Римма Глебова
ПЕРЕКЛЮЧАЯ КАНАЛЫ
Сколько женщин в мире одновременно ждут ребенка? Одновременно рожают? Тысячи? Миллионы? Любопытная и вездесущая статистика не в силах подсчитать, это все равно, что объять необъятное, поэтому она в это бесперспективное дело и не лезет. А они терпеливо ждут, потом рожают – в один день, в один час, и могут рожать даже рядом, а эти дети, родившиеся на расстоянии нескольких метров друг от друга, могут никогда в жизни не встретиться. А могли бы и встретиться, если бы судьба так распорядилась. Хотя… при чем тут судьба? Она ведь не властна ни над чем и ни над кем. Люди сами делают, что хотят.
Она сидела в мягком кресле напротив экрана телевизора. Как обычно, как всегда в последнее время. Ходить было тяжело, а потому и не хотелось. И вообще – ребенку нужен покой, ни к чему делать эти новомодные упражнения, ходить пешком, как твердят доктора. Где ходить – по загазованным улицам? Или в этом чахлом скверике возле дома – скучища, надоело уже. Не лучше ли побыть в покое оставшиеся два месяца. Пока муж на работе, никто от нее ничего не требует, можно пользоваться свободой и блаженным одиночеством.
У телевизора никогда не соскучишься. Концерты, хитроумные детективы, от которых порой мороз по коже и замирает сердце, или наоборот, начинает часто стучать. А фильмы ужасов – такая встряска для нервов, смотришь и иногда задрожишь от страха, и тут же смешно станет – кино же!
Она устроилась поудобнее и играла кнопками на пульте, искала интересный фильм. В программу было заглянуть лень – надо вставать, разыскивать ее среди вороха газет на столе. Кинофильма не нашла, зато… Какое зрелище! Она увеличила звук.
На экране бились огненные разноцветные сполохи, синие, красные, зеленые лучи метались, высвечивая гибкие, полуодетые фигурки молодых танцоров, рваные тяжелые синкопы били по ушам, даже отдавались в груди, и это ее веселило и будоражило. Ох, если бы не этот тяжелый живот, она бы сейчас затанцевала. Совсем недавно не вылезала из дискотек. Хорошее было время! Ха, и ребенку тоже захотелось танцевать, ишь, зашустрил, задвигался… Ну-ну, что-то он слишком распрыгался. Она почувствовала болезненный толчок в левом боку – пяткой, наверное, саданул. Эти мальчишки, еще не появившись на свет, уже хулиганят. Она прижала ладонь к левой стороне, и в ладонь сильно толкнуло. Надо же, распоясался!
Концерт закончился, и начался фильм. С первых кадров стало ясно – боевик. Прекрасно. Лучше бы детектив, но и это сойдет. Она, впившись глазами в экран, увлеченно следила за действием. Парни в пятнистых робах преследовали преступников, стремительные погони, выстрелы, разбитые головы, перерезанные ножом горла и кровь, лужи крови… Дуло пистолета медленно поворачивалось, и она увидела черное круглое отверстие, направленное в ее лицо. Она вздрогнула – от этого страшного черного отверстия и от неожиданного удара – теперь в правый бок. Внутри живота что-то происходило. Она ощущала толчки уже со всех сторон, ей даже показалось, что там что-то перевернулось. Надо полежать, решила она.
Она полежала минут сорок, даже вздремнула немного. В животе было спокойно. Она встала и выпила чаю с пирожным – немного сладкого ребенку не повредит, творог уже ела сегодня, яблоко тоже, и полтора стакана молока выпила. Так что все его потребности удовлетворила. И свои тоже. Доктор сказал: не надо много есть – ребенок будет слишком крупный, трудно рожать.
Она снова включила телевизор. На всех каналах воевали, стреляли, убивали, полыхал огонь и лилась кровь, и это было уже не кино, а новости из разных стран. От мерцающего голубым светом экрана исходило столько людской злобы и ненависти, что она поежилась. Хорошо, что это где-то там. Вокруг нее обычная нормальная жизнь, а эти выстрелы, жестокость и кровь ее не касаются. Посмотреть, выключить и забыть. Ну, чего ты там раздрыгался! – вслух возмутилась она. Развоевался! Вот вырастешь, пойдешь в армию, там повоюешь и настреляешься. Ты у нас будешь герой! Как твой папа! Навоевался и настрелялся, орден в шкафу валяется, и никогда не надевает, вот чудак! Заслужил ведь, просто так ордена не вешают.
Мальчик внутри двигался, он словно упирался то в одну стенку живота, то в другую, ну что ему еще надо, может, еще съесть что-нибудь… Апельсин, что ли…
Она ела апельсин и нажимала кнопки. Полилась мягкая спокойная мелодия, на экране медленно проплывали зеленые рощи, голубые озера, солнечные цветущие лужайки, высокий голос певца за кадром разливался серебряным ручейком... Красиво, но скучно. Малыш успокоился – когда она что-нибудь ест, он всегда спокоен. Наверное, обжорой будет.
