1. Краткая предыстория одесской литературы
Рассказывают, что в давние времена варяги пришли на Русь в качестве менеджеров, и сделали они это по просьбе древнеславянских трудящихся. Правда, многие утверждают, что все было совершенно не так и предлагают свои варианты фальсификации истории.
По-человечески и то и другое очень даже понятно: если история существует не в твоих личных интересах или, по крайней мере, серьезно с ними расходится, то, следовательно, она не заслуживает особого доверия. И это правильно. Поэтому не будем об очевидных исторических фактах, которые очевидны ровно настолько, насколько вообще способен быть объективен фольклор, не говоря о средствах массовой информации.
Какая ложь ближе к истине пусть каждому развесившему уши подсказывает его историческое чутье, но так или иначе, а нордическую прививку Древняя Русь в свое время получила. Так мне кажется. Еще мне кажется, что несколько позже она получила прививку монголо-татарскую.
Тут надо заметить, что в последнее время усилиями отдельных сказителей монголо-татарское иго сумело весьма улучшить свою прежде незавидную репутацию вплоть до полной реабилитации в глазах славянофильской общественности. Это нас учит тому, что начать победоносную информационную войну никогда не поздно. И не спрашивайте меня, ради каких таких видимых благ стараются нынешние имиджмейкеры Батыя с Мамаем. Речь, как никак идет о наследии, духовном, разумеется. А то, что духовный наследник по совместительству является и первым претендентом на всякое разное материальное воплощение идеальных ценностей, как то горячо любимая родина данная нам в ощущении лесов, полей и рек, - так, кто же с этим спорит?
Вот и библейский Авраам на будущей земле своего будущего народа предусмотрительно купил место для захоронения собственных останков и праха своей законной жены, дабы обеспечить прямых потомков неопровержимыми уликами их морального права на географически совершенно конкретный национальный очаг. В самом деле, мало на свете есть вещей столь же несомненно земных и одновременно безоговорочно духовных, как могилы предков. Хотя бы одного из них.
Однако, к арабо-еврейскому конфликту и Восточному Средиземноморью мы еще обязательно вернемся, а теперь настало самое время задаться вопросом, какое, собственно, отношение имеют варяги с монголами к южно-русской школе изящной словесности вообще и городу Одессе в частности? И тут нам никак не обойтись без Византии с ее православными греками, которых, опять таки, не вся русскоязычная публика искренне готова признать такими уж стопроцентными эллинами. Кто бы ни были эти эллины, но от них Русь получила нечто настолько исконно русское, что с той поры любой претендент на Российский престол вовсе не обязан доказывать народу, что он произошел непосредственно от Рюрика или Батыя с Мамаем.
Зато даже коммунистическим вождям Советской России факт их крещения ничуть и никогда не вредил. Напротив, некрещенные вожди начисто проиграли им борьбу за власть. Значит ли это, что крещенный марксист более верный ленинец? В Китае, возможно, нет. А в России и некрещенный фашист хуже крещенного демократа, что до сих пор создает определенные идеологические проблемы поборникам чистоты истинно арийского духа в русском национальном характере. В общем, Византия Византией, но она-то откуда набралась такого исконно русского, что его ни кнутом, ни пряником, ни национал-социализмом из нее не вышибешь?
2. Византийский вопрос
В растительно-животном мире с его вредными для научного коммунизма законами генетической наследственности академик Трофим Денисович Лысенко потерпел полное фиаско. Несмотря на горячую поддержку всего прогрессивного человечества и его руководства, из курицы при правильном режиме питания все равно не удалось получить индюка. А вот из христианина без всякой генной инженерии можно запросто получить мусульманина, из мусульманина еврея, а из еврея не еврея. Такие метаморфозы хотя мало кем одобряются, но вполне возможны, что еще раз убедительно доказывает некоторое несоответствие законов духовного и материального миров.
