***
он был похож на привидение
весь скрипу инея подобен
знакомых слов перетвердение
на пепла белое надгробие
был грустен гуще звездной сволочи
был перхотью ее нечесаной
во все вершины треугольничьи
бросался гулкими колесами
и пахом пах потея истово
на степенях оцепенения
и кто его ни перелистывал
платил ему посмертной пеней
***
предпочитать себя обманывать
не перечитывая знать
саванной городского савана
пропасть куда-нибудь опять
классификаций междуименных
ворочать тягостную глушь
каких брокгаузов уитменов
неиссякаемый кидуш
и дрязги окон с отражением
на всех единственной одной
захватанной уже несвежей
декады марта площадной
***
почему-то облачное небо
все плывет плывет неумолимо
и застит глаза чужая небыль
там звезда она непоправима
на тебя не напасешься весен
ты земля сплошное разоренье
из строки в строку при переносе
добавлять приходится сиреней
невтерпёж как будто на гулянку
ломятся очкастые вертумны
холодно и вьются их гирлянды
и ночное сердце бьется шумно
***
чтоб оранжевый бык пламенел на валу
отделял ото сна бройлем был
но брабанта нежнее к щеке
был бы также случаен вполне
и в цене не терял
штучен наперечет и работы
спокойной ручной
что с утра с холодка во дворе-мастерской
и больших бы хлопот чтобы стоил пока
как ребенка его отпускает рука
а потом чтоб в огне городов
был бы скован и косноязычен слегка
***
время тусклыми скачками
время ёрзает над нами
время сверху мы внутри
ты наружу не смотри
там закованному утру
мают кисточкой-лахудрой
раковин ушных фарфор
дню и ночи приговор
осы кружат осы тужат
мы поведаем кому же
виноградных ягод рок
абрикосовый чертог
утро зрит об эту пору
солнцем дышащую гору
в блюдечке осиный съезд
время рушится окрест
***
темное расписание кромки вершин сосновых
искусственные леса подстриженные под гребенку
ночь вползающая на гору вся в звездах новых
вопли совы и на это лай сторожей овечьей продленки
низколетящий гул шоссе гул исхода субботы
возвращение в города из галута конца недели
демократия кончилась не начавшись из-за рамота
появляется Б-г евреев как разведчик из иудеи
***
зачем к эпохе приникая
и к лопастям ее держав
ты так отчетливо зеркален
что глаз твоих не сокрушат
слезая чудные покровы
под ними панцирное дно
и каждый лист пронумерован
и цифра с цифрой заодно
и ты темнеющей защиты
не удостоивая знать
свои отравленные всхлипы
несешь как каменную кладь
***
сон поймаю в футляр от очков
как покойничка в гроб протестантский
жук-вечерник по зеркалу шел
панцирь дранью алмазной плескался
часовые свистков-полуснов
дигитальных пластинок синицы
попрыгунчики черных усов
не успели на свет народиться
но гуляют туда и сюда
овирольные барышни-чашни
зимний ливень гнездится в садах
в апельсиновых мятых рубашках
***
солнце грустный мандарин
император поднебесный
он бежит и воробьиный
день за ним канатоходцем
по канатам вольт высоких
шестикрылым серафимам э
электрических колонн
или нет колонн ростральных
вниз носами побежденных
или нет ракет крылатых
их постройка здесь ведется
много лет ампер закатов
ищущих чего в каменьях
много осликов назад
много много и туманов
поднялось и опустилось
был туман морской когда-то
стал он желтым твердым мелом
ходят люди по нему
и отряхивают брюки
чистят туфли черным кремом
и собакам лапы моют
а собаки умирают
как и люди ненароком
и от них уходит солнце
косточкой на божьих четках
вдаль по проволоке тонкой
***
лицо волос пытаемая ниша
и тихо небеса звенят сверчками
и фонари далекие плывут
цвет золота размазывая криво
земля да небо славный бутерброд
луна обмылок "штрауса" без ножки
съедобен мир и вкусен чем запить
когда оглох кинерет
иордан
свою долину вывернул на солнце
подсолнухов плантация похожа
на души грешные и будь я только дантом
а впрочем мы и так живем в аду
и сами в нем поддерживаем пламя
и замерзаем холодом своим
и это ад любить не перестанем
***
струится безымянная вода
сосуд наполненный кто звук ее услышит
нашлепанный арбуз хрустит на рыжей
