Павел Лукаш

ОТ НАС ТУТ МНОГО НЕ ЗАВИСЕЛО

– Вы, случайно, не из Калуги?
– Нет, случайно. Я из Гомеля, и не учился в Саратовской консерватории и не заканчивал средней школы в Новосибирске.
Да, легко обмануться, если лет 15-25 не встречал человека. То есть, не человека вообще, как в «Робинзоне Крузо», а этого конкретного из Калуги.
Но Зой – она и в Африке Зой, и в Америке, и в Европе, и в Азии…

Заграница.
Первая магнитная карточка:
– Ты хочешь сказать, что твои деньги хранятся посреди улицы в этом металлическом ящике? Почему же ты не стоишь тут днем и ночью, не охраняешь? Вон – подходят всякие и берут…
Первый утиль на колесах, и обманули всего в два раза, хорошо, что не «Мерседес» покупал.
Первый бордель. Но об этом много сказано – читай у классиков.
Первая, наконец, служба на несносном языке.

Почему не Зоя, а Зой? Так уж начиналось:
– Зой, а Зой, дай от бутерброда откусить, дай списать по биологии (до сих пор не понятно, что и как там у них доминирует) – и так далее…
Они же 10 лет учились вместе, а разглядел он ее на выпускном. Зой была из мелких. Тех, что покрупнее, стали замечать в шестом классе, их зажимали в углах и на вечеринках, с ними встречались – ходили, как называлось тогда. Тани наши, Иры, Лены… А на выпускном:
– Только погляди!
Но и об этом много сказано – Андерсеном, например.

Служба – тоже везде служба. Просыпаешься, бред знает как рано, затем – хап-ляп. Многие бреются уже в машине. И, если ты не последний водитель, можешь расслабиться в пределах автомобильной страховки, то есть, закурить, включить радио, бросить взгляд на пешеходную девушку, пока ждешь зеленого светофора. А захочешь размышлять с утра о судьбах Мира – размышляй, потом, как правило, не до того. Но когда на улице морось, дождь или проливной ливень, испытай чувство некоторого, или глубокого, что от характера зависит, удовлетворения: ты со всех сторон прикрыт, музыка работает и обогреватель, едешь на непыльную, по эмигрантским понятиям и нормально – по ним же – оплачиваемую работу. И до всего сам – не то, что некоторые, с тугим мешком под завязку…

И вот здесь, на сцене возникает Зой. То есть не на сцене, а на «зебре». То есть не на полосатой дикой лошади, а на пешеходном переходе (что-то неожиданно щелкает в голове и не только мысли, которые по праву должны возникать раньше слов, но и слова, которые чаще возникают раньше мыслей без всякого на то права, путаются). Она, спеша, переходит дорогу, и уже зеленый, а сзади гудят в клаксоны, в гудки, в балалайки, в литавры, в кузнечные молоты, в царь-пушки и колокола.

Тем летом, после окончания школы, одни готовились к поступлению в институт, другие ни к чему не готовились.
В будни он приходил к ней с утра, но когда родители уходили уже на работу. Она давала расстегнуть халат, садилась к нему на колени (трусики с картинкой: что сегодня нарисовано – ананасик?) кусала его рот, царапала кожу.
– Зой, может быть, перейдем на диван – неудобно в кресле.
– Нет, не перейдем.
Перетащил на диван. Долой ананасик…
– Все! Перестань! Не надо!
И руками в сторону… Все – так все, ему уже тоже не надо.
– Ну и гадость. – Смотрит на это Зой. И с пафосом: – Нас нельзя оставлять вдвоем.

Надо бы о службе думать, но думалось о другом, о том, что в подробностях можно разглядеть, купив, за неимением лучшего, недорогой журнал, завернутый в полиэтилен. Раньше каждый мог надеяться, в основном, на подружек.
Для начала он решил вернуться - хоть не в служебную, но в реальность. Что там было? Справа – промзона, слева – пустырь и автобусная остановка. Значит, из автобуса – на работу. Из пункта «А»… Имя, фамилия, город – в справочную позвонить. Но фамилия? Прежняя вспомнилась – а потом? То ли в Калугу, то ли в Гомель…

– Мне пора на урок.
– Не уходи.
– Зой, я ж не медалист какой-нибудь, чтоб без экзаменов… Не поступлю – попаду в армию, а там не моя стихия, у меня по НВП тройка.
– Ну, еще немного…
– Зой, каждый урок – пять рублей. Опоздаю, папа-мама башку свернут.
Пять рублей за урок – это она понимает.
Но в выходные, когда все дома:
– Может быть, сходим куда-нибудь?
– А куда?
– В одну мастерскую. Там знакомый художник картины выставил.
– Что он там выставил? Хи-хи.
– Хочешь в кино?
– Зачем? Мы пойдем в парк.
Губы опухли, исцарапаны руки и плечи…