Она переключилась на другую программу. Чуть ужастик не пропустила! Ну и монстры, жуткие хари с клыками, даже холод пробирает… Неужели это чудовище сожрет такую хорошенькую девочку? Сожрал! Косточку выплюнул… Кошмар! Да этих монстров целая куча, сейчас начнут убивать друг дружку… Ну да, убивают и пожирают. Но главный герой все равно останется победителем, иначе не бывает. Знаешь, а все равно смотреть жутковато. Ужастик, он и есть ужастик. Ну-ну, успокоишься ты сегодня, наконец?.. Уймись!
Она досмотрела кино, выключила телевизор и отправилась на кухню готовить ужин для мужа.
Ночью ребенок больно толкался, она никак не могла найти удобное положение, чтобы он успокоился. Муж ворчал сквозь сон – что ты всё пыхтишь, сколько можно… Она застонала и муж, окончательно проснувшись, сказал зло: - Да что же это такое, не отдохнешь с тобой! Что же будет, когда он родится, представляю, какой кошмар в доме начнется…
Он взял подушку и плед и ушел спать в другую комнату.
Она встала поздно, но все равно невыспавшаяся, и, позавтракав овсяной кашей и стаканом сока, села в кресло с бананом в руке. Детектив уже начался, и теперь надо было вникать – кто, кого, и за что уже успел убить. После детектива на другом канале показали острейший боевик, она внимательно следила за перестрелками, переживала, что герои гибнут один за другим, стараясь не обращать внимания на дергания и толчки внутри живота. Посреди фильма мелькнула мысль – надо сходить к врачу, может быть, витаминов каких-то не хватает. Но она ведь ест достаточно фруктов, и мясо, и молочное. Ну, что ему еще надо?
Погулять бы выйти, да что-то лень. Позавчера гуляла в скверике и разговорилась – тоже беременная, девочку ждет и радуется – девочку в армию не возьмут. А она рада, что у нее мальчик будет, точно ультразвук показал.
Оказывается, они с этой женщиной в одном доме живут, и даже в одном подъезде, только на разных этажах. Ездишь на лифте, вжик-вжик, и никто друг друга не знает.
Ну что он всё вертится, мешает кино досмотреть. Шустрик какой-то! В конце всегда самое интересное… Ну вот, убили такого красавчика! Очень жаль.
*
Она любила читать романы, вязать под музыку, иногда включала телевизор, но садилась от него подальше – пусть говорят, что безопасно, но вдруг ребенку повредит излучение. Да и то, что там показывали, ей не нравилось. Если новости – всюду войны, убийства, даже детей убивают, смотреть на это страшно. Пусть хоть весь мир воюет и переворачивается вверх ногами, это сейчас не должно ее касаться. А в фильмах то же самое, только крови еще больше, и выстрелы, выстрелы. Пощелкав кнопками, она обычно выключала телевизор и ставила пластинки. Анахронизм, конечно, но с магнитофоном она была не в ладах, вечно нажимала не туда, и эти пленки – их то заедает внутри, то рвутся. Муж удивляется – это так просто, почему в твоих руках всё ломается? Но пластинки у нее не ломаются. И на них такая хорошая музыка. Вяжешь маленькой платьице, слушаешь и думаешь, мечтаешь – через два месяца родится крошечка, совсем новенькое существо, и какие у него будут глаза, нос, и как оно посмотрит вокруг, и на тебя… От этих мыслей сладко томило внутри, и хотелось поскорее увидеть ребенка. Муж тоже ждет с нетерпением, говорит каждый раз перед сном: - Ну, как там моя красавица? Прикладывает ухо к упругому, как надутый мяч, животу и смеется: - Она меня приветствует!
Она прислушалась к себе, оставив вязание, закрыла глаза и положила руку на живот. Шевелится, растет… Иногда взбрыкивает – наверно, тоже хочется девчонке поскорее родиться. Интересно же – увидеть этот мир…
Она посмотрела программу – сейчас будут мультики. Говорят, они всё слышат, хотя и ничего не понимают. Но кто это знает точно?
Она включила телевизор. «Том и Джерри»… Бедный мышонок, все время спасается. Он очень забавный, но какой все-таки коварный и жестокий.
