Хельку била сильная дрожь, хоть холода она не чувствовала. Она сама не знала, зачем она, преодолевая мучительную боль в калечной ноге, продолжала упорно брести вверх по крутой дороге в замок. Ведь она своими глазами видела Клауса в уносящейся прочь машине - он пытался что-то открыть, то ли окно, то ли дверь, но Марта ему не дала. Значит, в замке его точно нет и надеяться ей не на что.. И все-таки она не пошла домой после стремительного бегства голубого "Пассата" - что бы она делала там без Клауса и без надежды увидеть его вновь? Ущелье, по которому вилась вверх узкая лента шоссе, с одной стороны было ограждено мерно колышущейся стеной густого леса, с другой - безмолвной стеной набегающих друг на друга утесов. Хоть Хелька знала, что утесы эти красные и веселые, в темноте они казались зловещими и чернильно-черными. И вдруг один из них на миг заискрился малиновым, розовым и алым и тут же погас. Сердце Хельки рванулось куда-то под горло - только фары подъезжающей снизу машины могли осветить скалу такой мгновенной вспышкой. Она даже знала зазубренную расщелину между утесами, через которую световой луч мог проникнуть на такую высоту. Еще секунда и нарастающий рокот мотора подтвердил правильность ее предположения - снизу от моста к замку поднимался автомобиль. Значит, страхи ее были напрасны и фрау Инге возвращается в замок? А вдруг она возвращается одна, без Клауса - оставила его в Карштале с Мартой и с Ними, а сама поспешила домой, в теплую постель? Не в силах выдержать эту пугающую неопределенность, Хелька почти бегом начала спускаться навстречу приближающейся машине. Не успела она пробежать и десятка шагов, как больная нога ее подвернулась, руки напрасно схватились за воздух и она покатилась под гору, прямо под стремительно накатывающиеся на нее колеса. Последнее, что она успела увидеть перед тем, как сознание покинуло ее, был сине-красный вращающийся световой узор, скользящий откуда-то сверху на черный асфальт.
УРИ
Когда какое-то взъерошенное, но явно человеческое, существо вывернулось из темноты и бросилось под колеса автомобиля, Ури затормозил так резко, что его самого вместе с автомобилем чуть не вынесло далеко за пределы шоссе. Но он все же ухитрился сохранить равновесие, пусть не душевное, но физическое, поставить машину на ручной тормоз и выбраться наружу. Существо неподвижно распласталось на асфальте в трех сантиметрах от бампера, уронив голову на простертые вперед руки. Оно несомненно было женского пола - руки были голые, ноги тоже, беззастенчиво обнаженные вздернувшейся при падении юбкой. По открытой взгляду Ури руке, изуродованной сплетением грубых шрамов, он с удивлением узнал Хельку - какая нелегкая занесла ее на горную дорогу в такой поздний час? Куда она шла - вниз или вверх? И зачем? Ведь она и среди дня никогда не приходила в замок, утверждая, что не может добраться в такую высь из-за увечной ноги. Ури растерянно смотрел на лежащую поперек дороги девчонку, не зная толком, как ему с ней следует поступить. Он не мог оставить ее валяться без сознания на ночном пустынном шоссе, но не мог позволить себе задержаться из-за нее ни на секунду - ведь все его попытки связаться с Инге оказались безуспешными. За эти два часа он трижды останавливал машину возле телефонных будок и тратил драгоценные минуты на то, чтобы нетерпеливо вслушиваться в бесконечные безответные гудки. Он перебрал в уме все возможные сценарии, которые способно было изобрести его воображение, - она задержалась при проведении экскурсии, она устала и заснула так крепко, что не слышала телефонных звонков. И наконец, самый невероятный - ей почему-то не захотелось проводить эту ночь в одиночестве в замке и она отправилась ночевать к Вильме. После чего он немедленно позвонил Вильме. Та ответила ему сразу, после первого же гудка, - нет, Инге у нее нет, что за глупости, она всегда отказывалась покинуть замок на ночь, боялась его обидеть, да, она оставила Инге в полном здравии час тому назад под надзором верного Ральфа, она наверняка очень устала и свалилась, как убитая, но все же хорошо, что Ури уже близко к дому, пусть поспешит, на всякий случай, береженного Бог бережет. Ури поспешно попрощался с Вильмой, поклявшись позвонить ей немедленно по приезде в замок, чтобы она могла уснуть спокойно, и помчался по темному шоссе. Пока он, злоупотребляя своим самозванным статусом полицейского, на запредельной скорости обходил то справа, то слева все попутные машины, в нем грозно росла уверенность, что единственным объяснением странного молчания Инге может быть ночной визит Карла. И вот теперь, в самом конце пути, эта нелепая задержка! Не найдя другого выхода, Ури подхватил на руки легкое тело Хельки и попытался уложить его на заднее сиденье. Это оказалось не так просто, - то руки, то голова девчонки застревали в узком пространстве между дверцей и корпусом. Можно было подумать, что она нарочно сопротивляется усилиям Ури затолкать ее внутрь, - если он держал ее обеими руками, то ее плечи застревали в дверном проеме, однако стоило ему освободить одну руку, чтобы направить эти хрупкие плечики в нужную плоскость, как нижняя часть ее тела провисала и цеплялась за раму машины. Наконец, доведенный до полного отчаяния, он попробовал упереться в ее спину коленом, как вдруг заметил, что она смотрит на него широко открытыми глазами, пытаясь понять, кто он и что происходит. - Ури? - неуверенно прошептали ее губы, - Слава Богу, ты вернулся! - Хелька! - крикнул он слишком громко, благодарный ей за то, что она пришла в себя. - Тебе уже лучше? Скорей садись в машину. Хелька слабо затрепыхалась в его руках и сама опустилась на заднее сиденье - удивительно, как легко ее руки, плечи и голова скользнули внутрь машины по собственной воле. Закрыв за ней дверцу, он ринулся к водительскому месту. Но даже не успел завести мотор, как она вцепилась в его шею: - Не надо в замок, Ури! Там никого нет! Они все уехали! - Кто уехал? - И Клаус, и фрау Инге! Ури почему-то сразу ей поверил - это объясняло и его оставшиеся без ответа телефонные звонки и Хелькино неожиданное появление на ночном шоссе. - Куда они поехали? Он включил мотор, готовый ехать туда, куда она скажет. - В Каршталь. - В Каршталь? Зачем? Вопросы он задавал уже на ходу. Но, к сожалению, развернуться на узком шоссе было негде, так что пришлось продолжить путь наверх под сбивчивый рассказ Хельки о секте, о церемонии и о предложении Инге, чтобы Клаус не соглашался ехать без нее. - Мне показалось, что она придумала это нарочно, чтобы он остался дома. Но потом она почему-то сама его повезла. Прежде, чем развернуться на новой круговой площадке перед мостом, Ури все же осветил фарами ворота и обомлел - они были не заперты! Между полуотворенными створками зиял широкий просвет, в центре которого, пригорюнившись, сидел печальный Ральф. Уехала среди ночи, ворота не заперла и Ральфа с собой не взяла! Такого с Инге еще не случалось! Что-то там было не так! - Ты была там с ними? - Нет, - заплакала Хелька, - они же с мамкой на велосипедах, а у меня нога... При виде подъезжающей машины Ральф заволновался, с лаем вскочил на ноги и ринулся в атаку. Когда он уперся лапами в пассажирскую дверцу, Ури распахнул ее приглашающим жестом: - Прыгай, дружище, к нам! В первый миг пес потерял голову от радости и навалился на Ури всей своей тяжестью, напомнив ему их первую, не столь дружескую, встречу. - Давай, брат, без лишних сантиментов, мы спешим, - Ури ласково сбросил со своих плеч все еще мощные собачьи лапы и, направив машину обратно вниз, опять обратился к Хельке: - Но ты видела, как они уезжали? - Еще как видела, - шмыгая носом, выкрикнула Хелька. - Они мимо меня проехали. Я их на мосту ждала, думала, раз уж они едут, пусть и меня с собой возьмут. - Чего ж они не взяли? - Та не знаю. Сперва тот, что рядом с фрау Инге сидел, хотел меня взять и даже пальцем позвал, а потом, как я к дверям побежала.... Вот оно, вот оно, - тот, что рядом с Инге сидел! - Кто же это рядом с фрау Инге сидел? - Та не знаю, чужой кто-то. Я его раньше тут никогда не видела. Ральф закинул голову и заскулил, словно желая вмешаться в их разговор, но Ури было не до собачьих переживаний. - Высокий? В очках? - Может, и высокий, он же в машине сидел, - Хелька задумалась и даже перестала плакать. - Только не в очках, без очков и с усами. Тонкие такие усы, как шнурки на ботинках. Это было не важно - Карл вполне мог сменить очки на усы, и даже наверняка сменил, чтобы замести свой след. Но вот зачем он заставил Инге везти его на церемонию в Каршталь? Что ему могло там понадобиться?
