Александр Бирштейн

повесть

     Я проснулся неожиданно, за несколько мгновений до телефонного звонка, как будто знал, что этот звонок сейчас прозвучит. Он и ворвался резко, настойчиво. Я снял трубку.
     - Алло!
     - Привет, это Виталий!
     - Виталий?
     - Виталий, с кладбища. Не узнаешь?
     - А-а, Виталий!..
     Я вспомнил, что недели две назад заказывал ему памятник для человека, который юридически был мне отцом. Юридически…
     - Так, памятник готов!
     - Быстро!
     - А чего тянуть? Погоды хорошие, работать можно…
     - Ну, и…
     - Осталось только выбить надпись. Ты обещал подумать!
     Подумать… На протяжении этих двух недель, да что там, раньше, гораздо раньше, когда только решил все-таки поставить памятник этому человеку, мысль о надписи не покидала меня. Конечно, проще всего выбить фамилию с инициалами, даты рождения и смерти, но… Я все-таки принял его наследство, живу в квартире, завещанной мне, пользуюсь мебелью и книгами…
     И монетами…
     - Знаешь, Виталий, пока не решил! Давай часам к двум подъеду, посмотрю, что получилось, а там видно будет!
     Таким образом, для размышлений оставалось часов семь. Это - если не попытаться все-таки доспать час, другой. Я, было, решил так и поступить, но вскоре понял, что уже не уснуть. Закурив, поднял повыше подушку, откинулся на нее и, пуская дым в потолок, принялся вспоминать.
    
     Отцу никогда не было дела до меня и матери. Во всяком случае, так мне казалось. Все его время и внимание всегда, сколько помню, занимали разного диаметра и металла кругляши, именуемые монетами. Придя с работы и поев, он садился за стол, включал лампу и до бесконечности рассматривал и рассматривал свои сокровища, роясь в книгах, что-то записывая, штрихуя квадратики в блокнотах, исписанных его мелким, каллиграфическим почерком.
     Сколько раз пытался пробиться к нему, подсаживаясь рядом, стараясь понять, что же нашел он в этих, не всегда приятных на вид железках. Он досадливо общался со мной, норовя, при первом же удобном случае отправить спать, делать уроки, погулять. Думаю, ему было все равно, куда я денусь после того, как, наконец, оставлю в покое.
     Я раздражал его тем, что со мной надо было гулять, забирать из детского сада, просто общаться. Ему мешали мои детские попытки заинтересовать своими играми, разговорами. Потом мешала моя учеба, необходимость проверять уроки, что-то объяснять, ходить, хоть изредка, на родительские собрания.
     В общем, как мне тогда казалось, мешало все, связанное с отцовством.
     Возможно, он, по-своему, и любил меня, вот только проверить это на практике не представлялось возможным. Разве что…
     Помню, как года в четыре, может пять, я заболел. Наверное тяжело, ибо и мать, и отец обеспокоено суетились вокруг, пичкая лекарствами и терпеливо снося мои капризы. Особенно суетился отец. Он был кроток и деятелен, а в глазах явственно проступали беспокойство и какая-то вина. Мне очень тогда понравилось болеть, ибо впервые ощутил настоящую отцовскую любовь и заботу. Впервые… И в последний раз.
     Он не был грубым, жадным. Деньги, а они частенько водились у него, выдавались матери по первому требованию, причем, отец никогда не интересовался на что они тратятся.
     Мать, как могла, заменяла отца. Не думаю, что она особенно баловала меня, но была всегда. Постепенно весь груз своих сперва детских, а потом и подростковых забот я полностью переключил на нее, оставив отца в покое. Он этого даже не заметил.
     Временами, словно спохватившись, задаривал деньгами, показывал монеты, что-то рассказывал о них. Что? Не помню. Мне это было неинтересно. Но терпеливо сидел рядом, заставляя себя восхищаться тем, чем восхищался и он.