от ржавчины ладони махмуда
из этих черепиц что так впритык
составлены не вытащить наружу
надежного признания о суше
и плыть куда и волны бьют в кадык
все образы воды превысив срок
трубят в рога вот их следы стальные
какие гаеры прославлены отныне
какие тропы для скрепленья строк
***
открываешь невесту а там
под слоями матрешечно-глупыми
вылезает резиновый срам
и лепечет словами безгубыми
и кровавою ватой сопит
жжет теплом бессердечного холода
изгибается черный москит
в эпоксидной медали расколотой
недоносок сучок-червячок
по бумаге растерянно вертится
и на донышке глаз горячо
и обидно нам ростом помериться
***
отвечая в телефон
не удерживай глаза
подо льдом любой любви
там каналов небеса
над собой разводят мост
ключ как рыба бьет хвостом
холоднее чем вода
в городе тобой пустом
***
препротивная вещь литературная деятельность
как ни встанешь все против ветра
***
про мыслям едет самолет
дробит зубовную площадку
с мужчиной женщина идет
идет за ним впритык в костюме
и дальше видно самолет
мужчину женщина не любит
а так уже за ним идет
ей хорошо и жир на бедрах
взлетает в мыслях самолет
мужчина думает он мыслит
что женщина за ним идет
и дети учатся в неволе
турбиной тихо самолет
вдруг шелестеть переставая
и наш рассказ к концу идет
мужчина с женщиной остался
но не ошибся самолет
они ведь были не женаты
их сыщик выследил и вот
им предстоят теперь невзгоды
так рок судьбы в ужасный час
соприкоснулся с нами рядом
и ради грешников двоих
зараз свалил две сотни наших
зачем рассказ такой написан
***
я видел гладкую поверхность
по ней бежало невесть что
очки я вздел и увидал
то было целый таракан
и с тапком я за ним погнался
но не хотел он умирать
хотя и умер
дарвин прав
а кафка нет его сюда бы
в моей квартире я живу
а дарвин выше этажом
он эволюцию придумал
и я как общий гражданин
вооруженною рукой
ея законы соблюдаю
***
в раме неприличного
беличий желток
у кронпринца личарда
дуется свисток
у кронпринца розовый
с золотом мундир
над полком березовых
плах он командир
ах стекает кровушка
с годовых колец
прыгают воробышки
в пузырьках сердец
глубиной неистовой
полыхает принц
свищут сабли свистами
наддавая вниз
***
три дня луна не уменьшалась в небе
подряд три ночи
всходила с северо-востока
катилась медленно в зенит
и шлейф серебряных отточий
блестел как щит
три дня в конце израильского лета
аборигены гнули забастовку минфин кляня
луна в ответ на это распределяла пайку света
упрямства для
на третью ночь к двенадцати часам
когда колонна импортных "фантомов"
переползала переезд в ашдоде
и поезду пришлось затормозить
луна решила хватит полнолуний
вошел в окно огромный богомол
и заломал ночницу на торшере
и черный лак урезанной луны
последнее что видела ночница
блестящими от ужаса глазами
***
в вашем море спокойном
есть бесчувствие-остров
наклоненный к пескам
он в румянце колючем
ветер узкой дороги
черный мартовский жернов
мелет в прах осязанье
и угаданный голос
произносит не ровня
этот пуст этот холост
этот ждет этот помнит
***
тень проходит стороной
и пустыня холодеет
облака иного цвета
распускаются над ней
войско трав горячей пикой
ударяет ветру в спину
а песок в обломки стеблей
и смеется фистулой
а на гребне а на гребне
раздвигая мертвых строй
поднимается бессмертный
круг запястий смерчевой
над войной их смех песочный
***
нет теней в этом доме
притулясь у дверей
кормит ангел с ладони
здешних злых снегирей
столбовое крылечко
и конек-горбунок
их сияния млечен
молчаливый чертог
никого не бросая
не спасет никого
правоты полнота их
пустоты естество
все сошлись веретена
путеводные здесь
и движения сонны
заоконных небес
и на рай непохожий
ангел смотрит в тоске
стынут хлебные крошки
на звенящей доске
***
птицы обступили стеклянную мглу
изо рта тишины слышен запах гниения
премьер-министр качается с пятки
на носок
и обратно
руки в карманах брюк
рот его улыбается
сжатый в куриную жопку
люди стоят полукругом
зачем это труп на траве?
