В более теплое время года во внутреннем помещении этого ресторанчика, вероятно, имели обыкновение сидеть лишь те, кому не доставалось мест на двух крохотных внешних верандах. Легко можно было вообразить, как приятно после дневного тель-авивского пекла приехать на закате в этот старинный арабский пригород, выйти на квадратный балкончик, нависающий над кручей, заросшей декоративной зеленью, угнездиться за угловым столиком с видом на спокойное море и дугой изгибающийся белый город и цедить с друзьями холодное пиво, подставляя лицо солоноватому ветерку.
Но продувной сырой февраль еще безраздельно царил над Средиземноморьем, и потому Пиночет, бросив ностальгический взгляд на пустынную, стынущую за стеклянными дверями веранду, решительно указал на длинный узкий столик у окошка, глядящего на море.
- Не жарко, - констатировал Боря Штуц, зябко потирая ладони. - Это заведение открыто всем ветрам, как Александрийский маяк. Днем тут, поди, солнышко припекает и становится совсем недурно. Но сейчас... Не зря, кроме нас, нет ни одного сумасшедшего.
- Не в погоде дело. Мертвый сезон, да и день будничный... - вяло поддержал разговор Гриша.
У него ныла затылочная часть головы, тело бил мелкий внутренний озноб и больше всего хотелось очутиться одному в пустой, изолированной от всего света комнате, заползти на лежанку и, накрывшись пледом с головой, забыться месяца на три. Света, видимо, чувствовала себя не лучше, потому как, усевшись за столик, тут же отвернулась к окну и принялась безотрывно глядеть на дрожащий красный огонек далекого судна, плетущегося сквозь непогоду к неведомому порту назначения.
- Все ясно, - удовлетворенно произнес Пиночет, закончив изучение меню. - Предлагаю следующий вариант ужина: две бутылки водки, одну - вина (для дамы), сковорода жареного тунца плюс блюдо с овощами, маслинами, специями и прочей восточной дребеденью. Ну, и напитки, само собой разумеется...
- У меня встречное предложение, - влез Штуц. - Вместо напитков берем пиво и...
- Ну вас к черту! - рассердился Гриша. - Я больше в эти игры не играю. Пусть господин режиссер хоть керосином водку запивает, а мне, пожалуйста, закажи содовой.
Пиночет внимательно оглядел присутствующих в ожидании каких-либо дополнительных пожеланий, но, не услышав таковых, быстро и начальственно выдал заказ на иврите терпеливо стоящей у столика стройной чернокожей официантке.
- Смотри ты, - плотоядно ухмыльнулся Штуц, - какие эфиопки пошли цивильные! Прямо объедение...
- Нравится? - прищурился Пиночет. - Скажи честно, Боря, ты б ей дал?
Мужчины хохотнули от тяжеловесного пиночетовского юмора, и даже Света изволила улыбнуться краешком рта, по-прежнему упрямо всматриваясь в непроглядную тьму за окном.
- Кстати, к вашему кобелиному сведению, эта девочка не эфиопка, - произнесла она, не поворачивая головы.
- А кто ж еще? - удивился Штуц.
- Американочка, наверное. Ты что, не слышишь по акценту?
- Мамочка моя, мне бы просто понимать что-нибудь на иврите! А ты хочешь, чтобы я на слух отличал амхарский акцент от английского...
- Ну и дурак! Такой же, как Рывкин. Три года болтаетесь в стране и не удосужились выучить хотя бы элементарный разговорный язык!
Света обрадовалась возможности выместить на ком-то скопившееся раздражение и набросилась на бедного режиссера, словно злая болонка на степенного ротвейлера. Бог знает, что бы она ему в запарке наговорила, не появись на столе запотевшие бутылки и раблезианских размеров блюда с закуской.
- Тунца подадут позже, - проинформировал Пиночет, перекрывая своим голосом Светкину трескотню. - Давай, Григорий, наливай по первой...
...После второй рюмки Гришу перестал трясти нервный колотун, а после третьей рассосалась боль в затылке. Темнота за окнами уже не казалась космически холодной, и маленький пустой зал, освещенный лишь двумя свечами на столе, стал тесней и уютней. А когда звякнула колокольчиком входная дверь и на пороге с театральной неожиданностью появились вымокшие Жанна с Гномом, атмосфера в ночном яффском кабачке, прилепившемся к склону горы, словно птичье гнездо, сделалась относительно великолепной.
- А вы откуда, чудики? - поинтересовалась слегка порозовевшая от вина Света.