МАРТА
Марта не знала, радоваться или огорчаться из-за того, что фройляйн Жоли позволила Инге присутствовать на церемонии. С одной стороны, это наверно был единственный способ загнать в Каршталь заупрямившегося Клауса - еще минута и этот идиот повернул бы обратно, сведя на нет все ее материнские усилия. С другой - Марте только не хватало, чтобы Инге потащилась за нею и туда, на Сириус. Неужто недостаточно, что свою несчастную жизнь ей пришлось провести рядом с этой ведьмой, с этой змеей подколодной, вообразившей о себе невесть что. Она, видите ли, самая умная, самая красивая и самая справедливая! Знаем мы эту справедливость - чужих сыновей ведьмовскими зельями привораживать. И ведь все назло ей, Марте. Иначе на черта бы ей сдался урод Клаус, когда у нее от настоящих мужиков отбою нет. Вон, не успел еврейчика след простыть, как тут же ее ненаглядный Карл вернулся. А как она по этому Карлу убивалась, когда он сбежал - уж от кого, от кого, а от Марты ей не удалось утаить, что она все глаза проглядела, его поджидаючи. Вся извелась, думала, он навсегда от нее слинял. И вот поди же, на тебе - он к ней вернулся, да так прикипел, что и на секунду отпустить не хочет. Везет же некоторым! Марту так увлекли недобрые мысли об удачливой гадюке Инге, что она даже не заметила, как они прошли через сад и спустились в зеркальный зал. Там было почти темно, только цепочка маленьких лампочек светилась под потолком. Народ уже собрался, все в белых балахонах, торжественные и бледные. Войдя в привычный полукруг, застывший перед пустым алтарем, Марта устыдилась своих нехороших чувств - ведь Мастер учил, что только чистые душой и возвышенные умом сумеют пройти по космическому мосту, ведущему на Сириус, тогда как недостойные будут развеяны пылью в космических просторах. - Мамка, а поесть тут не дадут? - прогудел ей в ухо Клаус. - Тише, - шикнула на него Марта. - Ты с ума сошел задавать такие вопросы! - А почему нет, вопрос нормальный. Я сильно проголодался. Марта не успела отчитать его как следует, потому что заиграла музыка и все запели. Пели красиво и нежно - про грязный и развратный мир вокруг, полный самолетов, машин и всякой другой нечисти, и про то, что не надо отчаиваться, скоро все уладится, наступит конец света и сгинут навеки нечистые люди со своими нечистыми машинами. .А для тех, которые очистились и не сбились с пути, откроется заветная дверь, за которой засияет дорога на Сириус. "Дорога на Сириус, дорога на Сириус!" - повторил хор и стало тихо-тихо. Потом где-то за зеркальной стеной зазвенела пронзительная струна, от чего ноги у Марты подкосились и она упала на колени перед обитым алым бархатом алтарем в центре зала. - Дорогу на Сириус! Дорогу на Сириус! - взмолилась она, рыдая в голос и не слыша, как другие вслед за нею молят о том же. Но дверь все не отворялась и не отворялась, и Марта начала терять надежду, что переход на Сириус свершится сегодня. А тут еще Клаус не отставал и требовал немедленно дать ему чего-нибудь поесть, а то он повернется и уйдет - не нужны ему никакие ее церемонии на голодный желудок. Мастер, не оборачиваясь, взмахнул рукой, как малиновым крылом, и раздался глухой рокот, словно снаружи о стены зала разбивались морские волны. Голос Мастера взлетел на высоких нотах, тоже подобный рокоту волн. - Я вижу, враждебные силы не дают заветной двери открыться. Нам придется найти их и изгнать из нашей среды. Марте стало страшно, что если все это из-за Клауса с его капризами, так его сейчас прогонят. Она схватила его за руку, остро сожалея, что он уже взрослый и она не может заткнуть ему рот хорошим тумаком. Тем временем Мастер, взмахнув рукавом, очертил малиновый круг у себя над головой, и в люстре под потолком вспыхнули яркие разноцветные лампочки, вырвались из патронов и стали кружиться в воздухе. Отчаяние охватило Марту - ей уже приходилось видеть кружение лампочек перед упрямой, не желающей отворяться дверью, а пару раз случилось даже, что ей пришлось пойти спать, так и не дождавшись, пока она отворится. Неужели это случится и сегодня, после всего, что она проделала, чтобы притащить сюда Клауса? Второй раз ей это не удастся! Кто-то тронул ее за локоть - рядом стояла фройляйн Жоли с подносом в руках. На подносе выстроились граненые стаканчики с прозрачным красным напитком. - Выпей этот чудодейственный элексир, сестра, - прошептала она. - Он поможет тебе сконцентрировать энергию, которой не хватает для того, чтобы тебе открылась дорога на Сириус. Марта нерешительно взяла один стаканчик - раньше в святилище строго-настрого запрещалось есть, пить и даже думать о съестном. - И сын твой пускай тоже выпьет, если он хочет последовать за тобой. Клаус не заставил просить себя дважды - он быстро схватил стаканчик с подноса и спросил: - А бутерброда у вас не найдется? Хорошо бы с колбасой, но можно и с сыром. .Фройляйн Жоли сверкнула в его сторону сердитым глазом, но ничего не сказала в ответ, а просто повернулась к нему спиной и двинулась дальше со своим подносом. Напиток в стаканчике был чуть горьковатый, как микстура от кашля, которую Марта пила в детстве. Зато после того, как она в несколько глотков осушила свой стаканчик, на душе у нее стало легко и весело, страх ее рассеялся и уступил место спокойной уверенности, что все будет в порядке. Тем более, что дрожь за стенами утихла, рев волн умолк и лампочки вернулись обратно в люстру. В голове у Марты зашумело, замелькало, замаялось, руки-ноги стали невесомые и превратились в крылья. Мощная сила подняла ее в воздух и понесла все выше и выше. Прямо перед нею острый луч света пронзил потолок над алтарем и она радостно поплыла навстречу этому лучу, переливающемуся всеми цветами радуги. Хрустальные голоса запели: "Дорога на Сириус! Дорога на Сириус!" и Марта почувствовала в своей руке руку Клауса. Он больше не хныкал и не просил бутерброд, он держался за нее и плыл рядом с нею, как когда-то в детстве, когда он ее еще любил. Ей было хорошо и ничто не могло омрачить ее счастья, она не слышала ни криков, ни стонов, ни выстрелов, - мерно взмахивая крыльями, она неуклонно двигалась к цели, И когда резкий женский голос произнес над ее головой:: "Смотри, эта еще жива. Мальчишка уже готов, а она все еще дергается", она ничуть не испугалась. И даже когда мужской голос ответил: "Что ж, пристрели и ее", она услыхала выстрел, но не почувствовала боли. Она знала, что никто не сможет ее остановить по дороге на Сириус.
КАРЛ
Карл, не скрываясь от Инге, - да и куда было скрыться? - ловкими пальцами открыл секретные замки своей неразлучной сумки и вынул оттуда плоский кожаный пенал, напоминающий маникюрный набор. Хрустальные голоса пели "Дорога на Сирию! Дорога на Сирию!" так чисто и явственно, будто между кабинетом Мастера и залом не было ни стен, ни плотно закрытых дверей. - Какая странная акустика, - заметил он, аккуратно выкладывая на придвинутый к двери стул коллекцию миниатюрных инструментов непонятного назначения. - Можно подумать, что от зала нас отделяет только слой папиросной бумаги. - Я не удивлюсь, если узнаю, что здешний святой отец оснастил свой кабинет специальной аппаратурой для прослушивания разговоров и шепотов своей паствы. Карл выбрал коническую отвертку и крохотный пинцет. - Будь у меня время, я бы мог твою человеколюбивую версию проверить, но, боюсь, сейчас перед нами стоят другие задачи. И он погрузился в сложные манипуляции с пластиной, на которую опиралась дверная ручка. Хор за стеной взвился на неземную высоту, зазвенел, отразился от потолка и вдруг оборвался так резко, что стало слышно дребезжание металлического волоска в какой-то надорвавшейся от акробатики лампочке. Отвертка вырвалась из-под пинцета и вонзилась глубоко Карлу под ноготь. Высасывая кровь из зияющей ранки, он не удержался от упрека: - Ну на кой хрен тебе понадобилось сообщить Зильке, что ты ее узнала? - Сорвалось как-то, - покривила душой Инге, но Карл ей не поверил. - Только мне не ври, ладно? Ты ведь сделала это намеренно, чтобы улизнуть от меня. И что - улизнула? Он вернул отвертку и пинцет в предназначенные им гнезда и задумался над своей посверкивающей сталью хитроумной коллекцией. В зале по-прежнему было тихо, если не считать невнятных шорохов, вздохов и шепотов. И вдруг тишина взорвалась отчаянным воплем, в ответ на который прозвучал громкий