     Текст "Бесов" довольно явственно расслаивается на два слоя. В первом господствует стиль, который назовем скользящим. Его главная особенность - отсутствие фиксированной пространственно-временной позиции. Вот первая глава романа - "Вместо введения..." Мысль растекается по древу, от середины пятидесятых годов к "нашему времени" и обратно, от Скворешников до Москвы, Петербурга, заграницы и обратно.
     Пространственные и/или временные перемещения могут совершаться в пределах одной фразы: "Он воротился из-за границы и блеснул в виде лектора на кафедре университета уже в самом конце сороковых годов", "Они съездили и прожили в Петербурге почти весь зимний сезон". Часто употребляются глаголы несовершенного вида, то есть означающие продолжительность или повторяемость действия: "помышлял", "собирался", "бывало весело", "расплачивалась по счету Варвара Петровна", "являлся на вечера и еще один молодой человек".
     Отсутствие пространственно-временной фиксации влечет за собой
     1) Неопределенность субъекта речи, а именно:
     а) часто встречаются глаголы в безличной форме: "Года через три, как известно, заговорили о национальности"; "Птенца еще с самого начала переслали в Россию", "Разумеется, приносилось вино";
     б) в связи с частыми ссылками на чужое (обычно коллективно-анонимное) мнение употребляются глаголы "рассказывали", "передавали", "уверяли", "говорят" и т.д.
     в) повествование ведется от первого лица - по большей части единственного, но довольно часто и множественного:
     "Затем у нас наступило затишье",
     "Увы! мы только поддакивали. Мы аплодировали учителю нашему",
     "Именно подвернулся наш приятель Липутин",
     "Не прочь мы были и от городских сплетен... Впадали и в общечеловеческое".
     2) Обилие вводных и вспомогательных слов и оборотов, являющихся как бы смазкой, облегчающей пространственно-временные и тематические перемещения. Все эти бесконечные "скажу прямо", "впрочем", "я даже так думаю", "я ведь не утверждаю", "а по правде", "впрочем, не поручусь" и т.д.
     3) Иронию. Ирония позволяет сопоставлять объекты, находящиеся в разных смысловых зонах, то есть "сближать далекое". Далекое по смыслу, то есть не обязательно в пространстве; но пространственно-временная свобода дает иронии дополнительные возможности.

     Второй стиль назовем стилем фиксации. В тексте этого стиля можно выделять "эпизоды", то есть пространственно-временные единицы, малые хронотопы. (Сама возможность членения текста на эпизоды определяет, что его стиль - стиль фиксации.)
     Характерные черты эпизодов:
     1) Место действия очень строго ограничено в пpoстpaнстве. Это либо комната (причем, если это комната Ставрогина, то "бока и углы оставались в тени"), либо (если действие происходит вне дома) отсутствует дальняя перспектива, действующие лица как бы заключены в некий небольшой освещенный круг, который перемещается вместе с ними (Ставрогин и Федька идут по мосту, Ставрогин и Верховенский идут по улице).
     2) События описываются в том порядке, в каком происходят, и "темп описания" соответствует "темпу события". Если бы речь шла о фильме, мы сказали бы: экранное время совпадает с реальным.
     3) Как правило, события не комментируются, а то и не объясняются, что создает ощущение таинственности; в особенности это относится к эпизодам с участием Ставрогина.
     Слуга "поднес на тарелке записку, маленькую бумажку, незапечатанную, с двумя строчками карандашом. Пробежав эти строки, Николай Bсевoлoдович тоже взял со стола карандаш, черкнул в конце записки два слова и положил обратно на тарелку.
     - Передать тотчас же, как я выйду, и одеваться, - сказал он, вставая с дивана".
     Страниц этак через шестьдесят, в другой главе (даже не следующей, а через одну) появится фраза "Я вас не мог принять нынче ночью, несмотря на вашу записку", и надо приложить усилия, чтобы связать эту фразу с эпизодом, к которому она относится.
     4) Как правило, ни иронии, ни каких-либо иных эмоций не допускается. Есть только строгий, "объективный" отчет. Разумеется, читатель может посмеяться над стихами Лебядкина, но это уже свойство самих стихов. Текст Хроникера оснований для смеха не дает.
     Эти четыре свойства эпизодов присущи им независимо от участия или неучастия Хроникера.
     Эпизоды, в которых Хроникер не участвует, могут быть двух типов:
     1) Те, в которых он не участвует в силу случайных или второстепенных обстоятельств, а также те, сведения о которых он мог собрать по свидетельствам очевидцев или по материалам полицейского расследования. Например, сцена у собора. Если бы Хроникер не был приглашен к Варваре Петровне, он мог бы оказаться у собора и быть свидетелем сцены. Сцена убийства Шатова может быть восстановлена по показаниям арестованных участников преступления.
     2) Те, в которых он решительно не мог участвовать и о которых ниоткуда и ни от кого не мог узнать - по самому смыслу эпизодов. Например, объяснение Ставрогина с Лизой, самоубийство Кириллова и многие другие. Количество действующих лиц в этих эпизодах - не более двух.
     Например, ночное путешествие Ставрогина - это цепочка сцен: Ставрогин и Верховенский; Ставрогин один; Ставрогин и Алексей Егорович; Ставрогин один; Ставрогин и Кириллов и т.д.
     Казалось бы: раз эти сцены, эти эпизоды Хроникеру неизвестны, то как же он может их описывать? А ведь описывает, причем по ясности и силе изображения эти эпизоды отнюдь не уступают (скорее наоборот) эпизодам с участием Xpoникера! Впечатление такое, что некий невидимый соглядатай находится "где-то здесь", "рядом", "внутри освещенного круга" и фиксирует все, что делается и говорится.
     Для объяснения этого парадокса мы формулируем следующее правило: там, где Хроникер не может присутствовать как человек, он присутствует как дух.