- Из дома, вестимо, - невозмутимо ответил Гном, присаживаясь и немедленно наливая себе рюмку водки. - Сидим с Жанкой у меня, читаем вслух Диккенса. Вдруг чувствуем: рыбой жареной пахнуло. Берем немедленно тачку, гоним на запах, вбегаем - а тут вы гуляете в полный рост...
- Нет, кроме шуток!
- Эдик, кормилец наш, позвонил. Хотите, говорит, выпить и закусить? Если да, то гоните в яффский "Маячок". Ну, мы с Гномом, конечно, ноги в руки...
- Эдуард Пиночетович, - Света перегнулась через стол и приставила вилку к небритому кадыкастому горлу, - признавайся, бандитская морда, для чего сюда народ созвал?
- Посидеть с друзьями захотелось, вот и созвал, - Пиночет невозмутимо отодвинул вилку и цапнул мосластой лапой горсть крупных лиловых маслин. - Посидеть, поговорить о каком-нибудь сюрреахренализме, стишки душещипательные послушать...
- Врешь, паршивец!
- Так сразу и паршивец. А вдруг не вру? - Пиночет приоткрыл вечно полусмеженные веки, и Свете стало не по себе от ледяной зеленцы его прозрачных глаз. - Вдруг у меня тоже имеются "духовные запросы"?
- А почему бы и нет? - сипло проговорил Штуц, только что заглотивший рюмку и занюхивающий хлебушком. - Эдик воплощает в себе лучшие черты современного толстосума-мецената. В России тебя, голубчик, непременно обозвали бы "новым русским".
- И потом, - Пиночет снова превратил глаза в узкие щелочки, - я хотел, чтобы в трудную для Гриши и Светы минуту друзья могли помочь им разумным советом...
- Совет может быть только один. Немедленно собирать манатки и со страшной скоростью дуть из страны! - ни секунды не раздумывая, заявил Штуц. - Не знаю, какими литературными талантами обладал этот ваш Толстой...
- "Этот наш Толстой", с которым Гришку познакомил именно ты! - мстительно напомнила Света.
- ...но жуликом он оказался первостатейным! - не обращая ни малейшего внимания на Светкину реплику, закончил Штуц. - Запудрить головы нескольким прожженным местным дельцам. сделать их спонсорами, взять машканту и оперативно перевести ее в наличность, выманить последние деньги у нескольких безработных дурачков типа Гриши и неожиданно для всех растаять в воздухе... Нет, это
личность неординарная! То, что у вас пропали десять тысяч баксов - это не главная беда. Самое мерзкое в том, что вы теперь по закону обязаны принять отвественность за украденную квартирную ссуду. А это, если не ошибаюсь, тысяч пятьдесят? Да вы никогда в жизни не расплатитесь за нее!
- Нехрен тут ораторствовать! - не сдержался Гриша. - Сами все это знаем. Скажи лучше, что делать.
- Я уже сказал. Собирать шмотки и уезжать.
- Куда? В Америку? В Канаду? В Германию? Не-ет, я второй раз адаптацию на новом месте не вынесу... Опять на бензоколонку? На стройку? Спасибо, не хочу...
- Зачем в Канаду? Мотайте обратно в Россию. У вас же гражданство сохранилось, квартиры целехоньки. Сейчас там ваш брат-эстрадник дурные деньги заколачивает. Тем более, что, судя по твоим рассказам, Альбиночка Валиева готова принять старого друга в свою свиту...
- Я туда не вернусь, - глухо проговорил Гриша, глядя в стол. - Не хочу жить в "комнате смеха".
- Что? - Штуц скривил лицо и дурашливо подставил ладонь рупором к уху. - "Комната смеха", говоришь? А здешняя наша жизнь - это что, хрустальный замок мечты? Двухкомнатная собачья будка за полтысячи шекелей в месяц, сплетни про наших баб, распускаемые местными макаками, жалкие гроши, которые платят специалисту-репатрианту... Суки! Рядом израильтон на той же должности сидит и получает за аналогичную работу в три раза больше... Это что, не "комната смеха" по-твоему?
- Я туда не вернусь! Если тебе здесь так хреново, сам езжай туда.
- Правильно, Григорий! - внезапно проснулся подкрепившийся Гном. - Никуда отсюда бежать не нужно. Тем более в гнусную страну, где уже второй месяц разрушают собственные города при помощи авиации и артиллерии. Я тебе вот что скажу, дружище. Поступай по заветам дзен-буддизма. Что бы с тобой ни произошло, спокойно сиди на пороге своего дома. И, рано или поздно, мимо тебя пронесут труп твоего врага...