хлопок, очень напоминающий выстрел. За первым выстрелом последовал второй, за ним третий и четвертый. Они следовали друг за другом быстро, почти без перерыва, но это не было похоже на перестрелку, - стреляли, по всей видимости, из одного и того же пистолета. Вдумавшись и вслушавшись, Карл способен был бы сказать, из какого именно, но сейчас ему было не до того. - Стреляют! - ахнула Инге, и Карл заторопился, - кто знает, как скоро придет и их час. Краем уха регистрируя нарастающую волну выстрелов, воплей и предсмертных хрипов, он взял самую надежную отмычку - с алмазным наконечником, которую берег только для экстремальных случаев. Она, как нож в масленке, прошлась по винтам, прижимающим дверную ручку к охранной стальной пластине, после чего сложный замок сам выпрыгнул ему в руки. Однако, прежде чем осторожно приоткрыть дверь, он смахнул инструменты обратно в сумку и оглянулся на Инге, не уверенный, что она не подведет. Инге, распластавшись спиной по стене, ладонями обеих рук поддерживала живот, ставший вдруг необъятным. В глазах ее скопилось страдание, мелкие капельки пота образовали блестящую пленку над прикушенной верхней губой. - Ты слышишь? Что там происходит? - едва слышно прошептала она. - Что бы там ни происходило, нам пора отсюда убираться, - Карл вынул из кармана захваченный им из замка пистолет и снял его с предохранителя. - Пошли! - Куда? Там же стреляют. Карл выглянул в коридор - звуки из зала туда не проникали, там было темно и тихо, - Похоже, у нас нет особого выбора. Или ты хочешь дождаться, пока они придут за нами сюда? - Но кто это - они? И зачем, зачем? - Боюсь, нам никогда этого не узнать. А теперь молчи и старайся не дышать. Он пересек темный коридор и мягко потянул на себя дверь, ведущую в зал. Она поддалась с неожиданной легкостью, приоткрыв перед ними фантастическую перспективу - пол зала был усеян десятками поверженных тел, которые, многократно отражаясь в его зеркальных стенах, бессчетно умножали видимое количество трупов. Что это именно трупы, не вызывало сомнений. Не только потому, что белые балахоны одних были обильно испещрены кровавыми пятнами, а под подбородками других были плотно затянуты тесемки мусорных мешков из желтого пластика, но главное, потому что над залом повисла особая мертвая тишина, - такую, наверно, и назвают могильной. Тишину эту нарушил было переходящий в рвотный спазм полувсхлип, начавший созревать где-то в горле Инге, но Карл успел вовремя обернуться и грубо зажать ей рот. Однако это действие не прекратило рвущейся из чьего-то другого горла надрывного рыка неуемной, выворачивающей наизнанку внутренности, рвоты. - Довольно, Серж! - прозвучал совсем рядом жесткий голос Зильке. - Порыгали немного и хватит. Из сумрачных недр зала в их сторону направился четкий цокот женских шагов, сопровождаемых немолодым мужским шарканьем. Отпустив Инге, Карл поспешно толкнул дверь обратно, оставив только узкую щелочку, которая давала ему возможность обзора лишь ограниченного сектора зала с алтарем в центре. Через какую-то долю секунды в этот сектор вплыли Зильке и Мастер, превращая страшную сцену бойни в произведение искусства - так удивительно тонко цвет их балахонов гармонировал с кровавыми лужами, быстро натекающими вокруг трупов. Глядя на простертые на полу бездыханные фигуры в белом, над которыми словно парили два крылатых малиновых ангела смерти с кадилами в руках, Карл не успел озадачиться - что за кадила? - как в ноздри ему ударил приторный запах бензина. Так это вовсе не кадила, а простые бидоны с бензином, которым оба ангела щедро поливали трупы. Наконец Зильке отшвырнула бидон и оглядела вереницу поверженных тел, кое-кого чуть подтолкнула носком туфли - вероятно, чтобы убедиться, что живых среди них нет. - Кажется, все отправились на Сириус, так что и нам можно в путь. И обернулась к Мастеру: - А где бумаги? Он, не отвечая, стоял перед ней, прижимая к груди свой бидон, как любимое дитя. Карлу показалось, что он может в любую минуту потерять равновесие и рухнуть на пол рядом с другими. -Черт побери, Серж, вы, кажется, совсем расклеились! - фыркнула Зильке - Где все документы? Все так же молча он вынул из кармана балахона пачку разноцветных листков и застыл, зажав их в безвольно повисшей руке. Зильке процокала каблучками в его сторону и, подойдя вплотную, выдернула листки из его вялой ладони. Бегло просмотрев их, она сунула всю пачку куда-то под балахон, взяла Мастера за плечи и развернула к себе лицом: - Тут только копии счетов, а где секретные коды? Мастер уставился на нее, словно не понимая, чего она от него добивается. Глядя на него, можно было поверить, что он близок к обмороку. Но у Зильке он не вызывал ни крохи сочувствия: - Серж, я спрашиваю, где секретные коды? Мастер смотрел на нее с тем же странным напряжением, словно смысл ее слов до него не доходил. Она начала раздражаться и, не сдерживаясь, сильно тряхнула его за плечо. Он громко икнул. - Перестаньте дурить, до взрыва осталось чуть больше десяти минут. Вспомните, где секретные коды? Похоже, в сознании Мастера что-то забрезжило и он неверной шаркающей походкой двинулся к алтарю. Там он, словно слепой, начал шарить по нижнему зазору между деревом и бархатной обивкой, пока под его пальцами, щелкнув, не открылся крохотный потайной ящичек. Мастер прицелился, чтобы выудить из ящичка какой-то предмет, но промахнулся. Он попробовал еще пару раз, но промахивался опять и опять. В конце концов Зильке это надоело, она отодвинула Мастера плечом и принялась за дело сама. Наблюдая за нею, Карл сообразил, что ящичек не так-то прост, а сделан с секретом - стоит слегка коснуться его края, как он мгновенно захлопывается. Секунду поразмыслив, она опять сунула руку под балахон и вытащила оттуда маленький пистолет. Мастер тяжело опустился на ведущие к алтарю ступени и спросил: - А тебя совсем не тошнит? - Какая разница, тошнит, не тошнит, когда через несколько минут тут все разнесет в клочья? - Нет, не говори! Ты молодец, что так легко это перенесла. - Первый раз всегда бывает трудно, а потом привыкаешь, - рассеянно ответила Зильке, перекладывая пистолет из правой руки в левую. - Так у тебя это уже не первый? - Да нет, уже третий. Первый раз мне пришлось проводить ликвидацию на Карибских островах, второй - в пустыне Невада. Там, страшно вспомнить! Народ оказался крутой, меня чуть не прикончили. - А у них там что стряслось? Она зацепила ящичек рукояткой револьвера, зажатого в левой руке, а правую ловким маневром сунула внутрь, чтобы тут же выдернуть. - Да ничего особенного, всегда одно и то же. Что там, что здесь. Полиция слишком близко вышла на след и надо было прятать концы. Пришлось всех убрать и взорвать, лучшего способа пока никто не придумал. На этот раз операция ей удалась - прижатый рукояткой ящичек защелкнулся слишком поздно, оставив в ее ладони маленький серебристый шарик. Поворачивая его между указательным и большим пальцем, она спросила: - Так ты говоришь, тут все секретные коды? - Все до единого, я сам проверил, - успокоил ее Мастер. Зильке, как видно, ему поверила - слегка закинув голову, она сунула шарик в рот и проглотила. - Ты что, спятила? - удивился Мастер, намереваясь подняться со ступеньки. Но Зильке опередила его - быстро перебросив пистолет из левой руки в правую, она взвела курок и выстрелила почти в упор ему в висок. Ошметки красного, белого и коричневого брызнули во все стороны, оставляя разноцветные разводы на малиновом поле ее балахона. - Прости, Серж, но таков приказ, - проговорила Зильке почти нежно и одним умелым движением освободилась от окровавленного балахона, который соскользнул вниз и прикрыл мягкими складками скорчившееся у ее ног еще дергающееся тело Мастера. Под балахоном на ней оказался очень льстящий ей элегантный шелковый костюм, лишь слегка изуродованный торчащей из кармана пачкой счетов. - Готовься, - предупредил Карл, наблюдая, как на глазах преобразившаяся в современную деловую даму Зильке вытаскивает из ящика под алтарем светлую нейлоновую куртку под цвет костюму и изящную сумочку под цвет куртки. Она спрятала пистолет в сумочку и, набросив куртку на плечи, начала просовывать руки в рукава. - Пошли! - скомандовал Карл и толкнул дверь ногой. - Только не вздумай сопротивляться, Лиззи, - сказал он, выходя в зал с направленным на Зильке пистолетом.