Она почувствовала внутри шевеление и стала успокаивающе поглаживать живот. Ну хорошо, хорошо, мы не будем это смотреть, да и всё уже закончилось. Посмотрим про «Красную Шапочку»… Ну, Волк тоже хорош, съел бедную девочку. Нет-нет, дальше смотреть не стоит, Волку будут вспарывать брюхо, чтобы выпустить Красную Шапочку, это просто неприятно. Да-да, не ворочайся, давай, лучше посмотрим в окно, там сирень расцвела…
Вот, уже другой мультик начинается… про Дюймовочку. Эти чудные эльфы просто прелесть, не правда ли, малышка? Ох, поосторожней, не надо так толкаться, я понимаю, что ты согласна. Ну нет, про этого жадину дядю Скруджа смотреть не будем. Давай, послушаем Грига. Ты любишь Грига? А можно вальсы Штрауса, и мы с тобой немножко потанцуем… Вот так, не спеша… тяжеловато вдвоем танцевать, но это вместо зарядки. Ох, устала, даже вспотела. Сейчас посидим, отдохнем, я довяжу это красивое платье для тебя. А потом пойдем приготовим что-нибудь вкусное для нашего папочки. Да и для нас тоже, хотя и не хочется ничего, но мы должны. Доктор говорит, что надо больше есть, а то у худой мамы родится худенький ребенок, а это нам ни к чему. Хорошо, что токсикоз прошел, ну и свинство этот токсикоз, но теперь давление замучило. Мы должны всё вытерпеть, да? Выдержать и родиться в срок. Надо есть фрукты. Но они почему-то невкусные стали. Будем есть апельсин. Нет, не хочешь? И я не хочу. Тогда яблоко, от яблок не должно быть аллергии, да-да, так доктор сказал. А теперь я почитаю этот романчик. Что-то я полюбила их читать, а в телевизоре одни страсти-мордасти, не будем его включать, пусть сам себя смотрит. Я вижу, ты успокоилась. Спи, спи, это полезно – поспать после еды. Я поставлю пластинку, тихо-тихо, а ты спи…
*
Роды были затяжные. Мальчик никак не хотел выходить, темноволосая головка то появлялась, то пряталась обратно. Был праздничный день, персонала мало, толстая врачиха в измазанном кровью халате и молодая акушерка метались по очереди от одного родильного стола к другому – сразу две рожают!
Но все-таки он родился – куда ж ему деться. Она, совершенно измученная, смотрела, повернув голову, как толстые красные руки возятся на столике с маленьким, молчаливым синим комочком.
- Ну что же это такое, - с досадой сказала врачиха, - не шевелит ни ручкой, ни ножкой… Не хочет, и всё!
Она даже не поверила – он такой буян был!
Врачиха приподняла головку ребенка. Он открыл глаза, опушенные темными ресничками, и глянул на нее. Ей почудилось, что в его черных как маслины глазах, было отвращение. Никогда врачиха не видела таких глаз у новорожденных. Обычно взгляд их туманен и бессмыслен. Глаза ребенка закрылись и уже не открывались. Слабо шевельнулась синяя ручка и замерла. Выражение брезгливости и отвращения исказило маленькое личико и застыло на нем.
- Он умер! – с ужасом вскрикнула роженица. Врачиха огорченно покачала головой: – Мне кажется, у него поражение мозга… Не жилец был. – А про себя подумала: похоже, что он не захотел жить. Никогда прежде она так не думала об умерших младенцах. Странно очень, но такое у нее было впечатление.
Врачиха оглянулась на другой стол. Там уже всё завершилось. Девочка в руках у акушерки вертела лысой головкой, жмурила глаза от яркого света и беспорядочно дрыгала синевато-розовыми ручками. Роженица лежала без сознания, ее надо было срочно вытаскивать, не потерять бы прямо на родильном столе…
Она смотрела на своего неподвижного мальчика и не могла поверить. Всё было так хорошо, она ведь все девять месяцев не болела, ни о чем не беспокоилась, ела всё, что нужно, только зарядку не делала… почему же это, за что?..
Ну- ну, не надо так убиваться, - сказала акушерка, - еще родишь, какие
твои годы.
-
Почему, почему? – рыдала она.
Акушерка, нажимая сильными руками руками на ее живот, выдавливая послед, сказала: – Доктор говорит, что какие-то нервные каналы отключились… Почему?… Кто знает… И еще сказала, что ему… что-то не понравилось… ну, вроде как не захотел жить…
- Как это?..
- Не знаю… я не поняла. Ну, давай, - вздохнула акушерка, - поехали в
палату.
*
Девочка росла, очень похожая лицом и характером на мать, тихая и спокойная, с большими синими задумчивыми глазами. Она любила читать фантастику и приключения, слушать музыку, но не любила ни телевизор, ни компьютер, который купил ей отец, чтобы «развивать ребенка».
В ту пору, когда девочки начинают влюбляться, она тоже иногда влюблялась, но быстро разочаровывалась. Казалось, она что-то искала в тех, в кого ненадолго влюблялась, и не находила. Когда все ее сверстницы повыходили замуж, она все еще была одна. Однажды она поразила мать словами, которые словно нечаянно вырвались у нее.
- Мне кажется… у меня такое чувство… оно преследует меня… будто тот,
кого я должна, кого могу полюбить… тот единственный… будто он умер… очень давно. И мы с ним больше не встретимся.
- Что значит – больше?.. Разве ты с ним уже встречалась? – Удивленно
спросила мать.
Ответа она не дождалась. После затянувшегося молчания дочь прочитала тихим, колеблющимся голосом:
Я видела тебя во сне,
Тот сон был яркий, золотой,
Проснулась – и ушел покой.
Как жаль, что ты приснился мне.
Хочу вернуться в этот сон,
Мне снилось – ты в меня влюблен.
Теперь тоскую о тебе,
Ответь – ты есть ли на земле?…
-------------
.