     - Все твое будет! - говорил отец. - Все тебе достанется!
     - Подумаешь, - кривился я про себя, - велика радость!
     При первом же удобном случае сбегал от него к себе в комнату или во двор, где ждали занятия много интересней.
     Лет в тринадцать я тоже отдал дань коллекционированию. Тогда почти все ребята во дворе и в классе собирали монеты. Стал собирать и я. Как радовался отец! Он с удвоенной, нет, утроенной энергией стал мне что-то объяснять, показывать. Но это оказалось совсем неинтересно. Разве может сравниться неказистая медная копейка, пусть даже какого-то Петра, с блестящей и красивой монетой Гватемалы? Вздохнув, отец стал приносить из "общества", так называлась ежевоскресная сходка таких же, как он коллекционеров, монеты разных стран. Мое собрание стало лучшим во дворе, а потом и в школе.
     А вскоре настала мода собирать марки…
     Коробку с так и не состоявшейся коллекцией я отдал отцу на сохранение и, через некоторое время, вовсе о ней позабыл.
     "Предательство" великого дела нумизматики отец принял спокойно, но, по-моему, именно тогда поставил на мне крест. Дескать, пусть растет-поживает, раз уж на свет появился, но без его участия. Без…
     Так и жили. Я с матерью и отец… сам по себе.
    
     Когда заканчивал школу, монеты снова всплыли в моей жизни, но только в качестве платежного средства. Дело в том, что весь двор, да что там двор, всю школу захватила эпидемия игры в буру. Это такая, не очень мудреная игра в карты. Как она возникла, почему? Не помню, да и не очень этим интересовался. Кстати, и самой игрой я тоже не слишком увлекся. Так, чтоб быть, как все. Играли на интерес. У кого водились деньги, играл на деньги, у кого их не было, - на монеты, марки, значки… В общем, на все, что имело денежный эквивалент в глазах партнеров. Обычно, мне везло и карманных денег хватало на редкие проигрыши. Выигрывал я чаще, так что считался вполне благополучным игроком.
     В тот день, а его мне не забыть уже никогда, карточная игра началась как-то спонтанно, прямо во дворе. Игра шла с переменным успехом, была скорее даже нудной и имела все шансы оказаться непродолжительной. Но… вдруг карта стала бешено идти одному из нас. Даже не помню кому. Не суть важно. Я, проиграв всю наличность, хотел было уйти, но подошли девочки. Наши ровесницы, они, обычно, редко обращали на нас, еще пацанов, внимание, но тут подошли и застряли надолго. Я из кожи лез вон, чтоб выиграть, но проигрывал все больше и больше. Пошла игра в долг. Когда девчонки все-таки ушли, подвели итоги. Я оказался должен больше двадцати рублей. Деньги более, чем немалые. Для меня, максимальным разовым капиталом была пятерка, вряд ли больше. А долги надо отдавать. Так принято. Неожиданно вспомнил, что в отцовском хранении имеются мои монеты и предложил их в качестве оплаты долга. Была спешно создана оценочная комиссия, и мы отправились ко мне, дабы завершить расчет.
     Вероятно, я перепутал коробки. Да, наверное, так. Вместо своих законных монет ухватил отцовские и рассчитался ими. Все остались довольны, и мы отправились в кино.
     Вернувшись после фильма, я застал дома милиционеров. Оказалось, что придя с работы и не найдя своих, как потом выяснилось, не очень-то важных монет, отец, заподозрив кого-то из моих друзей в воровстве, вызвал милицию и написал заявление.
     Меня отвезли в отделение, и я на допросе признался во всем. И в том, что играл в карты, и в том, что похитил монеты, как указали в протоколе "в целях наживы".