     * * *

     Но он присутствует как дух и в тексте скользящего стиля! Только там он вездесущ (также и во времени) и всеведущ (или, по крайней мере, многоведущ, если принять во внимание все эти "впрочем, не поручусь"), а здесь, в тексте стиля фиксации, он локализован (также и во времени) и знает только то, что видит и слышит.

     * * *

     Спрашивается: а зачем все это нужно? Почему не мог Хроникер, "как человек", взять и написать свою хронику? Зачем ему нужно становиться духом?
     Затем и потому, что этого требуют особенности "Бесов" как романа-расследования. (Обычно "Бесы" называют романом-хроникой. Это верная характеристика, но неполная. Роман-расследование - более точное название.
     В романе две тайны: тайна революционной организации и тайна личности Ставрогина. Задача Хроникера - не просто написать хронику (то есть нечто вроде календаря событий), но - раскрыть эти тайны, докопаться до смысла, до движущих пружин. В первую очередь надо собрать информацию, но как быть, если информация - тайная?
     Вот тут-то и нужно превратиться в духа - либо вездесущего (скользящий стиль), либо локализованного (стиль фиксации).
     Впрочем, если информация не слишком тайная, то ее можно добыть и земным способом. Например, через Липутина. "Человек этот, по-моему, был настоящий и прирожденный шпион. Он знал во всякую минуту все последние новости и всю подноготную нашего города, преимущественно по части мерзостей". С моральной точки зрения быть шпионом и сплетником нехорошо, а с точки зрения написания хроники (или романа-расследования) - хорошо и даже необходимо. Разнося сплетни, Липутин доносит информацию до Хроникера, хорошо воспитанного молодого человека, которому о некоторых вещах - например, о "чужих грехах" - просто неудобно расспрашивать. Будучи воспитанным молодым человеком, Хроникер осуждает Липутина: "Я вам удивляюсь, Липутин, везде-то вы вот, где только этакая дрянь заведется, везде-то вы тут руководите!" - но, будучи Хроникером, не забывает полученную информацию аккуратно внести в хронику.
     Сходную роль, но в меньшей степени, играет Лебядкин. Лебядкин - это намек, это постоянно взведенный курок намека на некое обстоятельство жизни Ставрогина. Его письма-намеки будоражат "весь город". Не скажет ли он чего, не проговорится ли? И вот Шатов приближает ухо к двери, за которой пьяный Лебядкин умирает от желания открыть тайну. Не скажет ли он чего? - и вот "дикого капитана" приглашают в гостиную Варвары Петровны.
     Сходство ролей Липутина и Лебядкина подчеркивается сходством их фамилий: трехсложные, с ударением на втором слоге, с одинаковыми началами и одинаковыми концами.

     * * *

     "Там, где Хроникер не может присутствовать как человек, он присутствует как дух". Из этого правила есть одно исключение - "Исповедь" Ставрогина.
     Мы сказали, что текст стиля фиксации членится на эпизоды, "малые хронотопы". Но все малые хронотопы включены в Большой Хронотоп. Его пространство - это город и окрестности. Его время - это, по Л.Сараскиной, сентябрь-октябрь 1869 года.
     Но как быть, если нужно описать (в стиле фиксации) некое событие, случившееся в одном светло-голубом доме, в месяце июне некоего года? Это - совсем другой хронотоп, куда ни Хроникер-человек, ни Хроникер-дух не имеют доступа (когда мы говорили о вездесущности Хроникера-духа, речь шла о скользящем стиле).
     Чтобы обойти это препятствие, применяется искусственный прием: текст "Исповеди" вносится в текст Хроникера. "Вношу в мою летопись этот документ буквально". Искусственность тут не только формальная, но я содержательная: "Исповедь" стилистически отличается (о чем ниже) от остального текста. Мы считаем, что именно это последнее обстоятельство в немалой степени облегчило Каткову принятие решения о запрете главы "У Тихона".
     Итак, чтобы наше правило не знало исключений, сформулируем его иначе: в тех точках Большого Хронотопа, в которых Хроникер не может присутствовать как человек, он присутствует как дух.