ИНГЕ
Ужаснее всего был запах. Да нет, не запах даже, а вонь, в которой тошнотворная одурь свежепролитой крови смешалась с тяжелым духом экскрементов и с горьковатым привкусом предсмертного пота. А поверх всего острый запах обильно разлитого бензина. Эту вонь нельзя было ни перенести, ни отвергнуть, ни принять за галлюцинацию. Все остальное выглядело скорее, как дурной сон - слабоосвещенные зеркальные стены, бесконечно отражающие поверженные фигуры - неужели это люди? - в заляпанных чем-то красным - неужели это кровь? - белых саванах. А вверху, над простертыми телами, огромный, во всю стену экран, заполненный лучезарной картиной звездного неба, где одна звезда сияла ярче и призывнее других среди равно-прекрасных подруг. Ореол вокруг этой звезды пестрел радужной россыпью переливчатых букв, сплетающихся в разные варианты слова "Сириус". Где-то среди этих окровавленных тел валялось и тело Клауса, которого она, Инге, приволокла сюда своей волей против его. У него, бедняжки, воля была такая слабенькая, такая нежная, ее так легко было вывернуть наизнанку, вот Инге ее и вывернула, преследуя свои интересы. И не только доставила его в Каршталь, но провела сквозь заграждение их страшных кованых ворот и заманила в эту зеркальную ловушку - прямо в лапы смерти. Это она, она погубила Клауса, нисколько не заботясь о нем, а лишь преследуя свои, свои, свои! - личные интересы. И вот теперь он лежит перед ней мертвый, безответный, бездыханный, и будет так вечно лежать перед ее глазами - мертвый, бездыханный, бездыха--а-а-а-а-а! Прокусив зубами мякоть ладони Карла, Инге сумела удержать в груди рвущуюся наружу горячую рвотную волну, но никакой Карл не в силах был бы остановить ее плач по убиенному ею Клаусу, этот истошный крик, даже не крик, а вой - а-а-а-а-а-а-а! И когда Карл решительно шагнул из-за двери в зал, она, не слыша его предупреждения и не замечая пистолета в его руке, вывалилась вслед за ним, вопя, причитая, моля у Клауса прощения - без слов, на одной ноте повторяя свое монотонное а-а-а-а-а-а-а-а-а! И бросилась было к трупам - искать Клауса. Однако Карл, не спуская глаз с Зильке, изловчился наступить Инге на ногу так больно, что она мгновенно смолкла и вроде бы пришла в себя, вроде бы вернулась в реальность и начала понимать происходящее. Хотя это была только видимость, потому что перед ее истинным взором, внутренним, не было ничего, кроме убитого ею Клауса, которого она так любила. Она все пыталась понять, зачем ей понадобилось привезти Клауса на церемонию в Каршталь, так как совершенно забыла не только про своего притихшего в страхе младенца, но и про Ури, встречу которого с Карлом еще недавно жаждала предотвратить любой ценой. Несмотря на это, ее внешний взгляд, который уже начал различать действительность, вполне зорко отметил, как ужаснуло Зильке неожиданное появление Карла с пистолетом в руке. - Только не вздумай сопротивляться, - тихо сказал он, почему-то называя Зильке Лиззи. Путаясь в не до конца натянутых рукавах своей изящной куртки, Зильке-Лиззи шарахнулась от него, словно надеялась убежать. Что он и отметил с недоброй усмешкой: - И бежать не пытайся тоже. Бежать-то некуда. И сумку с пистолетиком не надейся схватить, - добавил он, перехватывыая ее руку на пути к брошенной второпях на пол элегантной сумочке под цвет куртки. Нужно было признать, что самообладание вернулось к Зильке быстро. Даже и не пытаясь вырвать свою ладонь из твердой ладони Карла, она почти кокетливо проворковала - исходя при этом злобой, как нежно воркующая гремучая змея: - Не думай, что я не узнала тебя, Гюнтер фон Корф. Как бы могла я забыть изгиб твоей шеи после всего, что было между нами на той тайной квартире? Ты ведь, небось, ничего не рассказывал об этом своей хорошенькой курочке? Это порция яда была явно предназначена Инге, которую Зильке, повидимому, и впрямь приняла за жену Карла. - А пистолет опусти! - это она уже адресовала Карлу. - Ты ведь все равно в меня не выстрелишь. Иначе кто покажет тебе, как выбраться отсюда до взрыва? - Что, через входную дверь выйти нельзя? - Входная дверь заперта наглухо, а до взрыва осталось семь минут. - Так разряди взрывное устройство и кончим на этом. - Как я его разряжу? Я даже не знаю, где оно. Нужно спешить - его запустят телефонным звонком в точно назначенное время. - она потянулась за сумочкой. - Пошли, а то не успеем. Но Карл отдал сумочку не ей, а Инге: - Держи покрепче, тут все ее ценности. Они почти бегом пересекли зеркальное пространство и оказались в противоположном углу, не дающем ни малейшего повода подозревать, что где-то в нем таится дверь. Но она там все же таилась - под умелыми пальцами Зильке стеклянные пластины начали раздвигаться, образуя узкий проход, в который она тут же нацелилась нырнуть. И нырнула бы, если б ее не остановила твердая рука Карла. - Стой! Отодвинув Зильке в сторону, он кивнул Инге: - Проходи первая. Когда Инге ступила в тускло освещенный коридор, он скомандовал: - Достань из сумочки пистолет, отойди на несколько шагов, взведи курок и держи ее под прицелом. Инге послушно выполнила его приказ, после чего он подхватил Зильке под локоть: - Идем вместе! Зильке пошла, но не так послушно, как Инге, а протестуя на ходу: - Если мы будем задерживаться в каждом переходе, мы не успеем выбраться до взрыва. - А разве нам будет лучше, если ты захлопнешь за собой дверь и оставишь нас в ловушке? Подчиняясь команде Карла, они тесно сплоченной группой двинулись вперед. Коридор был такой узкий, что им пришлось идти гуськом, образуя сэндвич с Зильке в виде начинки. Шли молча, так что можно было отсчитывать время по гулким ударам сердца. Путь показался Инге бесконечно долгим, но взрыва все еще не было. Миновав еще два герметичеки открывющихся и закрывающихся дверных шлюза, они после нескольких крутых поворотов уперлись в основание темной лестницы, круто уходящей куда-то вверх. - Там, наконец, выход? - спросил Карл у Зильке. - Выход, выход. Давай скорей, времени почти не осталось. Но Карл еще не все выяснил: - Дверь или люк? - Дверь, люк, какая разница, - раздраженно отрезала Зильке и сделала шаг к лестнице. - Тогда впереди пойду я, - решил Карл. - Ты же не знаешь, как открыть, - возразила Зильке, но вяло, как бы заранее зная ответ. - Ничего, ты ведь мне подскажешь? Сколько там осталось до взрыва? –протиснувшись между Инге и Зильке, он остановился на первой ступеньке. - Инге, иди позади и все время держи ее на мушке. Лестница, к счастью, оказалась не слишком длинной и через полминуты Карл, отодвинув тяжелый засов, уже откидывал крышку люка. Он выбрался наружу и наклонился, протягивая руку Зильке: - Выходите быстрей. Инге следила снизу, как Зильке ухватилась за его протянутую руку и уперлась локтями в край люка. И вдруг вместо того, чтобы рвануться все телом вперед, она неожиданно качнулась назад и с силой ударила Инге в грудь острыми каблуками. Растерявшись, Инге уронила пистолет и, потеряв равновесие, покатилась вниз, больно ударяясь о невесть откуда взявшиеся выступы и углы. От этих ударов внутри ее черепной коробки возникло некое подобие барабанного боя: "Та-та-та-та! Та-та-та-та!". "Та-та-та-та! Та-та-та-та!"- гремели барабаны, все громче и громче, пока сознание Инге не помутилось от этого грохота и не упорхнуло туда, где было тихо.
