Во-первых: когда пацаны во дворе съедают по стакану маковой соломки, а затем принимаются за косяк – обходись одним лишь косяком. Во-вторых: пей портвейн, но отказывайся от одеколона, денатурата, тормозной жидкости и пр. В-третьих: одно дело – потянуть котенка за хвост или, или раскрутить в наволочке над головой, и затем, опустив на асфальт, смотреть, как беднягу качает, словно папу после аванса, и, совсем другое – закатать его в банке, как закатывают на зиму огурцы… Это не научный опыт – не делай этого! И будешь не таким как все…
       Но если читаешь книжки, тем более, американские романы, то прослывешь интеллигентом, что чревато массой неприятностей и полным непониманием со стороны большинства дворовых приятелей.
       Так было 30 лет тому назад в нашем городе.
        
       ***
       Сегодня все другое, от выпивки до места проживания – даже нынешние книжки другие, в том числе и американские. В современном романе быстро сменяются действия и объем его не превышает трехсот страниц. Как по мне – хватило бы и сотни… Он, как правило – детектив. Наверняка существуют и другие литературные произведения – по жанру, по объему, по глобальному воздействию на человечество. Но я их не читаю – и без того жизнь тяжелая.
       Мне хватает местных и международных новостей по телевизору – новостей-страстей! – и воздействия их на человечество в моем лице. Даже слишком хватает. Поэтому отключаю международные слухи о президенте США и включаю сериал про Ментов. Очередные будни сотрудников уголовного розыска в уже не моей стране, заканчиваются, как правило, почти американским хепиэндом.
       Здесь, где я проживаю, будни уголовного розыска весьма далеки от будней рядового обывателя – что радует. Хотя, как утверждает мой приятель полицейский Макс, мы приближаемся к Чикаго семимильными шагами. Но и в Чикаго не все плохо, а тут хватает заморочек и без уголовщины. Поэтому я и местные новости не смотрю.
       Сериал про Ментов неожиданно прекратился – в последней серии убили главных героев: Ларина и Дукалиса. Это произвело на меня впечатление и пробудило, дремлющий вот уж не менее года, творческий инстинкт. Я сочинил стишок:
       Вчера в TV до Буша докопались –
       Устроили ламбаду на костях.
       Вчера погибли Ларин и Дукалис –
       Об этом не сказали в «Новостях».
        
        
       ***
       Этакий атавизм прошлого века – творческий инстинкт. Думаю, человечество от него избавится. Будут создавать и выдумывать, будут писать книги и картины, и сочинять музыку, но уже никто не станет заниматься этим бесплатно.  Нынешних детишек не интересует бесплатное самовыражение, их интересует, сколько за самовыражение можно получить. Ребенок, выигравший школьный конкурс на лучший рисунок не удовлетворен получением грамоты за подписью госпожи директрисы. Он спрашивает: где же деньги? Самому молодому программисту, пишущему стихи, сегодня около тридцати пяти.
        
       Приехал в гости поэт X.
       -Как поживает поэт Y, – спрашиваем его.
       -Спивается.
       -Как поживает поэт Z?
       -Спивается.
       -А как ты сам поживаешь?
       -Спиваюсь.
       Так что, понимаете... Но и в нынешних нет души (душа – см. в толковом словаре), они коллекционируют жизненный уровень – даже не курительные трубки и не солнцезащитные очки. И, хотя, старый труп лучше новых двух, все чаще хочется дотянуться  до новых, и не выходит дотянуться.
       Экран компьютера – не репродукция известной картины Малевича. Понятно, на какую кнопку нажать, чтоб засверкал он всеми цветами цивилизации. Ясно, как – прошептав заклинание: эне-бэне-раба-квинтер-принтер-жаба – включить принтер. И слово «почта» теперь не существует без добавления «электронная». Ну что – пробился? Черта-с-два – это уже прошлый век. Умение пользоваться словарем, как неотъемлемый признак образования, отошло в прошлое, а умение пользоваться Интернетом стало неотъемлемой частью жизни для всех скаутов, пенсионеров, специалистов…
        