Здорово всех раскидало, но неподалеку Сашка Ортопедов. С Сашкой он просидел за одной партой два года: за первой партой в первом классе и за последней – в последнем.
– Представляешь, я сегодня видел Зой. Совсем недавно прибывшую Зой, судя по туфлям и зонтику, судя по тому, как пешком на работу от остановки междугороднего автобуса, судя по тоскливому выражению глаз – насколько их возможно разглядеть под зонтиком во время ливня. Собственно, разглядеть их было нельзя, но, представь себе, какое может быть выражение глаз у Зой, спешащей на работу пешком под проливным дождем, не говоря уже о зонтике и туфлях. Представляешь, я увидел Зой, а справочная не выдает номер телефона. Так как, наверняка, Зой меняла фамилию, и, возможно, неоднократно.
– То, что дважды выходила замуж Зой, это факт, – подтвердил Ортопедов, – раз в Саратов, раз в Новосибирск. И фамилия ее теперешняя неуловима. Все твои возможности – смотреть на переходящих дорогу женщин, не создавая при этом аварийной ситуации. Ведь любой счастливый случай ходит парами. Читай пособие для обучающихся игре в преферанс.

Он тогда поступил, вместе с Ортопедовым, а Зой никуда и не поступала – в тех кругах котировались другие профессии: парикмахеры, официанты … А ведь была она лучшей в классе по той, например, биологии, где серые мышки и чернокожие папы, как правило, доминировали (за точность этих утверждений он бы не поручился, так как в учебник по биологии за десятый класс даже в десятом классе редко заглядывал).
Любопытно было, как сдавал экзамены Сашка – очень дальний племянник среднего секретаря горкома.
– Не понимаю, – удивлялся он после очередной пятерки, – первый вопрос я почти не знал, и на второй не ответил, а задачу вообще не успел решить.
И нечего заглядывать в уголовный кодекс, нет криминала в безвозмездной помощи дальним родственникам.

Оставалось верить в парность счастливого случая, и месяца через два он увидел Зой, когда стоял на светофоре у той же промзоны. Зой мелькнула в окне свернувшего слева такси. Но взвопил зеленый и проследить за удаляющейся машиной не представилось возможности.
– Судя по всему, она приезжает из пункта «А», где скромная моя фирма строила торговый центр. В этом центре и покрутись вечерком – за покупками все ходят, – посоветовал Сашка.

Перед началом занятий родители одарили его поездкой в столицу.
Он забежал вечером прощаться с Зой. Все были дома. Вышли на лестницу, там удалось расстегнуть халатик. Психоанализ тропический! Трусики, на этот раз, были с желтым бананом.
– Уходи, – прошептала Зой. – Я скоро там буду, через несколько дней поеду к тете.
Там он позвонил.
– Нет ее. Будет поздно, – отвечала тетя.
Позвонил поздно.
– Нет ее. Еще не пришла.
– Где это Зой шляется по ночам? – сорвалось у него.
И, разумеется:
– Не хамите.
Вдруг, в многомиллионном городе, спускаясь на бесконечном эскалаторе в метро, он увидел ее. Зой поднималась навстречу – заметила и отвернулась. Были у нее другие интересы, по крайней мере, в столице.

Несколько вечерних бдений в торговом центре ничего не дали – людей в районе проживало не менее пяти тысяч.
– Зачем она тебе? – вдруг поинтересовался Ортопедов. – Что за озабоченность? Мало их, что ли?
– Не знаю, зачем, – не соврал он, – и сколько их, не знаю. Пять лет, как работа-работа. С местными не ладится, а с нашими: пойдем туда, пойдем сюда, а у меня с дорогой десятичасовый рабочий день и несчастных полтора выходных, я на серьезное не способен. Лучший вариант – бордель. Но как Зой увидел – что-то произошло. А что именно? Читай литературу всех времен и народов.
– Найди квартиру ближе к службе, – посоветовал Сашка, - будет время на погулять.
– Я же с родителями, а у них социальное жилье. Съехать не дают, скандалы закатывают. Если женюсь – другое дело. Мама мечтает о внуках.
– Зой, наверно, замужем и дети у нее, – констатировал Сашка. – Будем разрушать семью?
– Во-первых, не первый раз замужем, во-вторых – знаем мы эти семьи. А тут я, почти в смокинге и с постоянным окладом. Года через два будет поздно: или кто другой уведет, или муж начнет зарабатывать.

