Нина Воронель

Захлопнув крышку гроба

    "Я закрыла за собой крышку гроба.
    Уехав из России навсегда, я покончила со своим русским прошлым. Много лет моей жизни ушло на то, чтобы овладеть умением писать по-английски и на иврите, потому что я, конечно, иногда писала по-русски, но это было как бы писание "в ящик", я знала, что это никому не нужно... И вдруг поняла, что у меня есть русский читатель. Неважно, какие у нас взгляды, но читаем-то мы вместе!"
    Так она сказала в одном из интервью. Нина Воронель, человек-роман, из судьбы которой, по-окуджавовски выдергивая по нитке, можно снять сотни фильмов, и каждый из них будет если не триллером, то детективом точно. Переводчик, поэт, эссеист, романист - не хочется все эти ипостаси Нины преобразовывать в нечто женское. Если согласиться на минуточку с идеализацией мужского подхода к творчеству вообще, можно сказать, что Воронель всегда относилась ко всем своим занятиям с неженской страстью и самоотдачей.
    - Я прожила долгую жизнь и все прошлое... забыла, - так объясняет Нина свою поразительную забывчивость в отношении каких-то событий и своих успехов. - Сначала была первая жизнь, где я была переводчиком. Потом вторая, где мне довелось существовать драматургом и сценаристом. А в третьей я пишу романы. И каждый раз, начиная новую жизнь, я забываю предыдущую. Еще раз все сначала, с нуля - нечто вроде очередной реинкарнации. Так что сейчас я - молодая романистка. Точно так же, как прежде считалась молодой переводчицей или молодым драматургом.

"Есть у вас такая наглость..."

     Это началось в тот ужасный для Нины год, когда они с мужем, таким же выпускником физико-математического факультета Александром Воронелем, очутились в печально известном Саранске. Работы для вчерашней студентки там не было. Зато имелась библиотека, где Нина (в ту пору еще Нинель) наткнулась на книгу "Антология англо-американской поэзии". С чудовищными комментариями, яркими образчиками советского антиимпериалистического маразма. Типа "такая типичная для американского общества картина: труп молодой матери, умершей с голоду, а по нему ползает ребенок". Отрывок из поэмы Эдгара По "Ворон" никак не комментировался. Очевидно, у составителей уже просто не нашлось слов для такого безобразия.
     - Я даже не знала, что это лишь кусок, - говорит Нина, - и не догадывалась, что "Ворона" уже не раз переводили на русский язык. Времени у меня было не меряно, и я увлеклась переводом. Много позже, уже в Москве, я пошла в библиотеку и обнаружила, что это была лишь часть "Ворона" и что существует большое количество переводов его на русский язык. Ее не смутил тот факт, что не она первая - Нина просто села переводить прежде неизвестный ей кусок поэмы. Одна ее приятельница сочла необходимым привести Воронель к Корнею Ивановичу Чуковскому, чтобы она прочла ему свой перевод. Он был так потрясен, что, когда взялся за написание статьи о творчестве Оскара Уайльда для готовящегося к изданию сборника, предложил Нине перевести для этой книги уайльдовскую "Балладу о Редингской тюрьме". - Его, сказал Чуковский, многие переводили, да все неудачно.
- У вас, сказал, есть такая наглость, - Нина смеется, в который раз вспоминая эту историю, - что может получиться. В конце концов, мол, я ничем не рискую, не выйдет у вас - не возьму, попробуйте. Когда я закончила перевод, от его статьи издатели уже отказались (она было совсем не в духе позволенного отношения к автору), но Чуковский привел меня к редактору и сказал, что я принесла самый лучший перевод "Баллады". И ее поставили! "Это я тебя пристроил, - говорил он мне потом не раз. А я отвечала: "Корней Иванович, если вы такой молодец, лучше бы вы свою статью пристроили".
    Вот с этого и пошло. С его легкой руки я стала получать много заказов. Однажды переводила для книжки "Английские народные сказки" совершенно очаровательные стихи. Она вышла тиражом больше миллиона экземпляров, и я получила какие-то фантастические деньги, я даже не знала, как выглядит такая сумма.