       ***
       Я, как Мастерова Маргарита, неравнодушен к специалистам.  Но к специалисткам я неравнодушен еще больше. Они пробуждают творческий инстинкт:
       Не полюбила молодая –
       Весь вечер пил, не заедая…
       Так было, например, вчера,
       Да и в другие вечера…
       Так что вернемся во двор тридцатилетней давности – там нас молодых на всех хватало.
       ***
       Нет, не хочу возвращаться. Мне и здесь не так уж нехорошо. Нынешний двор, это холеный газон и просторная автостоянка, принадлежащие многоквартирному дому в котором находится и мое жилье. На стоянке, среди прочих, припаркована и моя машина.
       Иногда, в три часа ночи, во дворе бушует юность вернувшаяся с дискотеки. Но желание взять винтовку и пострелять по шинам их автомобилей быстро проходит, все равно, нет винтовки… А закроешь окно и тишина, можно спать дальше.
       «Мы были хуже», – утверждал Семеныч, отсидевший в юности срок за поножовщину. Он ошибался – поножовщина случалась и в мое время. Случается и теперь.
       Теперь я пью приличные, а иногда – очень хорошие спиртные напитки. И пью, понятно, не во дворе…
       Нет, не хочется возвращаться в тридцатилетнюю давность… А то, что я ненавижу свою работу – так я не киллер, чтоб свою работу любить. Стыдно быть счастливым – потому и спорим: кто в жизни больше страдал. Боимся сглазить:
       -Как дела?
       -Средне.
       -Почему?
       -Раньше было лучше. А дальше будет только хуже.
       Вот уж, не совсем правда: так оно было, так оно будет, но зеброю, волнами, полосатым матрацем – зависимо от субъективных несчастий и приступов личной депрессии – что далеко не новость. И правильно – не все коту шавуот.
        
       ***
       Кошки – тоже повод для пробуждения творческого инстинкта. Их во дворе десятки, а-то – перевалило за сотню. В борьбе «зеленых» с городской ветеринарной службой побеждают «зеленые».
       Кошки, в основном, черной масти – таков нынешний выводок – перебегают мне дорогу ежедневно. Но известная примета не работает, а возможно, действует, наоборот – к удаче. Я, например, живу в 13-й квартире, и – ничего жуткого, кроме отсутствия лифта. Святая земля!
       Местные кошки похожи на тех, что нарисованы на камнях египетских пирамид.
        
       Мэтр молодости моей спрашивал: почему о погоде и кошках, в основном, пишутся нами – молодыми писателями – стихи. Дважды лукавил. Знал, что опыта у нас недостаточно – сочиняли «в стол», в сухую, так сказать, что не способствует вообще ничему – и, что, в основном, о погоде и кошках нам, незащищенным известностью и неуверенным в своих силах, но уже напуганным основательно, безопасно было писать. Он не просто так подкалывал – расшевелить хотел пишущий народец. Некоторых расшевелил.
        
       Значит, о кошках. Они везде – в мусорных контейнерах, на газонах, на автостоянках, разве что в подъезды не забираются – запираем мы подъезды на цифровые замки. Вот и попадают иногда зверюги впросак, то есть, под колеса, пробуждая творческий инстинкт:
       Увы, не повезло котенку –
       Не увернулся, дурачок.
       Сложил котенка в газетенку
       И бросил в мусорный бачок.
        
       ***
       Так и умрешь, не пообедав, – как сказал бы комар, умей он говорить по-человечески, и случись ему остаться в живых.  То есть, пора бы вспомнить о девчонках…
       Но опять навязалась другая – не самая развеселая тема:
       -Алло, ты где?
       -Еду домой.
       -Много выпил?
       -Немного.
       -Будь осторожен.
       -Не беспокойся. Сегодня не овдовеешь.
        