     Я не понимал, что происходит. Возможно, сначала не понимал этого и отец. Когда же до него дошло, что мне светит близкий суд и реальный срок, он забегал, засуетился. Но оказалось, что поздно. Меня исключили из школы, как говорилось тогда, с "волчьим билетом", каждый день я должен был являться к участковому. Да и во дворе меня стали сторониться. В те годы понятие "вор", "уголовник" было страшным и позорным.
     А мать? Что делала мама? Не помню, чтоб она хоть на несколько минут отходила от меня. Наверное, это было не так, но каждое мгновение тех страшных дней было отмечено ее родным и необходимым присутствием.
     Потом суд и приговор: два года условно. А потом… мы с мамой уехали. Насовсем. Когда вернулись из суда, мама стала собирать вещи. Отец метался, пытался как-то, в очередной раз, оправдаться, но мама его не слышала. Собрав чемоданы, она взяла меня, как маленького, за руку и повела прочь из этого дома. Навсегда.
     Сперва мы жили в Сумах у маминых родных, но и оттуда пришлось уехать. Тому было две причины, даже не знаю, какая важней. Во-первых, меня не брали в школу. Не брали и все! А во-вторых, приезжал отец…
     Через несколько месяцев мама устроилась учительницей в сельскую школу в отдаленном райцентре, где давно и прочно ощущался дефицит учителей. Кажется, условием ее поступления на эту работу было то, что мне дали закончить выпускной класс.
     Сельская жизнь совсем не тяготила меня. Испуганный, дезориентированный, сбитый с толку, только там я начал постепенно приходить в себя. Об отце мы не говорили. Вернее, не говорила о нем мама. Как-то раз я высказался о нем не очень-то лицеприятно. Она никак не отреагировала. Так было несколько раз. Потом и я перестал говорить на эту тему.
     После школы нужно как-то определяться. Срок мой, благодаря какой-то амнистии был завершен, более того - судимость снята, но в ВУЗ путь был заказан. Каким-то чудом маме удалось "впихнуть" меня в строительный техникум.
     После техникума - армия, причем заграничной командировке в Афганистан бывшая судимость никак не помешала. За полтора года войны мы построили множество дорог, временных мостов, пришлось и пострелять. Наградой за все стали две медали "За отвагу" и возможность поступить в институт. Мамина мечта, казалось, осуществилась. Но порадоваться она этому не успела. В июне 86-года я вернулся из армии, в августе поступил в строительный институт, а в октябре мама умерла от рака.
    
     Докурена пятая или шестая сигарета, а я все лежу, откинувшись на подушку, и вспоминаю, вспоминаю… Странно, но это происходит со мной практически впервые. До сего дня как-то не ощущал я потребности так скрупулезно и подробно перебирать свою нехитрую жизнь. Я просто жил, заботясь о дне сегодняшнем, помня о завтрашнем, а вчерашний… Он уходил, обрывался, как листок календаря.
    
     Дед с бабкой помогали, как могли. К тому же я получал стипендию, а летом, на каникулы, ездил со стройотрядом в Сибирь или на Север. Так и учился. Не лучше большинства, но и не хуже. Не голодал, но и не шиковал, не был раздет-разут, но и не модничал. Мне нужно было закончить институт! В память о матери. Когда начинал пятый курс, умерла бабушка, четыре месяца спустя - дед.
     Я остался один. Совсем один! Об отце я даже не вспомнил.
     Не вспомнил о нем и тогда, когда по распределению был направлен именно в Одессу, в ДСК № 8, прорабом.
     Я еще успел даже немного поработать по специальности. Но… сначала закончился СССР, а вскоре и работа. Нет, вернее, работа была, только за нее не платили. Хорошо, хоть из общежития не гнали.
     Это было странное время. Люди богатели и нищали на глазах. Разбогатеть хотелось и мне, но, как только появлялась какая-то возможность "зашибить деньгу", рос и ширился мутный страх перед законом, оставшийся с детства.