Тем не менее, освобожденный турками от родной ему средиземноморской плоти, дух Византии настоятельно требовал от своей новой нордическо-монгольской родины выхода к южным морям, что Россия и сделала, прорубив окно в Древние Грецию, Рим, Египет, а с ними и еще кое во что, чего, по мнению многих, лучше бы не было, так оно до сих пор сильно осложняет жизнь потенциальным создателям непротиворечивых теорий всемирно-исторического процесса.
Речь, конечно, об Иерусалиме и, что еще хуже, вовсе не об арабах. Их там тогда просто не было. Но евреи и без них успели сильно провиниться перед всем остальным человечеством, потому что уже тогда были не как все, а все были язычниками. Правда, еврейская пропаганда пыталась убедить братьев по Адаму, что ничего особо опасного для здоровья окружающих в монотеизме нет. И, отдадим ей должное, добилась она гораздо большего, чем то, на что рассчитывала. Бывшие язычники мало помалу возненавидели идолов, а возненавидев, очень быстро смекнули, что теперь именно они, а не евреи, самые правильные монотеисты на поприще воплощения идеалов еврейских пророков и невиданного доселе беспредельного милосердия, которое на евреев, впрочем, не особо распространялось по причине их упрямой приверженности, как выяснилось, к устаревшей модели единобожия.
Сами же новоиспеченные монотеисты не спешили слишком буквально понимать некоторые благоприобретенные заповеди и принялись усердно воевать за то же, за что и всегда люди воевали, но уже с куда большим сознанием собственной правоты. Все это в свое время уже проходившие евреи почти полностью потеряли интерес к реальной истории и, казалось, окончательно сосредоточились на Талмуде, а чтобы как-то свести концы с концами еще на торговле и финансах. Естественно, сразу же стало совершенно очевидным, что ничего позорнее, чем финансы и торговля, и ничего благороднее, чем военное дело просто невозможно придумать.
Долгое время считалось, что от торговли одному только торговцу ( еврею) польза, а всем остальным вред, в то время, как от войны, совсем наоборот: одному только воину (арийцу) вред, а всем остальным - польза. Понятно, что еврейская пропаганда и тут попыталась обелить еврейский труд и, как это уже бывало, добилась несколько большего, чем то, на что изначально рассчитывала. Во всяком случае, человечество в лице своей ООН гораздо чаще осуждает вполне бравую израильскую военщину, чем весьма проблематичные израильские же финансы и торговлю.
Однако, мы несколько забежали вперед и, что еще хуже, совершенно уклонились от духовной темы. А между тем, Российская империя сделалась, ко всему прочему, еще и средиземноморской державой, явив миру нечто неожиданное - город Одессу. То есть, не очередной ".. бург", и не внеочередной "..град". И как-то всем и сразу стало понятно, что безукоризненных западников, а уж тем более правоверных славянофилов из одесситов никогда не получится.
Этот незаурядный факт не мог не оценить А.С. Пушкин, когда судьба отнюдь не случайно привела молодого поэта в начинающий город. Так Одесса сразу же вошла в классику мировой литературы, да еще в роман, которому суждено было стать сакральны в пределах русской культуры.
И, опять таки, дело почему-то не обошлось без загадочной двусмысленности. Конечно, юная Одесса сподобилась превратиться в одну из симпатичнейших героинь "Евгения Онегина", но пребывает ее образ даже не на обочине, а вообще вне романа. В главе, которая не окончена и не включена автором в основной текст, но, тем не менее, значима настолько, что представить себе роман без нее невозможно. Во всяком случае, сакральную его составляющую.
Итак, на излете романа, где пропеты отходные идеальной разновидности романтизма и романтизму тотального разочарования вдруг появляются шуточные едва ли не куплеты об Одессе (как позже скажет грек-предприниматель в одном из рассказов Юрия Тынянова:"В Одессе пыльной, в Одессе грязной - разве это стихи?", неожиданно теряющие откровенно фельетонную интонацию:" Бывало, пушка зоревая\ Лишь только грянет с корабля,\ С крутого берега сбегая\, Уж к морю отправляюсь я". На мгновение подразнив якобы рецидивом романтизма, поэт тут же сообщает, чему, собственно, посвящены его утренние часы:"Как мусульман в своем раю,\ С восточной гущей кофе пью". А вот и вечер:"Но уж темнеет вечер синий/ Пора нам в оперу скорей:\ там упоительный Россини,\ Европы баловень - Орфей". То есть, утром рай мусульманский, вечером - европейский. Такое себе два в одном световом дне и в одной географической точке - Одессе.