Дунькин муж, точнее - император

     Как вы понимаете, ни одного дня ни физиком, ни математиком Нина Воронель не работала. Один раз попыталась, правда, заняться чем-то близким, писала рефераты, но начальник сказал ей, что не верит, мол, будто сама она такое пишет. И предложил задержаться на работе, чтобы продемонстрировать свои дарования в его присутствии. Нина закончила, начальник куда-то вышел, нет его - что делать? Она положила листики на стол и ушла. А оказалось, это предложение включало в себя кое-что еще, проверку иных ее, очень женских качеств - таким образом товарищ набирал молодых девиц на работу. И исчезнувшая без "разбора полетов" Нина, естественно, не прошла.
     - Корней Иванович, - рассказывает Воронель, - как-то спросил меня: "Какой факультет вы закончили?". "Физико-математический," - отвечаю. "Ну да, это как в том анекдоте, когда одного человека спросили, какого он вероисповедания, он сказал (сильно картавя): "Римско-католического!"...
     Новая книга моей героини имеет два названия: если открыть с одной стороны - "Ворон" (переводы), с другой - "Воронель" (стихи). Странное такое название, потому что две книги живут в одной. Нет, не так: книга имеет два входа. С вороньей стороны обнаруживается не только поэма Эдгара По, но и "Баллада о Редингской тюрьме", историю возникновения которой вы уже знаете, а также большой и сочный кусок Алана Милна, прочитав который невольно пожалеешь, что этого-то Нина Чуковскому не успела прочесть, а уж он-то оценил бы!
     - Когда я пришла к Заходеру, который перевел "Винни-Пуха" со всеми его сопелками-пыхтелками, - говорит Нина, - и сказала, что хочу перевести стихи Милна, она спросил: "А зачем? Это невозможно". Может быть, он потому так категорично сказал, что у него была другая продуктивность. Например: через месяц сделать перевод такого-то стихотворения. Я думаю, перевод Милна действительно не получился бы у меня, если бы я не занималась этим... годами. Я закладывала в себя стихотворение, например, о королевской считалке, как программу в компьютер...

Когда очки, к примеру,  
Терял владыка Перу,  
Когда, съезжая с горки,  
Он падал носом в снег,  
Когда горшок с цветами  
Ронял на платье даме,  
Когда на шляпу новую  
Садился невзначай,  
Когда, бродя по лужам,  
Он забывал про ужин,  
Опаздывал в столовую  
И пил oстывший чай,  
Когда он был не в духе,  
Когда кусались мухи  
И никому не жалко 
бывало короля,  
В любом подобном случае  
Пока не станет лучше,  
Король шептал считалку,  
Губами шевеля...  

    Прониклись? Теперь вы понимаете, что имел в виду Чуковский и как заблуждался Заходер? Бедный король, с ним никто не водился, и это так типично для королей... - Слова крутятся, крутятся в голове, переворачиваются, до тех пор, пока все "камешки-стеклышки" не станут на свое место в мозаике, - так описывает Нина Воронель свой метод работы над переводами. А потом она поступила в Литературный институт. Вернее, ее поступил туда муж, и было это так...
     - Я решала задачи по математике и физике лучше многих, побеждала на олимпиадах, и куда поступать было ясно, - объясняет свой выбор Нина. - В университете, познакомившись с Сашей (а он был настолько умнее меня!), я поняла: умение решать задачки - это еще не вся физика, у Саши совсем другая физика. Вот он отдал меня в Литинститут и успокоился. Пока я ездила в Харьков к заболевшей маме, Саша взял мои документы и пошел меня поступать. Дошел до одного высокого чина, который, все посмотрев, сказал: "А зачем ей учиться? Если хочет, пусть уже идет на переводческий факультет".
    Так я стала студенткой, изучала таджикский и персидский языки, переводила персидскую поэзию. А Саша, которому было страшно интересно, приходил ко мне в институт, и все его спрашивали, кто, мол, такой. Он отвечал: "Дунькин муж". Потом уже привыкли к нему.