- Нет, Гном, ты определенно нуждаешься в лечении! - гневно воскликнула хлебнувшая водочки Жанна. - Причем в стационарном. У людей горе, а ты своих китайских психов цитируешь. Честно говоря, Светка, я бы на вашем месте точно бы за границу сорвалась. С местными законами шутки плохи. Раз подписался гарантом, то изволь потом за это отвечать. А если оставаться здесь, то я даже не представляю, где можно такие деньжищи заработать. Разве что на панель пойти годика на три...
- Правильно мыслишь,- хмыкнул Пиночет. - Типичная бабская логика: нужно заработать - раздвигай ноги на ширину плеч!
- А что, - Жанна пьянела на глазах, - давай, Светка, в натуре наймемся в массажку. Экстерьер у нас еще будь здоров. Главное - начать, а потом...
- За уши не оттянешь! - со смехом закончил Штуц.
"Что они несут? - думал Гриша, скорчившись над рюмкой и бессильно сжимая кулаки. - У нас катастрофа, а эти идиоты привычно жрут водку и упражняются в натужном острословии. Каким я был идиотом, когда клюнул на толстовскую наживку! А ведь Светка предупреждала, предчувствовала. Погубил, мудак, и себя, и бабу..."
Он одним глотком забросил водку в горло, скривился и запил соком. Ему, словно книжному узнику накануне казни, пришли на память самые яркие эпизоды последних пяти лет жизни. Легкомысленное гусарское времечко начала девяностых. Сценарии, съемки на натуре, водочка, девочки... Но ведь и книжки хорошие читались, и писать пытался что-то серезное. До сих пор в чужой сырой квартире пылится в серой папочке недописанная повесть о юности, о семидесятых годах, на которую возлагались в свое время пузырящиеся надежды... Потом был мгновенный развал империи и всеобщее ощущение потери равновесия. Будто неколебимое ранее каменное плоскогорье разом превратилось в зыбкое болото, готовое поглотить тебя при всяком неосторожном шаге. Всплыл перед глазами знакомый безработный саксофонист, которого Гриша однажды случайно застал сдающим партию кроссовок в коммерческий ларек. Его бегающие глаза отличника и умницы, когда он, запинаясь и краснея, частил: "Понимаешь, старик, обнищал до непристойного состояния. Дай, думаю, смотаюсь в Польшу. Вот, привез на продажу. Пошлое дело, конечно. Но жрать-то надо!"
Сразу после этого возникла целая серия видений: Альбина, сжимающая в зубах краешек юбки и плавным движением подтягивающая колготки; Пан, стучащий на машинке в клубах табачного дыма; Иоганыч, снимающий на борту рыбацкой шхуны громадного рыжебородого деда, который поднимает за жабры трехпудового осетра... И вдруг, заслоняя все остальное, вылезла фигура мужчины, торопливо выносящего из дома длинный зеленый пакет. Скрип открываемого багажника, легкое кряхтение, резкий хлопок, блудливый взгляд по сторонам.
Гриша скрипнул зубами и снова потянулся к бутылке "Абсолюта".
- Э, так нельзя! - послышался голос Пиночета.
Он приземлился на соседнем стуле и придвинулся поближе. Блеснули белые, на зависть ровные зубы, а в неулыбающихся кошачьих глазах отразилось пламя свечи.
- Пить одному - последнее дело. Давай за все хорошее...
Они звякнули бокалами и одновременно выдохнули.
- Что-то ты скис, парень, - прохрипел Пиночет. - Наплюй! Обойдется...
- Посмотрел бы я на тебя в моем положении.
- Ну, так посмотри!
- В каком это смысле?
- Гриша, кристалл души моей, неужели ты думаешь, что твой бывший благодетель нагрел только тот ограниченный круг людей, который тебе известен?
- Подожди, подожди... Значит, он тебя тоже?..
- Точно! - мрачно кивнул бандюга. - Трахнул, как студентку первого курса...
- Как же ты, - Гришу внезапно одолело дурное веселье, - такой крутой деятель и...
- Обосрался? Все верно, - Пиночет прикурил и пустил в потолок драконий столб дыма . - И на старуху бывает непруха. Только в моем случае Глеб Николаевич крупно просчитался. Лучше ему было кинуть еще десяток лохов, чем меня одного! Но ты не жохай, Григорий я его, падлу, из-под земли достану...
- Ты мне вот что скажи, - произнес Гриша, морщась от мерзости той мысли которая ему только что пришла в голову. - Ты мне тысячу долларов можешь занять?
- Тысячу? С нашим удовольствием. А, пардон, на кой хрен?