И кто же оказался способен ощутить этакую немыслимую гармонию, испытывая равный комфорт в не вовсе дружественных культурах, при этом умудряясь оставаться самим собой? А ни кто иной, как русский человек, каким он будет через двести лет. Примерно так определял значение личности Пушкина для России Н.В. Гоголь, до сего дня не уличенный в полной несостоятельности данного пророчества, хотя наряду с минутами просветления на него и прямо противоположные находили.
История, разумеется, разберется со всеми, потому что на худой конец ее всегда можно переписать в угоду очередного заказчика сумевшего привести убедительные административно-хозяйственные доводы подтверждающие его солидность. С мифами дело обстоит куда хуже для любителей избавлять минувшее от присущих ему недостатков. Их (мифы), в отличие от неправильной истории, ничем из коллективной памяти не вышибешь. У них (мифов) вообще довольно странная природа: они никогда не умирают, но зато весьма часто, а нередко и достаточно неожиданно воскресают, причем далеко не всегда в месте своего первоначального рождения.
Что касается Одессы, то ее история - это по большей части одесский миф. У истоков этого мифа великая по призванию и легендарная по роду занятий русская императрица немецкого происхождения, французские аристократы, они же военно-инженерные спецы на российской службе и первый во всех смыслах русский поэт со своей боярско-эфиопской родословной. Памятники одному из тех аристократов и тому самому поэту и сегодня самые главные в городе. Памятник же императрице убрали по распоряжению каких-то из последующих властей, так как политиков, в отличие от поэтов, именно после смерти, бывает, не признают.
3. Немного о совершенно другом
Русский национализм отстал от сионизма лет на сто. Когда в конце восьмидесятых годов двадцатого века Валентин Распутин громогласно заявлял, что в дружбе народов совершенно растворилась самобытность русской национальной культуры, ему вряд ли приходило в голову, что он просто повторяет Владимира Жаботинского, говорившего, что он не против будущего братства народов, но пусть в этом братстве будет место для брата Израиля.
Валентин Распутин не виноват. В советской школе мало внимания уделялось изучению теории сионизма. А жаль. Национализмы братских советских народов от Москвы до самых до окраин могли бы почерпнуть много для себя полезного из ознакомления с первоисточниками классиков сионизма. Они и черпают, правда, не очень при этом ссылаясь на первоисточник. Что-то мешает. А особенно кто-то, потому что трудно признать, что в таком интимном деле, как национализм, тебя уже обошли. И этот кто-то, конечно, опять они.
И подобная всепроникающая прыть не может не настораживать. Доходит до смешного. Точнее до грустного. Когда по всей Европе поголовно истребляли евреев, им мало кто завидовал. Зато в постнацистской Европе нашлось немало народов, пожелавших со временем объявить и себя жертвами геноцида. Даже эти еврейские лавры не дают кое-кому покоя. Желающий в очередной раз явить миру образец кристальной объективности, современный литератор Дан Дорфман заявляет:"Когда в украинских селах гибли от голода миллионы крестьян, евреев там не было". Наверное, это правда. Наверное, там и русских не было, и молдаван, и узбеков, и англичан. Так что не совсем понятно, почему упрек адресован именно евреям. Но главное: когда еврей-чекист расстреливает евреев-врагов народа, то это не геноцид еврейского народа, даже если чекист случайно окажется украинцем, а враг народа все равно останется евреем. Поэтому, когда в украинских селах гибнут от голода украинские крестьяне, а в украинских городах другие украинцы делают партийно-государственную карьеру, то это безусловно большая гнусность, но называется она не "геноцид". А геноцид так, с бухты-барахты, никому не устроишь. Одного горячего желания мало. Подлинный геноцид по чью-нибудь душу надо в себе веками бережно культивировать и лелеять. Скажем, на уровне эстетики.