«В игры играл, – думал он. – Пожалел. Иначе бы она за мной побегала».
Тани, Иры, Лены при встрече:
– Зашел бы к Зой. Она дома сидит, скучает.
– Зайду.
Но, начался первый в жизни семестр, появились люди. Сашка Ортопедов бросил вдруг институт, чтобы вскорости отбыть заграницу на постоянно.
– Зачем поступал?
– Чтоб в армейку не загреметь, но теперь все схвачено.
Вскоре, проходя по центральной улице города, он увидел Зой, и сквозь витрину женской парикмахерской наблюдал, как, сидя на маленьком табурете, она делала педикюр грузной, с распухшими ступнями тетке. Зная о темпераменте Зой, он подумал: «Порежет». Но обошлось, Зой, приняла чаевые, сунула в карман голубого фартука и посмотрела на него сквозь стекло.

Если бы она улыбнулась…

Поездка в столицу или парикмахерская – школа жизни, или то и другое вместе? Вдруг не стало запретов. Зой работала во вторую смену, он пропускал занятия. Это было…
Но родителям Зой не годился нынешний студент, то есть, будущий инженер, и его родителей не грела мысль о педикюрше-невестке.
Потом он завалил сессию, был призван в СА, а когда вернулся, узнал, что папе Зой впаяли крупный срок за мелкие хищения, а сама Зой куда-то уехала и там, по слухам, вышла замуж.

Она не улыбнулась, а посмотрела так же как тогда, на эскалаторе, в метро, в столице… У нее и здесь были другие интересы.

Он прилично сдал сессию, продолжил учебу, а на втором курсе женился, и когда развелся на четвертом, узнал, что папе Зой впаяли крупный срок за мелкие хищения, а сама Зой куда-то уехала и там, по слухам, вышла замуж.
Он защитил диплом, работал и через несколько лет в той же парикмахерской увидел Зой, и она его заметила и улыбнулась.
Они пообедали в одной из кооперативных пиццерий, каких открылось много в последнее время, где было не уютней, чем в обычной столовой и отвратительно дорого.
– Из нашей парикмахерской все сюда ходят, – похвалилась Зой и сообщила, что развелась.
Тогда он соврал:
– Я про тебя все знаю.
– И я про тебя все знаю, – сказала она.
– Я лелею крупскую одежду, что сегодня вечером, – начал, было, он, имея в виду, что лелеет хрупкую надежду, что сегодня вечером…
Она рассмеялась.
– Кого лелеешь?
И сказала:
– Ничего не надо, я опять выхожу замуж и уезжаю из города.
– Но зачем же ты здесь, со мной…?
– Школьный друг, обеденный перерыв, кроме того, я тебя любила в шестом классе.
– А потом?
– Потом обеденный перерыв кончился, и все разошлись по своим делам.
– Помнишь, как мы встретились в метро? – спросил он.
– В каком метро? Трамваи здесь – и те редко ходят.
И пока он ждал трамвая, в голове крутилось: «Одежда крепкая – надежда крупская…».

– В фирму, я тебя не возьму, – сказал Ортопедов. – Сам пойми, своего гонять нельзя, обиды начинаются, и т. д. Но на работу помогу устроиться. Хочешь – в частный сектор, хочешь – в государственный.
– А что лучше?
– Будь тебе двадцать или двадцать пять, я сказал бы – в частный, будь сорок – в государственный. Думай сам, осваивайся, учи язык. Запиши номер моего домашнего телефона, и рабочего, и переносного, и в машине, вот еще один, по которому меня можно найти – этот только для своих. Видишь, как я тебе доверяю? Не пропадай. Звони. Увидимся.

