Реувен Пятигорский

     Из окон здания, стоящего напротив моего дома, каждый вечер раздаются громкие голоса. Там, в полумраке одной из квартир, два старых актера, вышедшие на пенсию, разыгрывают длинные диалоги несуществующей пьесы. Один исполняет роль, якобы, Шарона, второй - Переса. Бред, конечно. Но мне нравится театр абсурда, поэтому я могу слушать их часами, сидя на балконе и попивая "кока-колу".
     Обычно спектакль начинается так:
     - Не буду! Не буду! - кричит Перес.
     - Еще как будешь! - отзывается Шарон, выкручивая напарнику руки (о чем можно догадаться по громкому пыхтению).
     Но Перес даже с выкрученными руками не сдается:
     - Ты меня цинично используешь, надоело! Принудил меня заявить - позор-то какой! - что соглашение Осло все еще живо и актуально. Да в этой бумажке, чтоб ты знал, не больше актуальности, чем в поддержанном туалетном рулоне. А пользы еще меньше, я проверял!
     Теперь слышен голос Шарона:
     - Побрыкайся мне… Завтра объявишь по радио, что мы размораживаем финансовые активы палестинцев и навечно выводим ЦАХАЛ из Хеврона. Не пугайся, потом обратно заморозим и введем. И еще сообщишь в Кнессете, что отныне все расходы на палестинских боевиков мы берем на себя: провожать в последний путь будем с музыкой. Что-нибудь печальное; скажем, из оперетт Оффенбаха.
     - Боевиков с музыкой?! Да это же издевательство над Оффенбахом! (Слышно, как Пересу зажимают рот.)
     - Без тебя знаю. Но ты предложишь! Для поддержания имиджа своей непроходимой левизны. Не кусайся! Ты просто ляпни, не подумавши, и твое имя - сразу во всех газетах, ты же любишь, когда сразу во всех, верно?
     - Нет, нет и нет!! (Это Перес освободил свой рот.)
     Теперь слышны удары сценарной папкой:
     - Да, да и да!!
     - Ладно, убедил, - уступает Шимон Перес логике оппонента. - Но последний раз.
     - Не надейся! Через неделю отправишься в Монголию, на конференцию ООН по гуманитарным проблемам мирового океана. Там признаешься с трибуны, что девять месяцев вынашиваешь план создания Палестинского государства. Больше нет сил терпеть.
     - Что ж тут странного? (С гордостью.) Это правда!
     - А то, что государство будет не на одном, а на обоих берегах реки Иордан, от Иерихона и дальше на восток. Но мешают некоторые технические трудности - в виде королей Иордании и Непала.
     - Не поеду! Что тебе сделал тихий джентльмен из Катманду? Мы с ним знакомы с детского сада, интеллигентная семья, мухи не обидят. За ним старый должок числится в подкидного, теперь ведь не отдаст!.. А главное, на этих конференциях антиглобалисты взяли в обычай закидывать меня гнилыми яйцами по самые уши. У меня из-за этого уши не растут, гляди-ка…
     - Не отвлекайся. И там же, как бы случайно, намекнешь, что надумал выдвинуть своего дружка Арафата на второй нобель по миру. А если второй по миру ему не светит, то согласен на первый по физике или там физкультуре, тебе все равно, главное чтоб дали. Если же упрутся, пригрози, что завещаешь ему свою премию, пусть локти кусают. Завещание я уже составил.
     - Плевать мне на завещание: если я и умру, то не скоро. Но почему ты называешь его моим дружком?! Каирский ишак ему дружок! Я этому бандиту руки больше не подам, не то что нобеля. Знаешь, сколько на нем еврейской крови!
     - Знаю, поэтому подашь. Ибо как рассуждают на Западе? Смотрите, евреи с юдофобами по-человечески общаются, значит интеллигентные люди, а не шпана из подворотни, надо бы им санкции помягче врезать. Вот тут мы твоего дружка и придушим.
     - Начисто? Давно пора! - И Перес начинает радостно скакать по комнате: тра-ля-ля, тра-ля-ля.
     - Нет, самую малость, чтоб похрипел и успокоился. А то кого ты с днем рождения по телефону будешь поздравлять? Кому в Мукату венок отправишь - мол, с новосельецем вас после ремонта?
     Перес снова валится на свое место. Слышно, как кресло жалобно всхлипывает.
     - Да что я, идиот, что ли? - удрученно спрашивает он своего напарника по коалиции.
     - Нет, не идиот, - отвечает напарник, - но об этом люди узнают лет через двадцать, когда прочтут твои мемуары. Ты вспоминать уже начал? Там всю правду про нашу коалицию и изложи, как на духу, и даже от себя прибавь, тебе все равно поверят.
     - Ах, как ты не понимаешь, - начинает Перес свой страстный монолог. (Чистый Шекспир, "Отелло"!) - Я тоже рос в этой стране и люблю ее. По-своему. Даже собирался стать таким же бравым генералом, как ты, но меня бросили на партийное строительство. Поверь, переставить местами двух гавриков в руководящем списке партии куда сложнее, чем форсировать Суэцкий канал во главе танковой колонны. Ибо ты форсировал глухой ночью, шашки наголо, а я переставлял гавриков при свете дня. Попробуй, сохрани честное лицо при свете дня! К тому же, ты дрался с египтянами, а я со своими, что опаснее, ибо славы от них не дождешься, а денег еще меньше. Теперь же, - тут Перес принимается отирать пот со лба (слышно, как отирает), - мое лицо патриота и вовсе насмарку.
     - Мне не нужен патриот! У меня патриотов - две трети страны, могу другим отсыпать. - Шарон повышает голос. (Наступает его черед играть на публику. Чистый Горький, "На дне"!) - Мне нужен настоящий миротворец, который и врага приласкает, и своим спуску не даст. (Откашливается, стоя у окна.) Это очень трудное дело - мирный процесс. И мы готовы к самым болезненным решениям для нашей нации. Например, и дальше терпеть тебя в правительстве. Поскольку только с тобой, как ни скорбно, согласны разговаривать Йошки Фишеры и прочие евролидеры. Ты же для них - свой в доску голубь, проверенный председатель мирового Интернационала. А я - ястреб, палач Сабры и, как ее там, Шатилы. По мне Гаагский трибунал давно плачет, согласен?
     - Согласен, давно плачет, - бормочет Перес и лезет в карман за носовым платком. Слышно, что лезет, потому что тут же сморкается…
     В финале пьесы актер, играющий Шарона, высовывается в окно и обводит взглядом окрестности. Глаза налиты кровью, лысина покрыта испариной, рукава закатаны по локоть, будто он только что из-под Сабры.
     Любители театра, сидящие, как и я, на балконах, тут же встают и, как ни в чем не бывало, уходят внутрь своих квартир - вечерние новости посмотреть по телевизору, чайку попить на ночь. Хотя, что теперь нового покажут в новостях?
     А Шарон, довольно хмыкнув, закрывает окно и задергивает шторы. Сейчас у них пойдет секретная часть заседания, - но об этом мы узнаем только через двадцать лет, из мемуаров.
     Сентябрь, 2002