     Так и перебивался, занимаясь, в основном, строительством дач и особняков для новых хозяев города. Потом пошла пора приватизации и работы стало больше. Все подвалы, первые этажи зданий лихорадочно переоборудовались под офисы, салоны, магазины. Дел хватало, а немного погодя стало хватать и денег. Из общежития, давно проданного под что-то там жутко развлекательное, перебрался в довольно сносную квартиру почти в центре. Недостатком этой квартиры было то, что она не моя и за нее нужно платить, причем немало.
     Как-то поймал себя на мысли о том, что совершено не думаю о личной жизни. О семье, детях, просто любимой женщине. Дело в том, что собственный опыт надежно привил мне отвращение к семье, семейной жизни. Я вспоминал маму, ее жизнь с отцом и… выбрасывал из головы все мысли о семье. Что касается любимой женщины, то ее у меня попросту не было. Никогда. Нелюбимые были. Они удовлетворяли меня, я их… Обычная история.
     Мне кажется, что тогда я был почти счастлив. Зарабатывал достаточно для того, чтоб снимать приличное жилье, нормально одеваться и питаться. Развлечения? Самые доступные. Книги? Тоже. Не лез в политику, не смотрел по телевизору новости, предпочитая им детектив или боевик. Короче, жил, как живется. А то, что для этого нужно прилично вкалывать, считал естественным. Особых друзей не имелось, врагов тем более. Я не занимал ничье место, никому не вставал поперек дороги, не жадничал при разделе заработанного.
     Короче, плыл по течению и радовался, что течение это ровное и спокойное. Единственное, чего мне действительно хотелось, - это скопить деньги и купить себе жилье. На всю оставшуюся жизнь. Но деньги как-то проплывали между пальцами, а если что-то оставалось, то немного, совсем немного. Как видите, даже к цели своей я относился довольно вяло.
     Но вдруг события понеслись вскачь, обгоняя, расталкивая друг друга. Хотя, нет. События эти были взаимосвязаны, ибо одно не могло произойти без другого, другое без третьего. Но события, вокруг меня и со мной происходили, а я так отвык от активного участия в чем-то. Приходилось на ходу перестраиваться, более того, принимать решения, а это было трудно, мучительно трудно.
     Если конспективно изложить все, произошедшее со мной, то это звучало бы так: я встретил отца и познакомился с Леной. Вот и все. Вроде, немного, но это круто и бесповоротно изменило жизнь.
    
     Вновь зазвонил телефон, вырвав из прошлого. На этот раз я поднял трубку почти с облегчением.
     - Игорь Михайлович, вы обещали к одиннадцати подойти, посмотреть объект. Планы не изменились?
     - Нет, все в порядке. Буду.
     - Тогда и я подгребу.
     Звонил очередной заказчик. Хороший. Такими не бросаются. Собственно, в наше время грех бросаться любым заказчиком, но, простите за тавтологию, времени на всех уже не хватало. Что интересно, строили сейчас поменьше, чем в начале-середине девяностых, но нам работы хватало. Нам - это бригаде ли, сообществу ли, даже не знаю, как правильно, людей, издавна занимавшихся строительными и ремонтными делами. Всего нас было человек десять, что-то решали - трое. Я входил в их число. Наша бригада, пусть будет так, возможно не была самой лучшей, но уж в число лучших входила точно. Отличало от других то, что все работы сдавались в срок. Да и рекламаций что-то не припомню. Так сложилось издавна, и мы не собирались что-либо в этом менять.
    
     Я глянул на часы. Без четверти девять. Стало быть, почти три часа прошли в воспоминаниях. Рекорд! Да еще какой! Обычно, я не утруждал себя копанием в прошлом. Это приносило боль. А от нее лекарств не придумали.