КАРЛ
Карл отлично помнил, какой стервой была Лиззи в те давние времена, когда ему вместе с ней и с еще пятью так называемыми товарищами по борьбе пришлось прятаться от немецкой полиции в крошечной тайной квартирке. Опыт совместной жизни с ними навеки внушил ему отвращение к товарищам по борьбе вообще и к подругам по борьбе в частности. Стервозность Лиззи сыграла не последнюю роль в его резком и болезненном разочаровании в тех, с кем свел его провал их так блестяще начатого освободительного движения. Именно она перессорила всех заточенных с нею желторотых юнцов, без разбора кочуя из одного спального мешка в другой и даже не утруждая себя потребностью принять душ при очередной смене партнера. Именно она громче всех выкрикивала свои глупости во время их дурацких теоретических споров, именно ее истерический смех взрывал редкую тишину тесных прокуренных клетушек их убежища в самый неподходящий момент, тут же сменяясь столь же неуместными истерическими слезами. И, как ни удивительно, именно ее портрет навсегда застрял на желтом полицейском листке непойманных террористов. Значит, вот куда она спряталась - под непроницаемое крыло апокалиптической секты, принципиально не отворявшей свои мистические двери ни перед полицией, ни перед представителями государства. Что ж, неглупо, совсем неглупо - приходилось признать, что Лиззи весьма поумнела за эти годы. Сколько их прошло? Десять, наверно, никак не меньше. И за эти десять лет из вздорной девчонки с необузданными эротическими порывами она превратилась в хладнокровную распорядительницу чужими жизнями, которые она прерывала недрогнувшей рукой. Не он ли сам учил ее этому когда-то? Не он ли внушал ей и ее соратникам, что одна жизнь не значит ничего в сравнении с великими достижениями, оплаченными пригоршней таких жизней? Если бы у него было время, он бы попробовал выяснить у нее, ради каких достижений ей понадобилось устроить эту кровавую бойню среди зеркальных стен. Неужто просто ради денег? Но времени у него не было - за те несколько минут, что он следил за действиями Лиззи из-за приоткрытой двери, он вполне оценил ее смекалку и коварство. И понял, что ни на секунду не должен оставлять ее без надзора. Перед каждой потайной дверью ему следовало нейтрализовать постоянное стремление Лиззи избавиться от них любой ценой, для чего он и шел замыкающим, затиснув опасность между собой и Инге. Однако, заподозрив, что последняя лестница завершается люком, он решил сменить порядок и выйти наружу первым, чтобы не допустить рукопашной схватки между женщинами, пока он еще беспомощно копошится под землей. В исходе такой схватки он не сомневался, несмотря на пистолет, притворно твердо зажатый в руке Инге, - он видел, что она не в себе и ни к какому сопротивлению не способна. Он ясно представил себе, как ловко Зильке подсечет беременную Инге под коленки и, швырнув вниз лицом на землю, одной ногой сломает ей шею, а другой захлопнет люк у него перед носом. Казалось, он предусмотрел все - но, как выяснилось, именно в этом своем мудром решении идти впереди и дал маху. Когда Зильке мощным толчком сбросила Инге с лестницы вниз, в первую долю секунды он даже не осознал, что произошло, и чуть было не помог ей выбраться наружу. Но рефлекс самозащиты сработал быстро и он, носком ботинка лягнув ее где-то между носом и ртом, жестко скомандовал: - Немедленно спустись и принеси ее назад! Зильке ухватилась за его щиколотку, чтобы не упасть, и тут грохнул взрыв. Во все стороны полетели черепицы с крыши, осколки стекол, куски штукатурки. Где-то совсем близко, почти рядом, - неужто они бессмысленно метались по подземным коридорам, нисколько не отдаляясь от здания? - вспыхнули языки пламени, заполыхали, взметнулись высоко в небо, очерчивая розовым и багряным трепетные кроны деревьев на темном фоне ночи. Стало видно, что между ними и горящим зданием проходит чуть покосившийся каменый забор, - значит, они выбрались из-под земли за оградой карштальского парка. Зильке громко вскрикнула, призывая на помощь - взъерошенная сотрясением лестница ушла у нее из-под ног, так что она повисла над пустотой, вцепившись обеими руками в лодыжки Карла. Он сделал шаг назад, чтобы она не стащила его вниз, и она тут же воспользовалась этим, - напряглась всем телом и змеей выползла из люка вслед за ним. С трудом переводя дыхание, она распласталась на земле у него под ногами. Он направил на нее пистолет и прошипел: - Сейчас же спустись вниз и принеси Инге. И тут грянул еще один взрыв, гораздо ближе и громче, прямо у Карла над ухом. Он почувствовал обжигающий толчок в плечо и упал рядом с Зильке, не теряя при этом сознания, несмотря на невыносимую боль где-то между грудью и шеей. - Кто это? - спросил мужской голос сверху. Зильке медленно поднялась на колени: - Один старый знакомый. Она уперлась в землю дрожащими руками и поднялась, оставив Карлу для обозрения свои нарядные кремовые туфли на высоких каблуках, которых он до сих пор как-то не замечал, хоть все это время слышал, не вдумываясь, дробный цокот ее шагов. - Ты зачем здесь? - спросила она, слегка задыхаясь. - Чтоб тебе помочь. - Знаю я вашу помощь. - Как-то ни к чему, чтоб твоей машины не оказалось утром на стоянке, правда? - Ни к чему, так ни к чему,- оборвала его Зильке и шагнула в темноту. - Пошли скорей, пора. - Копии счетов у тебя? - поинтересовался мужчина, не трогаясь с места. - У меня, у меня. - Давай их сюда. Зашелестела бумага. - А где секретные коды, тоже тут? - Нет, коды у меня в голове - на всякий случай. Если ты очень страстно захочешь мне помочь. - Ну ты сильна, стерва, - то ли восхитился, то ли выругался мужчина. - Ладно, давай мотать отсюда, пока не прибыла полиция. - Слышишь, кто-то подъехал, уж не они ли это? Карлу тоже показалось, что он слышит рокот подъезжающей машины - или это гудела у него в ушах вытекающая из раны в спине кровь? Теперь он уже точно установил, что рана его именно в спине и что она обильно кровоточит. - А с этим что делать будем? Тут оставим? К Зильке уже полностью вернулся ее командирский тон: - Конечно, тут. Не с собой же его везти. Просто выстрели в него еще раз для верности. И люк закрой! Тело Карла напряглось из последних сил, готовясь принять выстрел, но тут оказалось, что весь этот кошмар ему просто приснился. Он проснулся, открыл глаза и увидел себя со стороны - он весело шел по обсаженной цветами дорожке библиотечного парка навстречу улыбающейся Кларе. Клара сперва тоже шла по дорожке, а потом вспорхнула и полетела по воздуху, простирая к нему руки. Но ей не удалось его обнять - на него навалилось что-то тяжелое, завершающееся серебристой собачьей мордой. Морда вплотную приблизилась к его лицу и начала облизывать его скользким, пахнущим псиной языком. Потом чья-то рука отодвинула морду и знакомый, хоть и неопознанный, голос спросил: - Куда ты девал Инге? Вслед за голосом у Карла перед глазами возникло знакомое лицо, которое он, наконец, узнал и засмеялся, как здорово все сошлось. Он смеялся и смеялся, захлебываясь заполняющей рот кровавой пеной и повторял сквозь смех: - Это вы, Ули? Как смешно, что вы тоже знакомы с Инге!
УРИ
За те полчаса, что они мчались в Каршталь, воем сирены разгоняя всех встречных и поперечных, Ури по крупице вытянул из Хельки разные мелкие подробности происшедших за этот день событий. Взрыв раздался за секунду до того, как полицейский автомобиль Ури вынырнул из извилистого ущелья горной дороги на ровный участок шоссе, ведущий к воротам усадьбы. Небо заполнилось огненными сполохами всех оттенков оранжевого и красного и машину сильно качнуло взметнувшейся над ущельем упругой волной горячего воздуха. Рвануло так сильно, что на миг Ури почти поверил, будто и впрямь наступил конец света, обещанный обильно политым слезами рассказом Хельки. Справившись со взрывной волной, Ури круто свернул на площадку у ворот, перед которыми одиноко застыл голубой "Пассат" Инге, радужно подцвеченный веселыми языками полыхающего невдалеке пламени. Он даже не успел затормозить, как Ральф с громким визгом начал ломиться из машины наружу. Поднятый псом шум не мог перекрыть отчаянных воплей Хельки, - бесконечно повторяя одно и то же слово "Клаус!", она тоже порывалась выпрыгнуть из машины на ходу. Нажатием кнопки автоматического устройства, централизованно освобождающего дверные защелки, Ури враз открыл все дверцы, предоставив свободу своим обезумевшим пассажирам. Первым вылетел из машины Ральф и с громким лаем умчался куда-то в глубину леса, темнеющего слева от огороженного забором карштальского парка. Хелька вывалилась через секунду после пса, торопливо проковыляла к воротам и, безутешно выкрикивая имя Клауса, стала биться всем телом об их узорчатый переплет. Ури мельком глянул в сторону "Пассата", чтобы удостовериться, что тот пуст, и, прихватив из бардачка полицейский фонарик, устремился вслед за Ральфом. За эти годы он привык доверять житейской мудрости верного пса. Сперва Ури обошелся без фонарика - в лесу, озаренном отблесками все ярче разгорающегося пожара, оказалось не так уж темно. Он бежал наугад, ориентируясь на хруст веток под лапами пса, хоть его можно было запросто спутать с треском горящего рядом здания. Впрочем, бежать пришлось недолго, - лес расступился, открывая небольшую прогалину, полускрытую от пожарного зарева кружевной сенью обступивших ее деревьев. Там суетились какие-то неясные тени. Что-то темное взметнулось высоко в воздух, прозвучал одинокий выстрел, раздался громкий вскрик, за ним пронзительный собачий визг и тени исчезли. Ури посветил фонариком - прогалина поначалу показалась ему пустой. Однако, пошарив лучом по усеянному розовыми бликами пространству, он заметил за кустом в дальнем углу едва различимую, вяло копошащуюся