- Хочу в Россию смотаться.
- Дело хорошее, - Пиночет вытащил породистый бумажник и отсчитал десять зеленых бумажек. - Держи. К шестидесятилетию отдашь...
Эдуард в тот вечер разбушевался. Он то и дело подзывал шоколадную официанточку, заказывал новую выпивку с деликатесной закуской, и под конец так накачал сотрапезников, что к моменту закрытия заведения ни один из них не стоял твердо на ногах.
Когда Гриша со Светой вылезли из машины возле своей подвортни на Бялик и, обнявшись, помахали со скрежетом стартовавшему Пиночету, выяснилось, что двигаться отдельно друг от друга они практически не в состоянии.
- Ну и дали мы копоти, - еле ворочая языком, говорил Гриша, с великим трудом попадая ключом в замочную скважину. - Прошу вас, гвирти!
Он хотел шаркнуть ножкой, но, поскользнувшись, с грохотом рухнул на пол. Света споткнулась о его распростертое тело и плюхнулась сверху.
- Ну что ты за несчастная скотина! - хохотала она, толкая его коленом. - Ничего-то у тебя не выходит. Даже поклон.
Гриша неожиданно оскорбился и заворочался под ней, как краб.
- У меня не выходит? - он с огромным трудом поднялся на ноги и, раскачиваясь, устремился вглубь квартиры. - Несчастная, говоришь, скотина?
Света захлопнула входную дверь и села на полу по-турецки, ничего не различая во тьме.
- Сейчас, сейчас! - рычал Гриша, что-то круша на книжных полках. - Где она, зараза? Ага, нашел...
Он вышел в прихожую и щелкнул выключателем. Посередине потолка вспыхнула одинокая лампочка и осветила слепеньким желтым светом его растерзанную фигуру. В одной руке Гриша сжимал видеокассету, другой тер свежую ссадину на щеке.
- Видишь это? Через неделю я вернусь из Москвы и вместо куска пластмассы буду держать в руке сто тысяч баксов!
- Что ты задумал, идиот?
- Не важно! Главное, что скоро мы расплатимся за все и... И еще нам останется.
Света, не сводя глаз с кассеты, кряхтя, поднялась на ноги и приблизилась к приятелю.
- Я так и знала, - тихо произнесла она, - что с этой кассетой нечисто. Я слышала, как вы с Паном говорили о ней в киностудии. А потом ты хотел бросить ее в воду с катера... Гришка, что на кассете?
- Неважно. Главное, что она дорого обойдется одной сволочи. О-очень дорого, Светочка!
- Я боюсь, - всхлипнула она. - Это плохо кончится. Давай выбросим ее!
- Еще чего! - хмыкнул Гриша и подбросил кассету вверх.
- Оп! - Света ловко подхватила ее и бегом устремилась на лоджию. - Все, сейчас выброшу эту дрянь к чертовой матери!
Но выполнить свою угрозу ей было не суждено. На миг протрезвев, Гриша настиг ее и после недолгой возни овладел своим сокровищем.
- Совсем спятила? - задыхаясь, просипел он. - Это же последняя наша надежда. Сдохну я в Москве, но обменяю ее на бабки!
Гриша в изнеможении опустился на рассохшийся табурет и прислонился к стене.
Света посмотрела на его усталое поцарапанное лицо и почувствовала на своей щеке влажное тепло слезы.
- Гришенька, - шепнула она, - я так тебя люблю, гада. Можно попросить тебя об одной вещи?
- Ну? - протянул он, на всякий случай пряча кассету под свитер
- Трахни меня.
- Ну, - ухмыльнулся он. - Какие проблемы, май дарлинг! Сейчас почистим перья и...
- Дурак, я хочу здесь и сейчас! - прошептала она и расстегнула молнию на джинсах.
- Ты что, спятила? - хохотнул он, оглядывая совсем близкие окна и балконы соседнего дома. - Вдруг там не спят...
Но Света уже стянула джинсы вместе с трусиками и, молочно блестя гладкими ногами, оседлала его колени.
- Возьми меня прямо здесь! - шептала она, подражая какой-то из героинь Ким Бессинджер и обдавая Гришу запахом вина.
- Дурочка пьяная, - отвечал он, чувствуя нарастающее желание. - Обязательно увидят из дома напротив!
- Ну, - она нетерпеливо дернула ногами и укусила Гришу за мочку уха. - Мне холодно! Возьми меня...
И он ее взял. По всей видимости. Потому что на следующее утро твердо припомнить что-либо Гриша был не в состоянии.