     Кофе по утрам не пью. Это не значит, что не пью его вообще. Просто, первая потребность в нем появляется часиков в одиннадцать, и она настолько сильна, что, бросив все дела, где бы ни был, "раскочегариваю" кофеварку, а она всегда со мной, и устраиваю себе пять минут блаженства. Привычка…
     Так что, как всегда обошелся чаем и овсянкой. Овсянка - еще одна "вредная" привычка. Дело в том, что приготовление этого блюда занимает минимум времени. Тем более, что в еде я неприхотлив.
     - Выгодный муж! - смеется обычно Ленка, но замуж за меня не идет.
     - Меня все устраивает и так, - говорит.
     Меня тоже все устраивает, но иногда, а последнее время все чаще, хочется, чтоб она была рядом. Сегодня, например…
     Лена - врач, причем врач ненормальный. Она всерьез приняла формулу, что обязана "умирать в своих больных", посему у нее никогда нет времени. Поликлиника, обход по вызовам, обход без вызовов, который еще длительней… На ее участке все к этому быстро привыкли, еще бы! И надо-не надо звонят ей, причем иногда и ночью.
     - Это сейчас ты такой покладистый, - порой говорит мне Лена, - а попробуй поживи с женщиной, которой никогда нет дома. Взвоешь. - Потом, с досадой, добавляет: - Один уже пробовал!
     Кем был этот "один" я не знаю, да и не хочу знать. Главное, что его уже нет!
     Собственно, и познакомились мы с ней у отца. Я тогда впервые пришел к нему в дом. Мы сидели, довольно мирно разговаривали, как вдруг у него начался приступ. Я хотел, было, вызвать скорую, но он потребовал позвонить Лене. Кто такая эта Лена я понятия не имел, но послушно набрал номер. Не помню, понравился ли мне голос, ответившей женщины, но она обещала сразу прийти. И пришла.
     Как только я открыл дверь, а это было делом нелегким, учитывая количество запоров на ней, глазам моим предстало, как бы это поточней выразить, - создание.
     Потом она, осмотрев отца, все-таки вызвала скорую, потом еще осталась после их отъезда. Когда все-таки собралась уходить, начала давать мне задания, тщательно расписывая прием отцом лекарств буквально по часам. Видно, и мысли не допускала, что могу уйти. Честно говоря, я и к отцу-то зашел по собственному малодушию. Зашел, чтоб, наконец, прекратились его нудные уговоры и попытки оправдаться. Думал - посижу часок, пообещаю еще заходить и слиняю. Получилось совсем не так. Более того, мне и в голову не пришло сказать этой удивительной женщине-врачу, что собираюсь уходить. Пришлось остаться, давать лекарства, разговаривать…
     Наутро Лена пришла снова и привела сиделку. Я мог уйти, но медлил, ждал, когда и она соберется. Конечно, нам оказалось по пути. Конечно я остался ждать ее у дома очередного пациента, ибо, как выяснилось, нам и дальше по пути. Как по мне, то я сразу решил, что нам "по пути" на всю оставшуюся жизнь, но обнародовать это решение не стал, опасаясь того, что это мое желание может оказаться неразделенным.
     С тех пор мы стали встречаться. Когда чаще, когда реже… Как сложатся ее дела. Более того, я стал бывать у отца, ибо Лена не поняла бы иного поведения, а рассказывать ей о наших прошлых семейных делах не хотелось. Я понимал, что рано или поздно это придется сделать, но все медлил и медлил.
     Отцу, между тем, становилось хуже и хуже. Это значило, что все больше и больше времени я вынужден был проводить с ним. Даже не помню - о чем мы говорили. Не о прошлом. И не о монетах. Больше обо мне, о моих делах. Он спрашивал, я отвечал. Сперва односложно, потом подробней.
     Постепенно я привык к этим нашим общениям, и посещения отцовского дома стали менее тягостны. Он пытался давать мне деньги, но я неизменно отказывался. Зачем? Единственное, на чем он настоял, это на моей прописке. Я согласился, а какой-то жучок из отцовских знакомых оформил все быстро и почти неощутимо для моего времени.