       Гражданин со средним доходом (ох, как не густо это в нашей стране в наше время), лучшее, что может сделать для своей семьи, это преставиться – то есть умереть, почить, скончаться, уйти от нас, лечь в могилу (есть много синонимов в одноименном словаре – выбирай любой).
       Застрахованы и ссуда на жилье, рассчитанная на пожизненную выплату, и, как правило, сама жизнь. Вдова-вдовец останется с выплаченной квартирой, получит страховку, пенсию, что-то от социального страхования. Знать бы заранее, как там – по другую сторону. Но нехорошо об этом говорить – верно? Жена, дети, родители – все такое…
        
       ***
       Значит, о девчонках. О тех, которые сейчас неизвестно где и неизвестно что… Они тоже пробуждали творческий инстинкт. Первые такие, ранние пробуждения. Извините за…
       Впрочем, чтобы не извиняться, выкину слова из песни:
       Тане – в сметане,
       Тоне – в батоне,
       Мане – в кармане,
       Лене – в полене.
        
       Не много ж мы соображали:
       -Я бы тебя проводил, но мне не по дороге.
       Девочки соображали больше:
       -Может быть, придумаем что-то еще?
       -Например?
       -Не знаю…
       -А что ты жуешь?
       -О, ты, кажется, что-то придумал…
       -Ну, если хочешь, можно купить вина.
       Играться-смеяться!
       Из-за нее я не пошел с родителями в десятидневный турпоход. Остался один в квартире. Мы встречались ежедневно на третьей из пяти трамвайных остановок – пять остановок было между нашими домами. Первый – уже натуральный опыт. Но настолько все неумело и несуразно, что за десять дней мне как раз и надоело.
       -Может быть, придумаем что-то еще?
       -Например?
       Сплошные вопросы…
       Лето проводили на пляже и в глухих зарослях на пляжных обрывах, а в несезон сидели во дворе на скамейке, а когда было холодно – заходили в гости к друзьям, бывали в кино, если случались деньги, и гуляли по центральным улицам города. В парк на танцы, например, сходить, было чревато – там чужому могли набить морду. Иногда устраивались вечеринки. Начищай тогда до блеска единственные туфли, утюжь единственные брюки, выпрашивай у мамы рубль с мелочью…
        
       ***
       Черепаха Тартила, в фильме про Буратино, предлагает всегда быть юным: дерзить всем подряд и периодически ввязываться в драку. Не помнит, синюшная, что у юных и без того всегда что-то болит. Знакомый врач сказал, что это связано с ростом. У меня всегда что-то болело. А уж после мордобоя…
       Дерзости хватало, чтобы нарваться. Но чтобы бить – не размышляя: убьешь или разве что покалечишь – не хватало бешенства и беспощадности. Но не бьешь – не учишься. В драке-то оно так – либо ты, либо тебя…
       Я-то думал, что взрослым живется лучше – не приходится каждый день драться, но папа сказал, что проблем всегда достаточно.
       ***
       Как-то раз мы с приятелем наглотались таблеток из бабушкиной аптечки – я для куражу, так как решил навестить на даче подружку, которая меня недавно отшила, а он – за компанию.
        С этой подружкой мы встречались около месяца. Тискались, щупались и целовались изо всех сил. Потом она спросила: «А если девочка тебе даст, ты до конца…, или только чуть-чуть?» Я ответил, что до конца. Было бы мне 16 лет, я бы сказал, что, разумеется, все будет так, как она скажет, то есть, только чуть-чуть. Но мне было все го 14.
       Тут же она сообщила, что ей нравится другой. А затем и этот другой подошел. «Извини, – сказал он, – она сама так решила». Он боялся драки – он думал, что я  «крутой» как Буратино. Но мне хотелось поделиться с кем-нибудь необычным ощущением – меня бросили.
       -Понимаешь, – начал я, – у нас были особые отношения…
       -Твоя проблема.
       Он не стал меня слушать, уяснив, что драки не будет. Он был постарше – ему уже исполнилось 16.
       Наглотавшись «колес», мы приехали на дачу. Я снова был «крутым» – это ей понравилось, и она сказала: «Приезжай завтра. Я буду одна». Справедливость восторжествовала – дальше, не принципиально. Обалдевший приятель куда-то пропал, а я долго сидел на скамейке возле остановки трамвая. Глаза закрывались, и перед ними мелькали ноги дачников: в кедах, в босоножках, без ничего… Глаза открывались, и оказывалось, что рядом никого нет – был полдень, люди прятались от жары в дачных сараях.
        