массу и направил фонарик туда. Острый луч выхватил из мерцающей полутьмы серебристо-розовую голову Ральфа, тычущуюся в какой-то брошенный на землю продолговатый предмет. Выскочив из-за куста, Ури сосредоточил свет фонарика на этом предмете, мимолетно отметив про себя странную неподвижность нижней части тела пса. Но думать об этом было некогда, - он опознал предмет, в который зарылась дрожащая от возбуждения собачья морда. Это был человеческий труп, и Ральф, рухнувший почему-то рядом с этим трупом, лихорадочно облизывал слабо белеющее среди травы мертвое лицо. Это могла быть только Инге, - кого еще мог облизывать Ральф с таким вдохновением? В два прыжка преодолев расстояние, отделявшее его от пса, Ури рывком отодвинул его голову и склонился над трупом. Ральф взвыл от боли, но Ури было не до него - он осветил фонариком лицо трупа и обнаружил, что это вовсе не Инге, а неизвестный ему темноволосый мужчина с тонкими усиками над верхней губой. Может, это тот незнакомец, о котором рассказывала Хелька? То-есть, Карл? Если да, то становилсь понятным поведение Ральфа, который, не обсуждая пристрастий своей хозяйки, когда-то служил Карлу так же верно, как потом служил Ури. Не вполне сознавая, что он делает, Ури вцепился пальцами в усики над губой трупа и рванул их на себя. Они отделились от кожи с легким треском, преображая мертвые черты неизвестного в хорошо знакомые черты Яна Войтека. Вдруг оголенные губы трупа дрогнули, и он со стоном открыл глаза - в них уже не было смысла жизни, а был какой-то другой, сокровенный, лишь ему одному ведомый смысл. Но Ури не стал вдумываться в переживания умирающего, он с силой тряхнул его за плечо и спросил о главном: - Куда ты девал Инге? Взгляд Карла, не проясняясь, остановился на Ури и он вдруг начал хохотать, захлебываясь заполняющей рот кровавой пеной. Он смеялся и смеялся и все повторял сквозь смех: - Это вы, Ули? Как смешно, что вы тоже знакомы с Инге! Ури просунул руку под спину Карла, - его рубаха и куртка насквозь пропитались кровью, обильно хлещущей из рваной раны на спине. Смех его, постепенно замирая, стал переходить в глухой клекот, но при этом казалось, будто он совсем не чувствует боли. Подавив в себе первый импульс заняться раной Карла, Ури повторил свой вопрос. - Где Инге? - крикнул он прямо в ухо умирающего, хотя надежды на ответ было мало: Однако Карл его, казалось, услышал. - Там, внизу, - прошептал он и вроде бы мотнул головой куда-то влево. А может вовсе и не мотнул, а просто дернулся в последней предсмертной судороге. - Где внизу? - зачем-то переспросил Ури, хоть спрашивать уже было некого. Ответ пришел неожиданно - от другого угасающего существа. Притихший было Ральф приподнял голову и пополз в ту сторону, куда указала последняя судорога Карла. Только сейчас Ури заметил густые малиновые пятна на серебристой шкуре пса - похоже, чья-то пуля попала ему в нижний отдел позвоночника. Чья же? Наверняка не Карла. Тихо повизгивая, Ральф дополз до какой-то невидимой для Ури точки, скрытой густой травой. Ури метнулся за ним и увидел под лапами пса зияющий черный зев открытого люка. Ральф положил голову на край люка и протяжно завыл. Ури лег на живот и опустил руку с фонариком как можно ниже в глубину люка - там была узкая вертикальная шахта с каменистыми, ничем не облицованными стенами. К одной из стен где-то метра на полтора ниже уровня земли прислонился обломок деревянной лестницы-стремянки. Еще ниже застрял другой обломок того, что было когда-то лестницей. Из какой-то щели на дне в шахту медленно вползали струйки дыма - вероятно, она была связана с горящим зданием подземным переходом. Ури глянул на Ральфа - явно слабея от потери крови, тот продолжал выть, упорно пытаясь подтащить свое непослушное тело поближе к люку. Ури еще пошарил лучом в глубине шахты и наткнулся на голубой лоскут, выглядывающий из-под деревянных осколков, усеявших ее дно. Он тут же вспомнил голубое платье для будущих матерей, которое Инге стала носить последнее время, и сердце его бешено заколотилось - это могла быть она! Он уперся руками в края люка и уже приготовился к спуску в шахту, как из-за кустов на прогалину почти ползком выбралась Хелька. - Все сгорели, все до одного! - свистящим шепотом сказала она. - - Все до одного! Все до одного! Все до одного! Тут пламя пожара взметнулось вверх, на миг выхватив из темноты Ури, раскачивающегося на руках на краю люка. Кажется, Хелька заметила его - она замолчала и уставилась на него полными ужаса глазами. - Я спускаюсь за Инге! - крикнул ей на прощанье Ури, не успевши даже удивиться тому, как она его нашла. И только срываясь с поломанных перекладин и пренебрегая свирепо вспарывающими кожу занозами, он сообразил. что на прогалину ее привел несмолкающий вой Ральфа. Он осторожно застыл на последней перекладине, опасаясь наступить на Инге, если она и вправду лежит на дне шахты. И она там лежала, странно подогнув ноги, усыпанная обломками лестницы. Ури нашел точку, на которую можно было поставить ногу и коснулся ладонью ее щеки - щека была теплая. Она была жива! Жива! Тогда он бережно просунул руки под ее спину и холодный пот ужаса обильно выступил у него на лбу - подол ее платья был пропитан кровью. Неужто в нее тоже стреляли? Кто мог стрелять - в Инге, в Карла, в Ральфа? Но об этом потом, сейчас надо спешить, пока Инге не истекла кровью. Да и дым, ползущий внутрь шахты из-под неплотно прилегающей двери в одной из стен, начинал всерьез беспокоить Ури. Он приподнял Инге так, что голова ее легла на его плечо, в страхе ожидая вскрика или стона боли. Но она молчала. Ури нащупал ее пульс - он был неровный, но был! Был пульс - значит, оставалась надежда ее спасти, тем более, что никакой раны на ее теле он не обнаружил. Откуда же кровь? Догадка о том, что это за кровь, осенила его лишь на последней перекладине лестницы, от которой до выхода из люка оставалось метра полтора, не меньше. "У нее, наверно, выкидыш," - не столько подумал, сколько шестым чувством прозрел он. Но мимолетно, больше озабоченный тревогой за жизнь Инге, чем горем по потерянному ребенку. Он попробовал вспомнить, умирают ли от выкидыша, понимая, что в любом случае это вопрос времени - как скоро можно будет оказать Инге медицинскую помощь. А со временем было плохо - Ури понятия не имел, как он сумеет выбраться на поверхность, неся на плече неподвижное тело Инге. Он огляделся, пытаясь сообразить, куда бы ее пристроить, пока он будет искать путь наверх. Прислонить ее было не к чему. А дым все острей и острей щекотал ноздри и щипал глаза. Невероятно, но именно дым привел Инге в сознание - она вдруг громко чихнула и открыла глаза. Лицо ее было так близко от лица Ури, она почти упиралась лбом в его щеку. Она долго вглядывалась в его черты и затуманенный взгляд ее все прояснялся и прояснялся, не выражая никакого удивления. - Я знала, что ты вернешься, - еле слышно прошептали ее губы. - Я только боялась, как ты встретишься с Карлом.
ХЕЛЬКА
Все там сгорели, все до одного! Хелька поняла это сразу, хоть продолжала всем телом биться о неумолимую кованую решетку ворот Каршталя. Огонь был такой яркий и высокий, он застилал все небо до горизонта, он трещал и хрюкал, как стадо свиней, он швырял во все стороны огромные головешки и выл в стропилах пылающей крыши и никто его не гасил. В парке, огороженном непроходимым забором, не было ни души, - никто не отворял тяжелую входную дверь, никто не выбегал из дома со шлангом в руках. Потому что никто не остался в живых, - поняла Хелька. Все сгорели! Все - и Марта, и фрау Инге, и Клаус! Клаус сгорел, он снопом искр поднялся над лесом и Хелька никогда, никогда больше его не увидит. Кла-а-а-ус! - закричала Хелька и стала еще сильнее биться о решетку. Она хотела ворваться во двор, пробежать под деревьями парка и броситься в огонь, чтобы снопом искр подняться в небо и слиться там с Клаусом. Но решетка была гораздо сильней ее, она была добротно выкована и надежно заперта, чтобы охранять озаренный огнем парк от вторжения посторонних. Обессиленная Хелька опустилась на землю у ворот и замолкла - она уже больше не могла ни кричать, ни рыдать. И тут она услышала невдалеке протяжное рыдание Ральфа. Надежда всколыхнулась в ее душе - а вдруг он нашел Клауса? Хелька собрала в кулачок остаток сил и так скоро, как позволяла ей ущербная нога, припустила на собачий вой. Доковыляв до прогалины, она сперва ничего не увидела, хотя слышала, что Ральф воет где-то совсем рядом. Потом огонь на мгновение взметнулся еще выше и озарил простертого в траве пса, рядом с ним еще кого-то, тоже простертого в траве, а чуть в стороне странно торчащего из земли Ури, как будто у него осталась только верхняя половина тела. Хелька хотела спросить его, что с ним, но голос не послушался ее. Она только сумела прошептать то единственное, что застряло у нее в горле: - Все сгорели, все до одного! - Я спускаюсь за Инге! - крикнул ей Ури невпопад и провалился под землю. Хелька заметалась по прогалине, не зная, куда ей деться, у кого просить помощи. Толком не понимая, что она делает, она опустилась на колени возле Ральфа и хотела его погладить. Спина у него была мокрая и скользкая. Хелька отдернула руку и поглядела на свою ладонь - она была испачкана чем-то красным и липким, как малиновое варенье. Хелька с криком вскочила на ноги, но споткнулась и упала на того, кто молча лежал в траве рядом с Ральфом. Прямо на нее смотрели широко открытые неподвижные глаза, в которых отражалось пламя пожара. И тут все небо вдруг наполнилось оглушительным ревом. Над лесом, над пылающим домом и над бедной Хелькиной головой прогрохотала огромная черная птица и, сверкая частыми вспышками красного и зеленого, приземлилась за деревьями совсем близко от Хельки.