4. Кстати, о генах
Какими генами объяснишь тот простой частный факт, что выходец из еврейского местечка Литвы Марк Антокольский сумел выразить свой гений в скульптурных портретах Ивана Грозного, Петра Великого, Нестора-летописца, а его же "Еврея-портного" или, скажем, "Еврея-скупого" никак шедеврами изобразительного искусства не назовешь? Неужели евреи такие устойчиво не скульптурогеничные? Вполне может быть. А, может быть, европейское искусство сознательно культивировало карикатурный образ еврея. Как говорится, лепило образ врага.
Нет, европейский гуманизм отнюдь не жаждал еврейской крови. Были попытки глубокого и непредвзятого постижения еврейской души - тот же Шекспир, тот же Рембрандт. Но и у них дальше утверждения, что и карикатура имеет право на сострадание дело в сущности не пошло.
В этой связи любопытен фрагмент из "Анны Карениной", где русский художник объясняет Вронскому и Анне, почему вопреки исторической правде Христос на полотне не должен быть похож на еврея. Но тогда и правды искусства никак не выходит. Христос-карикатура - ложь, Христос-нееврей - тоже как будто явная фальшь. Так и получилось, что персонажи вошедшие в европейское искусство под именами Моисей, Самсон, Давид и т.д. никакого отношения к евреям, то есть тем самым Моисею, Самсону, Давиду и т.д. не имеют. Европейский Моисей - это скорее всего Пан, Самсон - безусловно Геракл, Давид - ну, просто вылитый Аполлон.
Что до "и т.д.", то "Тайная вечеря" Леонардо да Винчи являет нам, по всей видимости, самого автора указанного произведения, излагающего ученикам основы гуманизма. Но что тогда остается от Завета, если что-то все-таки остается? Лев Толстой мучался подобными вопросами и ответа чаще всего не находил, а вот его младший современник историк искусств Петр Петрович Гнедич находил и при этом чаще всего ничуть не мучался. Вот, что он пишет в своей фундаментальной "Истории искусств":" Оригинальных талантов евреи никогда не проявляли. Усиленное их размножение, несмотря на изнурительные работы, пугало египтян, так что фараоном был даже выдан приказ об умерщвлении акушерами всех еврейских новорожденных мальчиков. Но так как еврейки стали разрешаться благодаря своей натуре без помощи бабок, то размножение продолжалось… В общем, евреи были лишены всякого эстетического чувства и, не создав новых форм, заимствовали от соседей все… Они никогда не сосредотачивались на одном месте и едва ли были способны основать плотное, замкнутое государство. Впрочем, нынешние евреи к этому и не стремятся".
Сказано буквально накануне возникновения сионистского движения, которое, будем считать, не ставило своей главной задачей изменить в лучшую сторону мнение лично П.П. Гнедича о древних евреях. Ведь как-то не оставляет ощущение, что симпатии русского просвещенного православного христианина целиком и полностью на стороне древнеегипетских акушеров. Нельзя не заметить, что и нежелание еврейских матерей помочь законопослушным акушерам в умерщвлении младенцев ничуть не радует ученого искусствоведа. Словно акушеры для того и созданы, чтобы умерщвлять младенцев, а женщины в свою очередь для того, чтобы им в этом всячески содействовать.
Взгляд на вещи, между прочим, вполне современный. Видимо, почтенный профессор, несмотря на свою глубокую образованность, был гораздо ближе к настоящим чаяньям народа, чем граф Толстой с его несусветной нравственной архаикой. К тому же, совсем не исключено, а вернее практически полностью доказано, что Лев Николаевич попал под сильнейшее влияние древних евреев. Видимо, к Библии слишком уж серьезно отнесся. Собственно, ничем другим этого влияния и не объяснишь, поскольку лично, по крайней мере в рамках своей официальной биографии, Лев Толстой с древними евреями никогда не встречался.