     * * *

     Мы много говорили о том, что Хроникер - дух. Но ведь он еще и человек. Что же он за человек? И вот тут начинается самое интересное. Оказывается, в реальном, земном, обычном персонаже уже проступают черты духа!
     1) Где живет Хроникер, на какой улице? Вот Виргинский, например, живет "в доме своей жены, в Муравьиной улице". Кармазинов в городе гость, но и о нем известно, что квартирует в Быковой улице. А вот у Хроникера, постоянного жителя, нет дома, нет адреса!
     2) У Хроникера нет точного возраста, нет биографии. Чем он, собственно, занимается, кроме "конфидентства"?
     "- Вы военный?..
     - Нет-с, я служу...
     - Служите у Степана Трофимовича?"
     Ответа нет.
     3) У Хроникера нет внешности.
     4) У Хроникера нет семьи, нет родственников.
     5) У Хроникера нет имени.
     Тут, конечно, нам возразят, что имя есть: Антон Лаврентьевич Г-в. Да, формально есть. А на деле?
     а) Фамилия лишь обозначена начальной и конечной буквами;
     б) даже и в таком ущербном виде она встречается крайне редко, в прямом же обращении - лишь однажды: "Может быть, вам скучно со мной, Г-в (это моя фамилия), и вы бы желали... не приходить ко мне вовсе?" Это говорит Степан Трофимович, друг Хроникера, доверявший ему свои тайны, рыдавший на его плече. Ну, если друг, так ведь он, наверное, к другу-то по имени обращается, а не по фамилии? Ничего подобного: "Mon cher", "cher ami", "mon ami", "друг мой", "cher", "милостивый государь", "праздный молодой человек", а по имени - ни paзy!
     в) Не только "друг", но и все окружающие избегают называть при обращении к Хроникеру его ущербную фамилию или неущербное имя. "Спрашивая, она так прямо на меня посмотрела, что я хотел было что-то ответить, но осекся. Степан Трофимович догадался, наконец, и меня представил.
     - Знаю, знаю, - сказала она, - я очень рада".
     Где же представление? Оно пропущено: ведь пришлось бы назвать имя.
     "Я вышел и даже сошел уже с лестницы, как вдруг лакей догнал меня на крыльце:
     - Барыня очень просили воротиться..."
     И опять обращение пропущено: пришлось бы назвать имя.
     "Увидев меня, она вскричала, сверкая глазами:
     - Вот спросите его, он тоже все время не отходил от меня, как князь. Скажите, не явно ли, что все это заговор, низкий, хитрый заговор?.." Это говорит Юлия Михайловна, а уж ее нельзя обвинить в невежливости. Но вот она говорит о присутствующем "его", "он", а обращаясь к нему, пропускает обращение.
     А вот Петр Степанович: "Я, впрочем, рад господину... (он сделал вид, что забыл мое имя), он нам скажет свое мнение..." Я лучше к вам обращусь, господин... (Он все не мог вспомнить моего имени".
     Да нет, не в забывчивости тут дело и не в невежливости, а в том, что имя Хроникера табуировано: ведь оно - имя духа!
     Но однажды к Хроникеру все-таки обратились по имени: "Антон Лаврентьевич, вы тем временем поговорите с Маврикием Николаевичем". Лиза угадала чувства Хроникера к ней и оценила их, вот почему она обращается к нему по имени. И если бы эти чувства получили развитие, вернулось бы к нему имя и стал бы он обычным земным человеком (мотив расколдования любовью - см. "Аленький цветочек").
     6) В целом ряде сцен Хроникер присутствует лишь формально... Вот знаменитая воскресная сцена у Варвары Петровны, растянувшаяся более чем на полсотни страниц. Хроникер - единственный из присутствующих, кто не произнес ни одного слова!
     Вот сцена посещения Хроникером и Шатовым Марьи Лебядкиной. "Не знаю, кого ты привел, что-то не помню этакого, - поглядела она на меня пристально из-за свечки и тотчас же опять обратилась к Шатову (а мною уже больше совсем не занималась во все время разговора, точно бы меня и не было подле нее)".
     Вот визит Петруши к отцу, в присутствии Хроникера. "Я сидел в углу на диване" - вот все действия Хроникера, не сказавшего ни одного слова.
     Но хотя бы место, им занимаемое, указано: в углу на диване. А в сцене визита веселой компании к Семену Яковлевичу уже и этого нет. "Наши дамы стеснились у самой решетки... Лямшин... рассматривал в бинокль" А где же Хроникер? Он исчез, он стал духом.
     Суммируя эти шесть пунктов, мы получаем следующее добавление к нашему правилу: но и там, где Хроникер присутствует как человек, он уже отчасти - дух.

     * * *

     На более строгом языке наше правило звучит примерно так:
     В "Бесах" есть тенденция замены формы "от рассказчика" формой "от повествователя". Тенденция действует всюду, за исключением "Исповеди" Ставрогина, что стилистически выделяет "Исповедь" из текста.

Эли Корман