Левинзон Леонид

Вальс



        Читальный зал библиотеки Сионистского форума полуосвещён. Напротив входа стенгазета "Они боролись за сионизм". Чуть дальше, на специальной уважительной подставке книга "Щаранский - герой нашего времени". Ещё дальше - рояль.
        - Уважаемые коллеги, - Нина говорит тоненьким голосом. Лицо бледное, напудренное, на плечах шаль, - сегодня, с вашего разрешения, вместо стихов я хотела бы прочитать доклад. Я постараюсь осветить тему очень кратко, пронумерованными тезисами, не тщась превратить их, - кокетливая улыбка, - в многословные верлибры.
        - Попрошу текст! - вмешивается высокий парень с тоненькой бородкой.
        Нина было открывает рот:
        В помещение входит худая женщина, щёлкает включателем - свет не зажигается и, нервно двигаясь между столами, громко собирает журналы.
        - Раскидали тут...
        - Мы интеллигентные люди, - Нина реагирует с достоинством, - ваши обвинения напрасны! Мы не кидаем журналы, - плотнее закутывается в шаль и открывает синюю детскую тетрадку прошедших времён.
        - Друзья! - губы ярко крашеные, сыплются помадой, - тема моего доклада - "Ответ коллеге по поводу фонетики".
        Коллег на сегодня не так много - трое юношей и высокая коротко подстриженная девушка.
        Нина держит тетрадку близко к глазам:
        - Ура чистому вдохновению и неугасимому благородству щедрых сердец, присущих истинным поэтам! Раньше я хотела вступить в Союз писателей, полагая, что наше литературное объединение в него входит. Но, заглянув в зал, и не увидев там никого из вас, заявляю, что более не желаю иметь с этой организацией ничего общего. Так вот, уважаемые коллеги, во время прошлого обсуждения, за которое я так благодарна творческому коллективу...
        - Ой, Нина, Нина..., - громко вздыхает парень в охотничьей шапочке.
        - Простите?
        - Знаете, лучше прервитесь. Ваш доклад можно читать и в конце, а сейчас время стихов.
        Нина сникла:
        - Ну, ради стихов...
        - Я на пороге странных перемен, - тихо начал поэт и сдвинул шапочку на затылок.
        - Осмеянный, глумливо озираюсь на прохожих,
        Лицо вдохновенное, руки сложены на груди, глаза зажмурены.
        - Смотрю вокруг и вижу тлен души,
        - Души на паперти свободы!
        Читает.
        - Что скажете? - через двадцать минут. Забарабанил пальцами.
        Молчание. И из него прорезается голос бородатого.
        - Да-а, а ведь тут есть над чем поработать! Митька, извини, но подвергну, как своё. Понимаешь, - зацепил бородку в кулак, - всё ничего, да слова простоватые. Это портит. Рано тебе ещё. Рано! И вот что я думаю - это похоже на подстрочник. Да, на подстрочник, но какого-то иностранного великого поэта. Единственное, мне там, у тебя, всё-таки понравилось одно слово. И знаете какое? - обращается ко всем. - Это слово "блядь". Вот это находка! В одном понятии умещается целая картина.
        - Загнул, загнул, - засмеялся низенький кучерявый парень.
        - Считаешь - нет? - обижается бородатый.
        - Считаю - нет, - говорит новый критик и обращается к сочинителю, - ты действительно хочешь правду?
        - Вообще да, - осторожно отвечает тот.
        - Честно?
        - Честно.
        - Только честно?
        - Ну?
        - За душу не берёт. А ведь это, братец, самое серьёзное. Стержня нет. Слов вокруг набросал много, а стержня нет.
        Митька пошёл пятнами.
        - А вы? - с надеждой спросил девушку.
        Та недоумённо подняла брови:
        - Да я вообще против стихов. Проза, поэзия - ерунда всё это. Текст должен быть, текст! Его не вижу.
        - Поучи ещё, - бормочет стихотворец и поворачивается к Нине:
        - Если никто больше не хочет, продолжайте!
        - Спасибо, - Нина пытается ему улыбнуться, - кстати, вы меня не спросили, а мне понравилось.
        - Понравилось, не понравилось, читайте!
        - Да... конечно. Так вот, как вы, уважаемые коллеги, я уверена, помните, во время обсуждения один товарищ предложил убрать слово "хотя" и создать таким образом фразу "игра - пустяк"...
        - Бред! - Митька задёргался.
        Нина поперхнулась.
        - Извините, но я вам не мешала. Понимаете, насчёт фразы... Я давно пишу стихи, вот уже восемь лет, и я считаю - эта вставка сыграла свою роль, она несёт нагрузку!
        - За восемь лет, я смотрю, вы набрались смелости..., - никак не может успокоиться Митька.
        Все хихикают.
        Нина медленно краснеет.
        - Если вы будете меня оскорблять, я позову мужа на защиту. Он вас побьёт!
        - Я так испугался, прямо падаю. Да и нет у вас никакого мужа. Посмотрите на себя? Выдумала тоже - муж!
        - Митя, перестань! - предупреждает бородатый.
        - Нет, почему же... - Нина встаёт, руки в синих прожилках комкают тетрадку, - я всё слышала.
        - Ну и что?
        - Ничего. Я просто... я... я..., - хватает воздух ртом, всхлипывает. Лихорадочно достаёт платочек, вытирает глаза, сморкается, и вдруг гордо выпрямляясь, роняет, - я никогда... вы слышите! Больше никогда не буду читать ваши стихи.
        Поэты расходятся. В читальном зале гасится последний свет. Щаранский сходит с обложки и садится за рояль:
        Вальс!
       
        6.5.99
        г. Иерусалим.
       

       

            
            

 

 


Объявления: