Меня разбудили ночью. Звонком с Чукотки. С предложением срочно помочь Зяме.
     - Что случилось? - спросил я, сожалея о прерванном сне.
     - Зяма залез на трибуну в клубе моржобоев и не хочет слезать, - сказали мне по телефону. - Уборщица ушла, свет отключили. А он - ни в какую, торчит в потемках и вещает на весь поселок голосом Левитана. Жители жалуются: пускай уж сразу о войне объявит, а то совсем замучил. Скоро полярное утро, люди не высыпаются!
     - Ничего не понимаю. Какая уборщица, какое утро Левитана?
     - Объясняем. Тут у нас местный Еврейский конгресс заседал. Понятно? Все четыре человека. Давно по домам разошлись. А Зяма залез на трибуну и ногами брыкается, спустить невозможно. Тоже понятно? Мы бы его на ключ закрыли, пускай зимует, но в зале скоро утренник для детей. Представляете, дети на собаках приедут - а перед ними Зяма! Это же удар на всю жизнь. Мы уже всех его друзей обзвонили, чтобы повлияли. Никого не слушает. Говорит, могу общаться только с Пятигорским из Иерусалима. Вся надежда на вас, помогите!
     - Ну ладно, - вяло согласился я, понимая, что сегодня мне не спать: идет операция по спасению. - Передайте трубку пациенту.
     Трубку передали. В ней раздалось знакомое сопение.
     - Привет, Зяма, - говорю. - Чем занимаешься?
     - Сейчас или вообще? Сейчас сижу наверху, мировую славу осваиваю. А вообще разрабатываю доктрину чукотских евреев по соблюдению традиций.
     - По соблюдению чего? - не понял я. - Прямо на трибуне?
     - Нет, на трибуне я привыкаю к свету юпитеров, хотя кругом временный мрак и сплошное недопонимание. А доктрину разрабатываю дома, когда меня на трибуну не пускают.
     - Ну и что разработал?
     - Разработал, что мы ничем не отличаемся от местных чукчей. Кроме того, что у них есть доктрина, а у нас нет, хотя давно пора: тут без доктрины совсем окоченеешь. Еще разработал, что чукотские евреи не поощряют эмиграцию, потому что она предполагает отрыв от своих корней, извини за красивую фразу, мне ее местный модельер сочинил, кутюрье по кухлянкам. А мои корни как врылись в местный снег, так их никакой лопатой, вот как я родину люблю!
     - Что ты несешь, Зяма? - ахнул я, забыв, что участвую в операции по спасению. Как известно, в такие минуты нельзя делать резких заявлений, а то пациент в знак протеста сиганет с моста вниз, т.е. извините, свалится с трибуны, и тогда своих не соберешь!
     - Ничего не несу! Надо жить в ногу со временем. И в руку. Пока дают. У нас даже религии, заметь, одинаковы, недаром как анекдот - так или чукча в синагоге, или Зяма в яранге. Это больше, чем смешно, это духовно! Поэтому в соавторы на доктрину я привлек главного чукотского раввина. Он, правда, камчадал, но лицом - чистая Аляска, а это уже штат! У вас штаты есть? Вот видишь, а у нас сразу за сугробом. Ой-ой-ой.
     - Ты чего?
     - Антисемиты трибуну качают! Продолжаю: у евреев с чукчами много общего в истории и культуре, т.е. почти все общее, ничего раздельного нет. Так что делить нам особенно нечего, потому что ничего не осталось, кроме северного сияния, ой-ой, мамочка!
     Чувствовалось, что его стали основательно трясти. Но он прокашлялся и продолжил:
     - Чукотские евреи - это прежде всего граждане Чукотки, независимо от национальности губернатора. Эту страну мы считаем своей родиной и перед нею в долгу. Да прекратите, черти, я же на вас свалюсь! Наши самые большие надежды мы связываем с местными оленями и теплыми нартами. Здесь я буду похоронен в роще вечнокорявого ягеля, и поэтому здесь - спасите, падаю! - мое будущее.
     Тут раздался треск раскалывающейся трибуны. Зяма успел прокричать: "Евреи выбирают Чукотку!" - и ударился телом о вечную мерзлоту. В Иерусалиме, было отлично слышно.
     Выждав несколько секунд, я осторожно спросил:
     - Зяма, ты жив?
     - Однако да. Но чуть меньше, чем раньше, - ответил мне его тихий голос. - Ах, Рувен, как трудно привыкать к славе. Даже временной.
     И он что-то жалобно запел по-чукотски. Наверное, колыбельную. Так всегда происходит, я заметил, когда падаешь на голову.
     В ту ночь я долго не мог уснуть. Где ты, мой бедный Зяма? До каких доктрин додумался на ледяном ветру посреди дикой тундры? Позвони, друг, я тебя снова буду спасать…


     Июль 2001