Как она была Шекспиром

     Воронели приехали в Израиль 30 декабря 1974 года. Накануне нового года, вырвавшись наконец из своего отказа (Александр Воронель - один из идеологов еврейского исхода из бывшего Советского Союза, физик, профессор тель-авивского университета, автор таких книг, как "Трепет забот иудейских" и "В плену свободы"). - Это он меня притащил, - признается Нина. - А я все время повторяла: "Что я там буду делать?" Все, что появилось потом, было для нее самой полной неожиданностью. 18 пьес, огромное количество сценариев, по двум из которых были поставлены фильмы: один обычный и два телевизионных - по одной и той же пьесе.
     - "Час из жизни профессора Крейна" (режиссер Слава Чаплин) послали на фестиваль в Венецию, а там его купило немецкое телевидение, - рассказывает Нина. - Это был первый израильский телефильм, который удалось продать за границу. Потом ту же пьесу напечатали в журнале "22", и ее прочел какой-то переводчик, перевел на английский язык, и ее по ней сняли фильм на британском телевидении под названием "Как я была Шекспиром". Два этих телефильма хранятся у меня, записанные на одну кассету. Нет, миллионершей я не стала. Израильтяне меня просто обманули, англичане заплатили, но очень мало. Я предложила "Би-би-си" сценарий 4-серийного фильма о жизни Достоевского, подписали контракт, который занимал больше страниц, чем сценарий, но впоследствии там сменилось начальство, и проект отменили.
    Художественный фильм по пьесе Воронель "Матушка-барыня", где действие происходит в абортной палате, который поставил тот же Чаплин, показывали во внеконкурсной программе Каннского фестиваля. - Денег снова получила ничтожно мало, - смеется Нина. - Всегдашний припев: "Скажи спасибо, что взяли твой сценарий!" А первая написанную мной (еще в Союзе) пьеса - "Шестью восемь - сорок восемь" получила всесоюзную премию как лучшая пьеса для кукольного театра. Ее поставили, в результате чего режиссершу выгнали, а директору театра вынесли строгий выговор с предупреждением. Смешно сказать, какая была обнаружена в кукольном спектакле крамола: там были лорды, а ценители вынесли приговор, что "это все про советскую систему". На воре шапка горела.
    В министерстве мне одна дама сказала: Мои режиссеры ваши пьесы ставить не будут! Никогда!" Пьесу "Первое апреля" поставили в США, где она шла с большим успехом. У меня тогда было два необыкновенных месяца (в течение первого ставился спектакль). Для меня сняли квартиру... Кстати, именно в это время я заговорила нормально по-английски. Для Голливуда я не гожусь, наверно. Сценарий, превратившийся впоследствии в роман "Ведьма и парашютист", нравился всем и многие хотели снять фильм по нему, но ничего из этого не вышло.

Уложить его в постель было просто

     Первый роман Нины Воронель "Ведьма и парашютист" вышел в Израиле и в России, а со вторым, "Полет бабочки", Россия пока отстает. Держит паузу, наверно. Все-таки в главных героях ходит израильский десантник по имени Ури!
     - Я не хотела чтобы это была я или какой-то печальный русский "оле", - объясняет Нина, - и придумала что это будет наоборот - супермен, израильский парашютист. Ко мне приходил один молодой человек, парашютист, рассказывал о своей жизни, так что история Ури - мною там почти ничего не придумано. Было три варианта отзывов на постельные сцены: Первый - эротические сцены недостаточно эротичны. Второй - все хорошо, больше не нужно, самый раз. Третий - зачем так подробно, так физиологично? Вот это меня страшно удивило. Все, что дальше, нельзя описать, не выходя за пределы, за которыми лишь банальность.
    Эротические сцены по-моему проще всего написать. Для этого мысленно нужно отождествить себя кем-то из героев, лучше - обоими. Деда я понимала лучше всех: несчастный старый человек, паралитик, но внутри же у него все сохранилось! С ним никто не разговаривает, никто его не любит, никому он не нужен, а страсти в нем по прежнему кипят. Он безумно любит дочь и ревнует, считая всех остальных мужчин своими соперниками. Во второй части возлюбленной Ури, Инге, нет, там его мать Клара вышла на первый план, она и эротический заряд несет. Я сама не знала, когда начинала писать, что появится террорист Карл и что он будет такой... Во второй книге он самый обаятельный, и я ничего не могла с этим сделать. Как мне было сделать так, чтобы Клара из всех своих любовников выбрала именно его и полюбила? Значит, была в нем такая тайна, которая вызвала эту любовь... И я сама не устояла. Ури я уложила в постель с другой... с легкостью. Но сколько мне потом понадобилось сил, чтобы не допустить повторения этого в последующие четыре ночи! Я считала, что первый раз - можно счесть случайностью, но второй - это было бы уже изменой. А я не хотела, чтобы он изменял Инге. И каждую ночь я что-то придумывала. Один раз он должен был просидеть до утра в библиотеке, второй раз - уехать, а в третий дама сама его прогнала, обидевшись за первых два. Один раз она чуть-чуть не захватила Ури днем - прошлось запереть его в ванной. Это было непросто, придумать все эти уловки...


Ирина Грушина
31.08.01

Copyright © 2000-2001 Женский клуб на основе phpweblog