       ***
       А когда друзья-соседи настойчиво предложили мне уколоться – всего один укольчик для пробы – я согласился. Но судьба, фатум, рок… – прямо-таки что-то свыше вмешалось и маленькая склянка, без видимой помощи со стороны, опрокинулась. Жидкость растеклась по поверхности полированного стола, вобрав двухнедельную пыль. Замечательное наглядное пособие. Я отказался – мне уже было 15. Они не настаивали – им важны были общность, единство, согласие, но отдавать свое не так уж и хотелось. Жидкость собрали шприцом, как-то почистили, и ширнулись без меня. Их порядочно протрясло. Еще одно замечательное наглядное пособие. Я отказался навсегда – до сих пор, по крайней мере. Лучше водки выпить – сотка в будний вечер, двести в выходной, триста в праздник.
       Не принимай всуе!
       Пей за жизнь, пейзажист!
        
       ***
       Однажды, я нашел 3 рубля. Купил сигареты, вино, закуску, и поехал на такси … Стоп! На такси уже не хватает. Начнем по-другому. Однажды, я нашел 5 рублей…
        Это творчество – захотел, вернулся в прошлое и перетворил все в соответствии с новым опытом. А было бы нельзя – прыгали б мы сейчас на одной ноге, размахивая одной рукою для равновесия, глядя одним глазом… и так далее. Но мне не хочется устранять ошибки – а вдруг не справлюсь, и настоящее получится инвалидом. Лучше чашка без ручки в руках, чем всадник без головы в заднице.
       Приятель детства моего любил рассказывать, как он жарил яичницу. Растопил масло на сковородке, рассыпал лучок, накрошил хорошей колбасы и, наконец, разбил яйцо, второе, третье… Вот оно-то и оказалось тухлым. Несмотря на то, что в детстве мы не так уж и голодали, рассказ производил впечатление. Но не было бы тухлого яйца – не было бы и рассказа, а так, даже что-то физиологическое есть в этой кулинарной истории. Творец должен не только другим показать, но и сам посмотреть…
       А двоюродная сестра величала меня кузеном. Она боготворила Майн Рида, и стащила полное собрание его сочинений из бабушкиного книжного шкафа. Это случилось, когда та уже умерла. Но ведь квартира, обстановка и книги были завещаны мне – кузине полагался ковер. Никаких выводов! Просто констатация факта.
        
       ***
       Хау! – как говорят младенцы. Я все сказал.
       Невозможно выдать сто страниц квинтэссенции. А каково сто подобных страниц прочитать? Мы не пьем чистый спирт – предпочитаем разбавленные напитки (замечание Межурицкого). Пора придумать фабулу и течь по страницам – пожалеть читателя. Ведь не его вина, что жизнь – хреновина (нет такой рифмы в словаре рифм)!
       Скучно течь по страницам, хотя, не сложно. Только на слово «хреновина» в словаре около шестисот рифм. Бери еще три слова, где рифм не меньше и создавай неповторимую поэму на 2400 строк. Найдутся и почитатели. И какой-нибудь поц напишет рецензию изобилующую спецлитературными  терминами – очень будет хвалить. Для создания крупного произведения не нужно обладать особым талантам. Даже хорошая реакция не нужна и хорошая эрекция не нужна…
        
       ***
       К слову: об эрекции – чем не тема? Из вечных. Но лучше, о минете. Например: все на свете о минете…, или – о минете на другой планете…, или – дети о минете (пособие для взрослых). И эпиграф к данному произведению: «Жду ответа, как соловей – минета».  Пробуждает:
       Ау, голубы!
       А вдруг – минет?
       Не красьте губы –
       резону нет.
        
       Родственникам уже не покажешь.
        