С тех пор они виделись дважды. Через год Сашка лично представил его будущему начальнику, и спустя еще несколько лет, пригласил на свадьбу дочери, где показал со стороны вальяжного деда, легендарного родственника – бывшего среднего секретаря. Так как дочерей у Ортопедова хватало, можно было рассчитывать еще на несколько встреч.
«Так уж здесь дружат, – размышлял он, – делом помогают, без трепотни». Но было обидно, хотя, по телефону иногда разговаривали, например, по поводу неожиданно возникшей Зой.
И вдруг Сашка позвонил – позвал в загородный кабак. Там, приняв на душу по триста, разговорились. Он не так уж и захмелел под закуску, но Ортопедова, у которого явно не было аппетита, развело. Тоска вырвалась на свободу.
Пока пили, расспрашивал Сашка, а он, удивляясь и радуясь вниманию, рассказывал:
– Приходится по роду службы доставлять неприятности. Но я лишь болтик, то есть, винтик в машине. Недавно один говорит, как бы шутит, а глаза добрые: «Не знай я, что это твоя работа, я бы тебя урыл, есть у меня такая возможность», – намекает, понимаешь ли, на связь с местным криминалом. А я ему: «И у меня возможности имеются, только обойдется это дешевле», – то есть, намекаю на связь с этнической мафией. Представляешь, подействовало – его лицо мгновенно приобрело нормальный зверский вид. Вот так зарплату отрабатываю.
– Берешь? – спросил Сашка.
– Не-а.
– Почему?
– Стыдно брать сколько предлагают. А серьезно – не потому, что принципиально против, а потому, что принципиально хочу спокойно спать.
– А с кем?
– Да так, ничего особенного.
– Мы найдем тебе конфетку с приданным, – пообещал Ортопедов.
И о своем:
– Хрен-то старый, ни рожна не понимает, а лезет во все. Сиди себе – получай дивиденды. Нет – заявился, требует…
– Кто-что требует?
– Дядька мой дальний. Фактически, это его фирма. Надо же мне было с чего-то начать. И продолжить… Сейчас-то я справляюсь, но все завязано, и эти ребята не шутят.
Сашка долго ныл, вспоминая дочерей и называя их сиротками – достал окончательно, так ничего толком не объяснив.
Он не выдержал и спросил сам:
– Я могу помочь?
– Возможно. – Ортопедов почти протрезвел. – Станешь хозяином фирмы на пару недель. Я тебе доверяю.
– Значит, нужно уволится, потерять стаж и пенсию, потому что ты мне доверяешь? – спросил он.
– За деньги, – сказал Сашка.
– Подсчитаем, – предложил он. – Тут все долгожители, и я надеюсь… Возьмем зарплату за оставшиеся годы и пенсионный фонд – ого! Да здесь приличной суммой пахнет, плюс адвокату столько же, чтобы выкрутиться. А хочешь, я тебе денег дам? Кое-что накопилось.
– Какие твои деньги…
Разошлись не сговорившись.
Если совесть мучила, то слабо. Ну, помог Ортопедов, так ведь было кому – он справляется с работой, а здешние с образованием на такие места не рвутся. В конце концов, своя рубашка с летней распродажи ближе к телу, чем Сашкин пиджак от «ARMANI».

– Женщина тебе звонила, – сообщила мама, – не назвалась, но обещала перезвонить.
«Зой, – решил он. – Номер телефона в справочнике. Все знакомые, клиенты и сослуживцы звонят, в основном, на мобильный, но и логика здесь не причем».
Вспомнилось, в детстве он иногда знал заранее, что найдет деньги, но годам к двенадцати, эта способность исчезла. Как-то раз, повинуясь внятному чувству, он брел, глядя под ноги, вдоль трамвайных путей и подобрал десятку. Для сравнения, мать давала на карманные расходы два рубля в месяц. В дальнейшем, просто так, без прозрения, он, как все или многие, находил на улице мелочь. Но сейчас, в том, что звонила именно Зой, возникла уверенность. И вопрос возник: «При чем тут деньги?».

Встреча состоялась в пункте «А» – в торговом центре, где он провел несколько безуспешных вечеров, высматривая Зой.
– Я здесь бываю, – сообщила она, – захожу иногда в пиццерию, но фигуру надо беречь.
– Мы с тобой обедали в пиццерии, – вспомнил он.
– Разве? – переспросила Зой. – Мы никуда не ходили, только в парк.
– Ты еще в парикмахерской работала. – Он не сдавался…
– В парикмахерской я больше не работаю и в пекарне не работаю, и в пошивочной мастерской, и на шинном заводе, и на бензоколонке, и посудомойкой, и в овощном отделе, и по уходу за стариками, и по очистке, и по уборке – хватит. Мы сейчас поднимемся наверх. Он хочет с тобой посоветоваться…
– Кто?
– Увидишь. Это в наших интересах.
Недоумение длилось, пока поднимались в скоростном лифте, пока шли через большую приемную, где вместо секретарши находился бугай охранник, но когда вошли в огромный вовсе кабинет, оно сменилось полным недоумением: дальний Ортопедова дядя сидел за столом.
– Вот и все, – сказал дядя, – что недоносок Сашка посчитал возможным мне отстегнуть – вонючий офис в полгектара. Он думает, что мы в расчете. Я ведь не строительная шарашка. Я торгую этим – как там его? Ну, она тебе объяснит… А ты станешь президентом Сашкиной фирмы.
– В наших с тобой интересах, - сказала Зой.

– Я про тебя все знаю, – сказала она. – Я тебя люблю с шестого класса. Только ты за акселератками бегал – меня не замечал.
– А после выпускного?
– Что? – переспросила Зой.

«В чем заключаются перемены? – думал он. – Джинсы за триста, а не за пятьдесят. Автомобиль не за двадцать тысяч, а за сто. И тысяч этих для полного счастья нужны уже не десятки, а сотни…».
Дома он прочитал в словаре, что скука – есть тягостное душевное состояние, а так же томление от отсутствия дела или интереса к окружающему. И когда, в тот же вечер, включил телевизор, то увидел надпись на весь экран: «Да пошли вы все в задницу», а приглядевшись, разобрал: «Для звонка за границу, – и далее, – набери 013». Он не стал набирать, так как знал уже, что нет другой жизни.
2001