УРИ
- Если я пристегну тебя ремнем к перекладине, ты сможешь продержаться несколько минут? А я попробую вылезти и найти веревку. - Не знаю, - прошептала Инге и закашлялясь. - Голова кружится. Ну как он мог ее оставить? Ясно было, что надолго ее сил не хватит. А тут еще этот проклятый дым - становясь все гуще и гуще, он полз откуда-то снизу и, клубясь, поднимался вверх к устью шахты. И все же выхода не было - нужно было спешно искать способ вытащить Инге из этой ловушки. Придерживая Инге одной рукой, Ури начал вытаскивать из брючных петель свой ремень, - в надежде, что он сумеет усадить ее на верхнюю перекладину и пристегнуть к торчащим из стены искореженным скобам бывшей стремянки. В верхней части лестничного колодца было не так уж темно, туда сквозь люк просачивался розовый отсвет пожара. И вдруг чья-то черная тень заслонила озаренное огнем небо. "Кто это, - ужаснулся Ури - неужели тот, что стрелял в Карла и Ральфа? Тогда конец!" И направил на тень острый луч своего фонарика, в надежде ослепить и задержать. В свете фонарика возникло лицо оставленного в Уэльсе подозрительного отца Георгия. Призрак отца Георгия вытянул вперед руку, сжимающую какой-то продолговатый предмет. "Сейчас выстрелит" - метнулся к горлу ужас, но вместо выстрела в глаза ударил встречный луч света и заботливый голос спросил на иврите: - Ты там в порядке, Ури? Подозревая, что он бредит, Ури уловил снаружи перекличку других ивритских голосов и хрипло выдавил из себя, на всякий случай - а вдруг они и вправду тут: - Быстрей! У меня здесь раненая! Дальше все завертелось со знакомой оперативной скоростью и через несколько минут они с Инге уже были наверху. Отец Георгий исчез, оставив в душе Ури легкую царапину сомнения в собственной адекватности. Когда Ури нес Инге через лес к машине, его догнал Меир, сопровождавший носилки с телом Карла. - Это ты его прикончил? - полюбопытствовал он. - К сожалению, не я. - А кто? - Это твоя работа - выяснять. - Нам еще многое предстоит выяснить. Например, как ты догадался, что он - Гюнтер фон Корф? - А что, ты в этом убедился? - Отпечатки пальцев на чашке подтвердили твою догадку. - Так вот почему вы оказались здесь! - Частично поэтому. А отчасти потому, что в твоей полицейской машине был радио-сигнал. - Но почему вы явились именно сейчас? - Почему? Потому. Или ты не слышал взрыва? Ну да, из-за взрыва, конечно. Значит, все это время они были где-то близко? Ури почти бежал, Меир, не отставая, ломился через кусты плечо к плечу с ним, так как узкая дорожка не оставляла ему места идти рядом. - Слушай, - выдохнул он почти в ухо Ури, - я хотел тебе сказать... Тут Инге тихо застонала и Ури ускорил шаг. - Она что, ранена? - спросил Меир, словно он только сейчас ее заметил. - Большая потеря крови. Я боюсь, у нее выкидыш. - Ладно, беги. Поговорим после. И, замедлив шаг, растворился в темном подлеске. Наконец, Ури вышел на площадку перед воротами. На миг ему показалось, что там идет праздничный карнавал - в багряном свете бушующего пожара какие-то личности в маскарадных костюмах пожарников, медсестер и полицейских лезли через забор, крушили неподатливые ворота и волокли разноцветные мотки шлангов. Было шумно, многолюдно и весело - завывали пожарные сирены и над карнавальным скоплением автомобилей крутились синие вертушки полиции и красные вертушки скорой помощи. И только Хелька, ничком лежащая на капоте голубого "Пассата" нарушала это ощущение всеобщего праздника. Ури опустил Инге рядом с несчастной девчонкой и осторожно тронул ее за плечо: - Поедешь с нами или останешься здесь? Хелька подняла на него опухшие от слез глаза и увидела Инге: - Зачем вы привезли его сюда? Зачем? Зачем? Зачем? - крикнула она и начала колотить Инге куда попало маленькими костлявыми кулачками. Бледное лицо Инге исказилось, она схватила руки Хельки и прижалась к ним губами: - Прости меня, прости. Если бы я только знала... И она потеряла сознание. Ури опять подхватил ее на руки и направился к своей полицейской машине - некогда и не у кого было выяснять, где ключи от "Пассата". Когда он устраивал Инге на заднем сиденье, из толпы опять вывернулся отец Георгий, как всегда в маскарадном костюме, только на этот раз костюм этот выглядел вполне прилично - джинсы и спортивная куртка. Для окончательного завершения своего нового образа он снова обратился к Ури на иврите: - Тебе нужна моя помошь? - и не дожидаясь ответа, втиснулся рядом с Инге, так что ее голова оказалась у него на коленях. - Меир велел, чтобы я поехал с тобой, я кое-что понимаю в медицине. - Ты говоришь на иврите? - удивился Ури, выезжая на шоссе. - Нет, я говорю по-румынски, но все меня понимают. - А японец был тоже из наших? - Это который с компьютером? Нет, он был от англичан. Не Бог знает какой профессионал, больше форсу, чем смекалки. - Зато у тебя не форс, а одна сплошная смекалка! Как же ты, такой профессионал, прозевал, когда они убили миссис Муррей? Отец Георгий смутился: - Так у меня ведь было другое задание! Я должен был охранять твою маму. И вот не уберег! Руль дрогнул в руке Ури и их вынесло на противоположную сторону шоссе: - Что значит не уберег? - Сейчас же останови машину! - заорал отец Георгий. - Или ты хочешь свою фрау тоже прикончить? Выходи и садись назад! Я поведу. Внезапная слабость охватила Ури. Так вот что хотел сказать ему Меир! Вот что он хотел сказать! Хотел, но не сказал, а струсил и растворился в темном подлеске. Ури покорно вышел из-за руля и сел сзади, бережно положив голову Инге к себе на колени. Руки были чужие, ватные, лес за окном уплывал из поля зрения в темноту. Или это потемнело в глазах? Отец Георгий рывком взял с места. - Что значит, не уберег? - повторил Ури безнадежно, уже зная ответ. Отец Георгий попытался развести руками, но на такой скорости это ему не удалось: - Я ведь остался с убитой старухой, чтобы взять на себя, если что... Я же не знал, что ты дашь ей ключи от этой проклятой машины.
ХЕЛЬКА
Когда ворота, наконец, поддались под топорами пожарников, Хелька сползла с голубого капота машины фрау Инге и начала бочком протискиваться сквозь орущую толпу. Хоть площадку у ворот обнесли желтой лентой, перекрывающей вход в усадьбу, никто не обратил внимания на заплаканную хромую девчонку, и она сумела пробраться через все полицейские кордоны прямо в парк. По центральной аллее мимо нее, надсадно завывая, промчались пожарные машины, из которых выскочили крепкие ребята в медных касках и начали разматывать шланги. Под напором обильных водяных струй, со всех сторон обрушившихся на горящий дом, огонь быстро скукожился и укрылся куда-то внутрь, отравляя воздух густым едким дымом, ползущим из разбитых окон. Другие ребята в таких же касках стали карабкаться вверх по приставленным к обгоревшим стенам пожарным лестницам и скрываться в зияющих оконных проемах. Через пару минут один из них снова появился в окне и крикнул в рупор: - В доме пусто! Нет ни души! Другой, с рупором в руке, стоящий внизу, крикнул в ответ: - Быть не может, воняет горелым мясом! - Может, у них подвал есть? - спросил третий, в фуражке, наверно, начальник. Тот, что в окне обернулся внутрь дома: - Ребята, а подвала там нет? Из дома ему что-то ответили, и он опять крикнул в рупор: - Нет, они осмотрели весь нижний этаж! Нигде никаких дверей! И тут Хелька вспомнила, как их вели в зеркальный зал. Хоть глаза у нее были завязаны, она знала точно, по запаху - они входили не через главный подъезд, а откуда-то сбоку, может, через гараж. Тогда она выскочила из-за куста, за которым пряталась, прохромала прямо к начальнику в фуражке и схватила его за рукав: - Есть, есть подвал, только вход в него не здесь! Стряхнув с себя вцепившуюся в него Хелькину руку, начальник грозно спросил того, что с рупором: - Кто такая? Как сюда попала? Тот, что с рупором, не знал и хотел тут же Хельку прогнать, но она уцепилась за начальника, как пиявка, и все повторяла, что подвал есть, вон там, за углом. - Ты что, из ихних? - спросил начальник недоверчиво, однако пошел за Хелькой смотреть, где может быть вход в гараж. Гараж тоже сгорел, но не полностью, наверно потому, что был облицован железными листами. Подъехавшая пожарная машина осветила нутро гаража сильными прожекторами и за покореженными остовами машин обозначилась раздвижная дверь, отворить которую было невозможно, так ее заклинило. - А может, ее закрыли изнутри стальной перекладиной? - предположил один из пожарников и нацелился на линию раздела двух сомкнутых половинок двери из какого-то странного ружья с коротким дулом. Грохнул выстрел и другие два пожарника, сунув крючья в образовавшуюся дыру, стали тянуть неподатливые створки в разные стороны. Створки захрустели, как сахарные кубики и рассыпались на мелкие осколки. Вот когда в ноздри им всем шибануло настоящей вонью жареного мяса! Хелька закричала: "Клаус!" и грохнулась в обморок прямо под ноги начальнику в фуражке.