       ***
       Родственники не воспринимают текстов отвлеченно от автора, если автором являюсь я. Им все нравится, потому что они родственники. Раньше им не нравилось по той же причине – все когда-то что-то писали, а даже два дарования в одной семье, это уже чересчур.
       Но удержался – не ушел в программисты –  лишь один. Его иногда публикуют, о нем изредка пишут и родня им гордится – пробился один из наших (с их точки зрения). Тем более, ему не платят за это ремесло – почему бы его не любить?
       И вдруг – эрекция, минет… Он ведь даже матом при них не ругается – это ему не свойственно. Понятно, что сейчас можно все, тем более, в литературе, но свой-родной-конкретный, мог бы этого избежать. Тем более, не словарь составляет, не какой-нибудь пишет научный труд.
       Знакомым литераторам тоже лучше не показывать. Если б это было некое декларативное произведение с названием: «У меня есть то, чего у тебя нет», и с эпиграфом: «Висит полено – по колено» – тогда, ладно. А просто ради сладкого словца, ради дешевого эпатажа…
       Да в наше время все кому не лень…!
       И не такое видали, то есть, читали…!
       Сегодня – что клитор, что кратер, что утренняя зарядка (ноги врозь, руки на бедра, начинаем медленные движения…)…
       Нынешние попытки употребить слово «конец», как завершающая часть чего-либо, или слово «перёд», как начальная чего-то часть – чреваты недоразумением.
       Раньше были иначе!
       Раньше не возникало вопроса – чем занимался в маминой спальне кривоногий и хромой командир мочалок?
       Что он там, вообще, позабыл?
        
       ***
       С удивлением обнаружил, что указательный палец на моей левой ноге почти на сантиметр длиннее такого же пальца на правой, а ведь всегда смотрю телевизор сидя на диване и ноги положив на журнальный стол – надо быть к себе повнимательней.
       Можно ли так выразиться: указательный палец ноги? Большой палец ноги,  мизинец, средний, безымянный – понятно. Но указательный…? Слышится странно.
        
       ***
       И все же…
       А теперь…
       И, наконец, о девчонках.
       О тех – достаточно некрасивых для того, чтобы успешно заниматься литературой. Чтобы заниматься ею хорошо, им приходится быть «семи пядей во лбу». Видел я дураков-мужиков пишущих замечательно, но бабы-дуры пишущей замечательно – не встречал. Женщина – хороший писатель, могла бы преуспеть в любом деле, если бы увлеклась. Она – не красавица, но недурна: сохранила фигуру, ее лицо украшено интеллектом. Хочется общаться, хочется влюбиться – что же всегда мешает?
        
       ***
       Пора уже течь по страницам.
        
       ***
       Что-нибудь, например, из деревенской жизни – ездил я «на картошку» и в стройотряды, и везде были девчонки.
       Однажды я разгружал вагон с комбикормом – очень неприятное воспоминание.
       Как-то раз я участвовал в краже, убийстве, приготовлении и поедании инвалида-барашка – других в деревенском стаде не было.
       Как-то раз из-за девчонки – именно со мной залетным ей захотелось провести поствечерок – меня чуть не застрелили местные пацаны. Один пошел за двустволкой, другие остались стеречь. Я не дождался убийства: спрыгнул в темноту с дощатой эстакады для разгрузки зерна, служившей по вечерам танцплощадкой, добрался пешком до центральной усадьбы и, к утру, успел на автобус. Потом – поездом. Потом – самолетом в Одессу.
       Есть и другой деревенский опыт, например, парное молоко – я имел здоровье его пить.
       Итак, начнем:
       Корова доила доярку
       Лиха беда – не начало, а продолжение. Сколько был я в той деревне – недостаточно, чтобы создать достойное меня реалистическое художественное произведение.
        
       ***
       Я бы о конфликте отцов и детей написал, так как есть оба опыта. Почему мне не хотелось сына? К сыну сложные требования – чтобы был умный как папа и способный в той же области наук, искусств или ремесел, где папа жизнь свою похерил. Но, при этом, чтобы был чуть глупее и бесталаннее. Ведь надо как-то и через кого-то все свои идеи, не востребованные современниками, в более продвинутое будущее передать.
       Благодарю, избавлен от соблазна!
       Дочку же можно любить ни за что – лишь бы не наглела.
       Начнем о конфликте:
       Дети не должны быть гениальны…
       Но ведь сына таки у меня нет, а дочки умны и талантливы в чем-то своем, а не в моем. И наглеют в меру. К ним изначально не было никаких претензий. А то, что девчонки они – то это для тех, кто будет размышлять о них через тридцать лет.
        
