотелось бы, мол, все же узнать, что ж за мысленные команды давал мне молодой человек. Ну-ка, товарищ пограничник, скажите вслух, что вы мне приказывали?" И он, представляете, отвечает: "Ищи!"
     Борис засмеялся, а борзовик сказал деловито:
     - Вы, Сергей Николаевич, должны этот рассказ в выступление вставить. И смешно, и понятно... Да, я помню - это та еще аудитория! А когда вот у них же Борис Александрович со своим, извиняюсь, сексом объявился, я тоже хорошо запомнил. Они же долго его заказывать не хотели. Я их записочки в конце лекции собрал и храню. Помните, когда вы им, извиняюсь, про гомиков рассказывали? Когда голубых защищали?
     - А-а, помню! - улыбнулся Борис. - Что-то вроде: "А вы сами случайно, не гомик?" А я им: "Что ж, по-вашему, если я заступаюсь за гомосексуалистов, так я и сам гомосексуалист? А если я заступлюсь за евреев, так я что, - еврей, что ли?"
     И они оба, и Борис, и Сергей испуганно глянули на борзовика.
     - Да ладно, - махнул рукой Леонид Гедальевич, допил фужер и позвал официанта. Видно было, что для него в этой бестактной оговорке не было ничего необычного. Да он давно уже не ждал от жизни чего-то из ряда вон. Просто еще раз пришла мысль: "Надо ехать…" Но вплоть до этого августовского дня, девятнадцатого числа, девяносто первого года так и не собрался…

     ***

     …Тем временем НЛО приблизился настолько, что стали видны царапины и белесые пятна на его бортах.
     Вот, как загипнотизированный думал Борис, вот ты и убедился, что оно есть. Вот тебе и Аристотель. Воспоминание о будущем. Вот твои детские мечты о встрече с ними, вот она, твоя смертушка пришла!..
     Неопознанный объект несся, увеличивая скорость, и оба психолога обречённо закрыли глаза…

     Сбоку от них в фантастической тишине вдруг раздался пустой звук упавшего ведра. А следом за ним - негромкий досадливый мат. Оба лектора открыли глаза. НЛО лежал на боку и был размером с обычное ведро. Уже через минуту стало понятно, что это крышка сварочного карбидного аппарата, рванувшего в палисаднике. Она взлетела на десяток метров, зависла на долю секунды и плюхнулась на стройплощадке. Явившийся за ней хозяин очень строго окинул взглядом двух молодых людей. Было видно, что их подозрительное уединение и нагота вызвали резкое хозяйское неодобрение. Покачав головой и сплюнув, он забрал свое помятое сокровище.
     Десяток секунд показался смертельно напуганным психологам долгими минутами, десяток метров - стратосферной высотой, а производственная авария - космическим катаклизмом. И если Борис думал только о пришельцах, то Сергей…
     - Как тебе нравится! - сипло сказал Сергей. - Я черт-те что подумал! Нет, но как все относительно! Я чуть не обделался.
     - Не страшно, - сказал Борис. И указывая на ближайшую кучу, добавил:
     - Не мы первые.

     ***

     А в это время в Москве, в студии Останкино, испуганно-торжественный диктор начал зачитывать в эфир сообщение об освобождении президента страны от его обязанностей "по состоянию здоровья" и об образовании Государственного Комитета по Чрезвычайному Положению…