Генрих Небольсин

    Я почему-то подумал, что динозавры произошли от лошадей. Впрочем, это предполагает обратное течение времени. И я усомнился. Я ходил по комнате, вспоминая одного знакомого ангела. И в моей голове волною пульсировала мысль о воображаемом настоящем, которое я себе готовил. Потом, кто-то из близких показал морду из проёма двери, и я пришёл к обратному. Я нарядил маску и сказал:
    ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДОБРОЕ УТРО.
    Посередине оврага дрожит маленькая девочка. Я нагибаюсь, чтобы погладить её длинные нечесаные волосы и вижу, что у неё из-под платья пробивается деревце.
    Голова моя дёрнулась. Рядом, кто-то дышит мне в лицо. Длинная лошадиная морда остановилась у самого моего плеча.
    Я сажу девочку на лошадиный круп, и мы путешествуем вглубь леса.
    Продолжение теряется в каких-то бесчисленных переплетениях памяти, я теряю нить и, проснувшись - вижу себя в келье.
    Длинный худой настоятель увлекает меня христианской идеей. Я крещусь, надеваю чёрный балахон и зачем-то изгоняю бесов, которые как мухи, чувствующие гнилой запах, уже вьются вокруг, садятся мне на лицо и шепчут в уши что-то очень глупое и нескладное.
    В монастыре появляется старичок. Иногда он кажется мне надевшей косынку кошкой. Не то чтобы мы говорим с ним о чём-то, но его появление и хождение сам-по-себе, не обращая и не привлекая к себе внимание, задевает во мне какие то скрытые струны и я, иду прочь от монастыря.
    Я оказываюсь в городе. Захожу в незнакомый мне дом и сажусь на батарею. Проходящий мимо человек принимает меня за соседа и зовёт к столу. Я много пью, пока не чувствую, что нужно глотнуть свежего воздуха. Я подхожу к окну и открываю его, но почему-то оказываюсь в пустой комнате. На стене тикают часы. Я оглядываюсь и вижу ангела, в окружении безголовых людей.
    Я вопросительно смотрю ему в глаза. Но ангела мало интересует моё присутствие здесь. Он проходит в угол комнаты и, по голубиному, дёргая крыльями - ложится на пол. Люди исчезают.
    Мы живём с ним в комнате несколько дней. Я замечаю, что мне не хочется: есть, думать, разговаривать. Иногда я гляжу на ангела, мне почему-то нравится его возня. Потом я прыгаю в окно.
    Против ожиданий за окном я приземляюсь на землю. Я только легко подвернул правую ступню, однако за пять минут ходьбы забыл об этом. Странно только что я прохожу сквозь людей.
    Город переходит в посадку, посадка в лес, и я иду не сворачивая.
    Маленький домик. На поляне. После двух суток ходьбы. Ветхая старуха сидит внутри. Я здороваюсь и сажусь напротив. Она улыбается и начинает какой то бесконечный рассказ, всё дальше углубляясь в ненужные подробности.
    Неожиданно она встает и начинает приподнимать юбку. Между двух сухих ног я вижу пень со свежим следом от пилы на срезе.
    Я обнимаю старуху, всё вокруг становится мне близким и приятным. Старушка продолжает свой рассказ. Я сижу рядом и глажу её поседевшие пряди.
    В это время в комнату вбегают трое. Один из них бьёт старуху по лицу. Я поднимаюсь, скорее инстинктивно, но в следующую минуту мы уже бежим по лесу и оглушительно кричим что-то, что, кажется, сами не разбираем.
    Наконец я оказываюсь в комнате с двумя пьяными, интеллигентного вида людьми, понимая, что это мои братья. В комнату входит женщина и увлекает меня за руку в соседнюю комнату. Она сбрасывает платье и ложится на спину, прямо на пол. Я ложусь сверху. Я слышу крик, выхожу из себя и дальнейшее наблюдаю со стороны. Проходит неделя. Иногда тела затихают, но ненадолго. Их движение напоминает мне отлаженную работу какого-то механизма, который, выполнив одну операцию, перестраивается на следующую. Наконец, я снова оказываюсь в своём теле. Так проходит ещё неделя.
    Поднимаемся мы как-то вдруг. Я впервые чувствую усталость. Я отхожу к окну, а когда оглядываюсь - женщины уже нет.
    Я вхожу в соседнюю комнату. Мои братья одеваются. Подавая мне тяжёлое пальто, они, смеясь, обсуждают старую, давно ставшую легендой, историю.
    Мы попадаем в красивый осенний парк. Ходим по листьям. Пока мои братья продолжают разговор, я наблюдаю, как из моего рта выдуваются клубы пара.
    Вдруг всё пропадает. Я жду продолжения, но ничего не могу увидеть. Какие то обрывки мыслей.
    Сначала я думаю, что ослеп, однако понимаю, что пропало все, что я называл своей жизнью. Это продолжается несколько лет. Когда я открываю глаза, я вижу себя перед зеркалом. Из него на меня глядит человек, бреющий щёки безопасной бритвой.
    Я не могу понять, что это значит. Лицо человека в зеркале цепенеет и застывает. Я оглядываюсь назад и вижу силуэты братьев, которые продолжают начатый когда-то разговор.
    Человек в зеркале не может придти в себя. Он застыл, как кадр в остановленном проекторе. Мне становится скучно, и я ухожу куда-то вверх за окно, где вижу забитый партер и нарисованную сцену. Я прохожу между рядов и останавливаюсь в начале прохода.
    Нарисованная сцена представляет собой пастельную зарисовку царства божьего на земле.
    Какое-то время я разглядываю её. Потом прохожу сквозь, прорывая её, и ухожу по лестнице, толкаю дверь и оказываюсь на улице.
    Здесь идёт снег. Люди, укутанные как дети, быстро пробегают мимо. Ныряют в подъезды, садятся в троллейбусы.
    Я тоже ныряю в подьезд, поднимаюсь на второй этаж и своим ключом открываю квартиру.
    В комнате пахнет нежильем. Я переодеваюсь. Сбиваю с пальто слой снега и в тапочках иду на кухню. Включаю радио, настраиваю его на классическую волну и сажусь за стол.
    Чаю мне не хочется. Я просто думаю о том, что динозавры произошли от лошадей. Однако домашние уже проснулись. Мигая мне сквозь открытую дверь кухни, они идут умываться.