       ***
       Лучше напишу о технической эволюции (не путать с технической революцией, которая уже произошла, тогда, как эволюция, наверняка, продолжится до…). Первым делом, например, про самолеты – начали!
       В самолет втиснули столько электроники, что он стал мыслить самостоятельно, осознал, что жизнь – жестянка, не содержащая счастья, и покончил с собой.
       О чем тут еще писать?
        
        
       ***
       Почему не написать об армии? И хотя эту тему пожевали порядочно, но, как говорит один немолодой прозаик – сочинивший полдесятка рассказов, и уверенный в том, что когда их наберется сто, они сложатся в роман всех времен и народов – которого бесит все похожее на стоящую литературу: я бы написал об этом лучше.
       А я могу рассказать о пайковом масле, о ветре-кипятке, о нуле по Цельсию в казарме, о шинелях стертых до рядна, о вконец расколоченных молодых зубах, о пайковом масле, о сне по полтора часа в сутки, о простуженных мочевых пузырях готовых взорваться по восьми раз за ночь, о красе Курильских островов и Приморского края, о пайковом масле, о беспределе и законах проживания в человечьей стае…
       Могу написать, как всегда, с юмором, присущим исключительно мне.
       Взвод! В одну ширинку становись…
       Но где же девчонки? В армии я прослужил два полных года. Тех самых, что должен был потратить на девчонок – исключительно на них. Но их-то там и не было. До ближайшей девчонки надо было бежать 20 километров по пересеченной местности в полной темноте. Реально убежать можно было после отбоя, а прибежать нужно было к подъему. Но от отбоя до подъема, как в песне поется – то-олько сееемь ча-асов. Не был я должной мере сексуальным маньяком. А некоторые успевали.
        
       ***
       Сволочь-сволочь-сволочь страна, лишившая меня девчонок, а девчонок – меня, на двухлетний срок. Они бы меня любили: одни – за разум и талант, другие – за пригожий лик и прочие телесные совершенства. И всегда бы оставалось место для столь необходимых душевных страданий – почему любят не за красоту? Почему не за ум?
       А третьи бы любили меня за все вкупе, и я бы переживал – почему не любят за просто так.
       Любят ли кого-нибудь за ковыряние в носу?
        
       ***
       Непросто отвязаться от армии – армия в сердце моем, с большим чугунным знаком минус, чтобы избавится от груза, придется когда-нибудь о ней написать. Собственно, я этим периодически занимаюсь – почти в каждом рассказе поминаю строчкой-другой. 
       Одно из стихотворений, потрясших меня, а таких всего существует, может быть, три десятка, я встретил в армии. Как-то раз, в учебной части, где из нас должны были сделать артиллеристов – после фашистской утренней зарядки, ничтожного (не о том речь) завтрака, продолжительного долбания мерзлой земли тупыми ломами (но, разумеется, без рукавиц – в первый же день изодранных), нас, наконец, завели в классы, чтобы обучить какой-то военной науке. Сержанта, промерзшего больше нашего, так как ломом он не махал, разморило. Он притих, оцепенели и мы, пользуясь редчайшими минутами отдыха, лишь мой сосед по парте что-то сосредоточенно писал, прикрыв листок ладонью от посторонних глаз. Любопытство преодолело усталость – я отодвинул его ладонь и прочитал:
       сало варенье конфеты печенье
       сало варенье конфеты печенье
       сало варенье конфеты печенье
       сало варенье конфеты печенье
       … такие стихи.
        
       ***
       По мнению одной моей знакомой – мужчины всегда говорят про армию и рыбалку.
       О рыбалке писать не буду, хотя, есть чем поделиться с теми, кто не бывал на Дальнем Востоке.
       Я обиделся.
        
       ***
       Размышляя о девчонках, я не могу уснуть. Но для того, чтобы уснуть, достаточно досчитать до сорока. Максимум – до сорока пяти. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, 11, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, 18, 20, двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять, 30, тридцать один, 33, тридцать четыре, тридцать пять, тридцать шесть, 40, сорок один, сорок пять, 40, сорок один, сорок пять
        
                                                                                                                                2005