Русская Православная церковь действительно не заслужила тех упреков, которые обычно получает в связи с отлучением от нее великого писателя земли русской. А как должна поступить христианская церковь со своим членом, который публично, в печатном труде заявляет, что основные христианские таинства считает языческими обрядами, а Иисуса из Назарета, при всем к нему уважении, отказывается почитать наряду с Творцом вселенной, потому что никакому человеку такие почести не полагаются? Разумеется, носитель подобных религиозных убеждений, не является вполне православным христианином.
Но куда же был направлен вектор духовных поисков Льва Толстого? Вряд ли, в сторону атеизма или язычества. Однако над этим предпочли особо не задумываться. Объявили Льва Толстого хорошим писателем и плохим философом, на чем и успокоились. Все успокоились: от большевиков до монархистов. Вот, что значит настоящий консенсус.
5. Без определенного названия, а тем более выводов
Если бы дело ограничилось только влиянием древних евреев на некоторые современные нееврейские умы, то современным евреям вполне бы могли простить их неарийско-неязыческих предков. Но нет. Евреи не сумели остаться незамеченными и в новейшей истории, хотя многие из них именно к этому в процессе эмансипации и стремились.
Так уж вышло, что символом еврейской эмансипации в Российской империи стала Одесса. Наряду с императрицей Екатериной Великой, французскими иммигрантами и А.С. Пушкиным в этом, на сей раз, и евреи, конечно, виноваты. Как ни крути, а их влияние сказалось на русской культуре не меньше, чем варяжское и монгольское вместе взятые, с чем, я полагаю, кто-кто, а русские национал-патриоты спорить не станут, поскольку на борьбе с этим влиянием они и строят всю свою общественную карьеру. Что же касается южно-русской литературной школы и ее места в российской словесности, то многие полагают, что такой школы нет и не было никогда, а значение ее минимально и достижения ничтожны.
Ну, и хорошо. Будем считать это практически установленным фактом, тем более, что в последнее время в российской периодике появились серьезные литературоведческие исследования, посвященные доказательству того, что Остап Бендер не был евреем. Нет, вы заметили? Речь уже не об Иисусе из Назарета, с которым все-таки текстологам-этнологам повезло несколько больше (или меньше), так как по крайней мере национальная принадлежность его матери особых разночтений не вызывает. Ну, разве что, вообще не читать. А тут, понимаете ли, "папа турецко-подданный" из чего не трудно, как оказывается, сделать вывод, что Бендер скорее всего русский или в крайнем случае Остап, то есть - украинец.
Вы спросите, а кому какое дело до цациональности Бендера? Не скажите, раз уж так получилось, что прежде шутовские романы двух одесситов - не "Русский лес" и не "Молодая гвардия" - попали в число очень немногих русских романов двадцатого столетия вместе с "Тихим Доном" перешагнувшими рубеж веков. Хуже того. Не трудно предсказать, что о Бендере узнают и в двадцать втором веке, если таковой когда-нибудь наступит. Правда, в двадцать втором веке грамотные люди уже будут знать, что "турецко-подданными" в городе Одессе начала двадцатого столетия называли русских сионистов, перебравшихся на ПМЖ в Палестину, для чего им и приходилось менять российское гражданство на турецкое, потому что - кто еще помнит - Палестина тогда в состав Российской империи не входила, а в состав Османской входила, да еще как. Такая вот Византия.
6. Справедливости ради
Справедливости ради заметим, что санкционированные и все прочие виды контактов с немецкой, иранской, русской и еще несколькими десятками современных культур безнаказанно для евреев не прошли. Убедиться в этом можно в Израиле, без труда заметив, что русский еврей кое-чем отличается от румынского или польского, не говоря о марокканском или йеменском. Чем же они отличаются друг от друга? Для этого поставим исключительно мысленный эксперимент и сократим типажи еврейских выходцев из разных стран на их общую еврейскую составляющую. Любой серьезный ученый вам скажет, что в остатках мы получим нечто чисто русское, чисто болгарское, чисто французское и все остальное не менее чистое. Впрочем, это уже арифметика, а я никогда слишком не доверял особо точным наукам. И другим не советую.