кто не может помочь - отвернитесь!
здесь мы все налицо для свободы
и каждый как сдавленный крик за стеной
***
вдоль по длинному длинному месяцу
перетянутому в неделях
пробирается ночь-ровесница
ошивается день-бездельник
я в тени ваших дат прекрасных
тополь-мельник и пальма-дева
на добычу лоскутья казан
и perpetuum оголтелый
день и ночь растирая в масло
пятки крепкие давят зиму
клокотание несогласных
слов что вот непроизносимы
***
я шевелю рукой своей
и добываю пропитанье
среди людей дневного света
часы стрелами золотыми
летят их вещий механизм
толкает крошечные звуки
в дороги дальний океан
разогнан pregnant pro ignore
там был мы знаем сириуса час
виновным вином листья белые махались
***
стих завершен и заверчен
в перерыве темной битвы
воин далее убитый
зубом ручку искусал
и уже не будет поздно
и уже не будет рано
полномочия госстраха
авенидой пой себе
звуков лишь чередований
соблюдя своей реченью
и тебе не нужен challenge
чтобы ртом заговорить
***
май грозил весне глюкоз неловко
оттого ли вычурной строкой
лился ты и разбивался хлопком
оседая мукою-мукой
ариост, не сдерживал движений
громогласно путая слова
из твоих игрушечных сражений
выигрышных было только два
и спиртовым запахом ладоней
легонькое перышко удел
свой неся закинувшись в истоме
ты страны своей не разглядел
***
о чем бишь говорили мы в машине
деревья вроде ив перегибались
над бетоннадой чтобы заглянуть
нам в лица и отпрянуть позади
а мы - мы говорили о дорожном
покрытии о ценах на бензин
налогах и вот этой тремпиаде
которую недавно террорист
атаковал своим автомобилем
его направив на солдат
деревья
однако слышали иной наш разговор:
/ ты знаешь надвигается война /
да-да война я помню что же делать /
нам может быть придется умереть
и смерть видна за этими горами
в который раз уже но ты подумай
стихи какие можно написать
о ней и мы напишем их пусть даже
ее увидев / это невозможно /
возможно и свершилось мы мертвы
мертвы давно смотри на этой трассе
мы никого еще не обогнали
не встретили / я только что заметил:
понятны мне деревьев голоса
но чья же смерть горит за горизонтом /
и это предстоит нам а сейчас
мы уезжаем друг мы уезжаем
записывай слова что еще помнишь
деревья видишь смотрят в лица нам
зачем же время вечности теряя
(уезжают)
***
новорожденный текст-щенок
увы не тонет в унитазе
и сука воет в голове
ее любовь проста как вымя
тоска бурятская потоп
несет байдарку гильгамеша
по смеси мутных apprehend'ов
возникших в личной толщине
проречий густоотделений
желёз набухших там где пульс
мерзее морзе парный стон
те двое разом выделяют
из множества возможных зву
и их щенок бежит за мной
каким-то черт гвадалквивиром
но только молча как ручной
***
деревянный венок
суеверия свечный огарок
опреснок и чеснок
проплывают под лодочкой арок
туберозы смятенье
в простенке шуршащего эха
мелкотемье гуденье
щемящее вкруг человека
лепестки тубероз
опрометчивый сетчатый глетчер
над домами возрос
добрый вечер ему добрый вечер
истончения ложь
дай законы твои я нарушу
а иначе склюёшь
ты по зернышку дочиста душу
***
ветра холодное пламя
бьется в балконные двери
на подоконнике мокром
тихо алоэ скрипит
август себя превзошедши
морщится в дикой стране
в комнатах тесных квартир
лепит свое отраженье
серый спасительный свет
жданного этого дня
ссохшейся корочки века
той что нудит расчесать
не отпадает и ноет
он как и прежние дни
в тексте теперь закольцован