УРИ
Кажется, Ури задремал на жесткой скамейке под дверью операционной. Поэтому он с трудом понял, что говорил ему вышедший из операционной молодой врач. Заверив Ури, что Инге спокойно спит после операции и что жизни ее уже не угрожает опасность, тот добавил: - Ребенка, к сожалению, спасти не удалось. Собственно, если бы вы ее привезли на полчаса позже, нам, пожалуй, и ее бы спасти не удалось. Усталый голос его звучал мягко, но в глазах был невысказанный вопрос, почему Ури привез ее в больницу так поздно. Ури не счел нужным удовлетворять его любопытство, тем более, что сам не знал ответов на многие вопросы. Как Инге оказалась на дне мрачного колодца, обреченная задохнуться в дыму, ползущем из щели под неясно кем запертой дверью? Кто сбросил ее вниз - если Карл, то почему? Кто застрелил Карла? И Ральфа? И зачем они вообще поехали в Каршталь? Если у Карла там было назначено свидание, то с кем? И для чего ему понадобилось тащить с собой Инге? Одолеваемый сонмом неразрешенных загадок, Ури почти пропустил мимо ушей какую-то важную фразу врача. Он услышал только его заключительные слова: - ...так что, боюсь, она больше не сможет иметь детей. "Ладно, можно и без детей, меньше будет проблем с Кларой," - вяло подумал Ури и вдруг впервые осознал во всей реальности, что Клары уже нет и проблем с ней теперь не будет никогда. И никогда он не должен будет писать ей письма. Невыносимость этого осознания обожгла Ури с такой силой, что он вскочил со скамьи, оттолкнул испуганно протянутую к нему руку врача и бросился к выходу. Нужно было спешить, чтобы догнать - куда? кого? зачем? Пробежав несколько шагов по больничному коридору, Ури остановился, как вкопанный, - куда, собственно, спешить? Кого догнать? Его внезапно охватила страшная усталость и он прислонился к стене, чтобы не упасть. Тут из-за поворота коридора санитар вывез каталку, на которой лежало маленькое скрюченное тельце, укрытое белой простыней, натянутой почти до ушей. Очертания этого тельца были Ури знакомы. Преодолев головокружение, он оторвался от стены и наклонился над каталкой. Поверх простыни на него в упор смотрели лихорадочно горящие зеленые глаза, опушенные мохнатыми темными ресницами, внешний угол левого глаза был деформирован стягивающим щеку неровным шрамом - Хелька! А с ней что случилось? В нее тоже кто-то стрелял? Узнав Ури, Хелька сорвала простыню с лица и села: - Я сидела там всю ночь, пока их не стали выносить из подвала, - лихорадочно забормотала она. Всю ночь? Только сейчас Ури заметил, что небо за окном порозовело, греясь в первых лучах солнечного утра. - ...их все несли и несли, там было, наверно, сто человек, а может даже тысяча. От них ничего не осталось, ни мяса, ни волос, ничего, все, все сгорело.... Их несли, и несли на носилках, и вдруг я увидела Клауса, от него тоже ничего не осталось, но я его узнала... - Как же ты его узнала, если ничего не осталось? - усомнился Ури. - По жетону, - объяснила Хелька и зарыдала, царапая себе грудь и шею черными от копоти ногтями. - Он носил на шее жетон того поросенка номер пятнадцать, что он когда-то спас. Сперва он носил его на веревке, а потом я на день рождения подарила ему цепочку... И цепочка с жетоном так и осталась у него на шее. Шеи не осталось, а цепочка осталась! И я... и я... и я... Тут Хелька зашлась в настоящей истерике и начала биться головой о металлические ручки каталки. Санитар махнул Ури, чтоб тот ему не загораживал дорогу и двинулся вперед по коридору. - Куда вы меня везете? - взвизгнула Хелька и попыталась соскочить с каталки, но санитар удержал ее. Тогда она вцепилась зубами в его ограждающую ладонь, он быстро отдернул руку и она спрыгнула на пол. Но ноги ее подкосились и она тут же упала, ударившись головой о нижнюю перекладину каталки. Ури подхватил ее с пола и хотел уложить обратно, но она стала вырываться с какой-то сверхъестественной силой, выкрикивая отчаянным голосом: - Отпусти меня! Отпусти! Я не хочу больше жить! Дай мне умереть, умереть! умереть!.. На ее крики из двери в конце коридора выскочил молодой врач, которого Ури сначала принял за того, который говорил с ним об Инге, - так они были похожи. Та же жесткая складка узкого рта, тот же аккуратный светло-русый бобрик на удлиненной арийской голове, те же очки в овальной золотой оправе, недостаточно крупные для удлиненного арийского носа. Однако врач явно не узнал Ури, - значит, это был не тот. - Ваша родственница? - спросил он, ловко втыкая иглу шприца в худенькое Хелькино предплечье. Девчонка несколько раз дернулась и затихла. - Не совсем, - неуверенно ответил Ури, - просто знакомая. - А где же родственники? - врач оглядел пустой коридор в поисках отсутствующих родственников. - Все ее родные сгорели сегодня ночью в Карштале, - тихо пояснил Ури, чувствуя, как его опять валит с ног неодолимая усталость. - Тогда вы зайдите ко мне через полчаса, чтобы справиться о ее состоянии, - решил проблему врач, скрываясь за дверью вместе с каталкой. Ури поглядел на часы, но не мог понять, который час - в голове мутилось, а он еще не перевел время после возвращении из Англии. Наверно, пора идти проведать Инге - может, она уже проснулась после операции. Но Инге еще не проснулась, и Ури к ней не пустили. Он опять сел на жесткую скамейку и попытался вспомнить, когда он последний раз ел. В голове мутилось и выходило, что позавчера - а может, он все напутал из-за того, что не перевел часы? Тогда он, загибая пальцы, попытался сосчитать, сколько смертей случилось вокруг него за эти полтора дня. Миссис Муррей - раз, Брайан, - два, Клара - три, их с Инге неродившийся младенец - четыре, Карл - пять, Клаус - шесть, Марта - семь, Ральф - восемь. Или Ральфа не считать - может, он еще жив? А как быть с теми, что сгорели в подвале Каршталя? Их он решил не считать - во-первых, он с ними не был знаком, а во-вторых, и без них выходило слишком много. А главное, нужно было решить, что делать сначала, что - потом. Дождаться, пока проснется Инге, или пройти справиться, что там с Хелькой? Или бросить все и лететь в Израиль хоронить мать? А может, найти Меира и выяснить, нашли ли у Карла кинопленку? И тут Ури вспомнил про свиней - ведь их сегодня никто не накормит и не даст им воды, раз в замке нет ни Инге, ни Клауса, ни его, Ури. Как же быть, ведь бедные свиньи ни в чем не виноваты, они понятия не имеют о наших человеческих делах? Правильнее всего было бы позвонить Вильме и попросить, чтобы она позаботилась, но не было сил подняться со скамейки и отправиться на поиски телефона. Ури закрыл глаза и откинулся на спинку скамейки. Но и во сне ему не было покоя - стадо свиней, хрюкая, кружилось по двору у входа в замок, чтобы не дать Ури вытащить Инге из глубокого, заполненного едким дымом колодца. А внизу ожидала его помощи мать, привязанная поясом к лестничной перекладине. Ури хотел было прислонить Инге к краю люка, чтобы спуститься за Кларой, но как только он отводил от нее руки, она тут же начинала скатываться вниз, в клубящуюся дымом пропасть, и цепко хваталась за его плечо. Ури попытался высвободить плечо из ее хватки, но она цеплялась за него все сильней и сильней, пока он не открыл глаза. Давление на плечо ничуть не уменьшилось, зато он понял, что сидит на скамейке в больничном коридоре, где нет ни Инге, ни Клары, ни свиней. А есть только молодой русый врач в овальных золотых очках, хотя трудно сказать, чей именно - Инге или Хелькин. - Так вы - родственник этой несчастной девчонки? - спросил врач, сразу определяя себя как Хелькиного. В тоне его была наступательная нотка, сразу напугавшая Ури. - Не то чтобы родственник...- замялся он. - А что? - А то, что она беременна, - отрезал врач и уточнил без обиняков: - Вы - отец ребенка? - С чего вы взяли? - опешил Ури. - Ну, раз вы ее сюда доставили... - Да не доставлял я ее, - неловко промямлил Ури, но врач быстро перебил: - Ведь вы - Ури? - Ну, Ури? - Она все время вас зовет. Лекарства отказывается принимать, пока вы не придете. - У меня тут другая больная... - начал было Ури и осекся. Выхода нет, все равно придется Хельку приютить, куда ей, бедной, теперь деватся без Клауса? А что, если из восьми убитых вычесть одного, готового родиться? Может, тогда станет чуть меньше смерти? Врач заметил перемену настроения Ури и истолковал ее по-своему: - Хотите пойти к ней, поговорить? Ури из последних сил оттолкнулся ногами от пола и встал: - Ладно, пошли. Врач провел его влево по коридору и толкнул белую дверь. Хелька в голубой больничной сорочке сидела на большой кровати, обложенная со всех сторон грелками и подушками. Увидев Ури, она спросила: - Фрау Инге жива? Мурашки побежали по спине Ури от этого вопроса, но он вспомнил рассказ Хельки о том, как она опознала останки Клауса, и ответил так кротко, как только мог: - Жива. Хелька выпрямилась на своих подушках и объявила: - Так скажи ей, что я никогда ее не прощу! - За что же ты ее не простишь? - За то, что Клаус умер, а она осталась жива! - Ничего, время пройдет и простишь, - утешил ее Ури.