     Однажды он вручил мне запечатанный конверт, попросив вскрыть после его смерти. Я взял конверт. Молча.
     Через день отец умер. Это произошло при мне. Ему стало плохо, губы и лунки ногтей стали синеть. Я вызвал скорую. Еще до ее приезда, он, усилием воли подозвал меня и прошептал:
     - Главное в сейфе! Помни, главное…
     И все. Это были последние, услышанные мной его слова.
    
     Я опять поймал себя на том, что сижу с допитой чашкой в руке и вспоминаю. Пора было двигаться по делам.
     Машины у меня нет. И не потому, что я не могу себе это позволить, просто как-то руки не доходили. Впрочем, в наше время развелось столько маршруток, что в любой конец города можно добраться легко и быстро. Так что, на запланированную встречу я не опоздал. Потом - текучка. Замеры, согласования фронта работ, уточнение сроков... Когда все это закончилось, не осталось даже времени перекусить - нужно было мчаться на кладбище.
     Уже повстречавшись с Виталием, по дороге к могиле отца вспомнил, что так и не придумал, не решил - какую все же сделать надпись на памятнике.
     Наконец мы пришли. Памятник оказался таким же, как я и предполагал. Плита, портрет, даты жизни и смерти. Над датами было оставлено место для надписи.
     - Знаешь, Виталя, все путем! Только надпись я, пока, не придумал!
     На его лице отразилось некоторое замешательство. Наверное думал, что я таким образом увиливаю от оплаты его трудов. Но я быстро успокоил Виталия, оплатив все полностью и на месте. Он повеселел.
     - Как придумаешь надпись, дай знать. Мигом выбьем.
     С тем и расстались.
    
     В конверте оказалось завещание, где я объявлялся наследником всей, принадлежавшей отцу собственности и какие-то ключи с брелком, на котором выгравировано было слово, вернее имя : - Константин. Странно, но денег не оказалось совсем. Странно не потому, что мне так уж необходимы были деньги, а потому, что отец то и дело предлагал мне крупные суммы. Так я стал владельцем однокомнатной квартиры и большой коллекции, в которой ничего не понимал. Как не понимал - зачем в конверте ключи, если никакого сейфа и в помине не было.
     Письменный стол отца оказался забит монетами. Они лежали в отдельных коробочках, в кляссерах, толстых, неповоротливых альбомах… К каждой монете прилагалась бумажка со странной, на мой взгляд надписью, типа:
     - Гиль №… стр. …, Петров № …, стр. - и так далее.
     Встречались и другие фамилии: Толстой, Ильин, Узденников, Чижов, Краузе… Все и не запомнить. Что означает эта тарабарщина долго не мог понять. Аж до тех пор, пока не полез в книжные полки, стоящие прямо за письменным столом. Оказалось, что имена на записках обозначают авторов каталогов, а цифры номер по этому каталогу и страницу. С этим-то разобрался, но понятия не имел относительно ценности монет. А это было важно, ибо решил я от коллекции избавиться и поскорей. Много горя она мне причинила. Избавиться… Но как? То есть, конечно, я знал, что существует это проклятое сообщество таких же двинутых, как и мой отец. Или просто "общество", как они его называют. Ну, и что? Принесу я туда эту груду металлолома и дальше? Не дарить же эти побрякушки первым встречным?
     - Продаешь? - спросят.
     - Продаю!
     - А сколько стоит?
     Ну, и что мне отвечать?
     - Эта рубль, а эта два…
     А может не рубль, а тысяча и не гривен-рублей, а долларов? И не так обидно, что продешевлю, как то, что потом смеяться надо мной будут. У моих нынешних богатеньких заказчиков есть слово такое: -Лох! У слова этого масса значений и все оскорбительные. В переводе на человеческий язык лох - это дурак, недотепа, жертва, причем постоянная, обманов и вообще жертва. Такое вот совокупное понятие, заключенное в одно короткое слово. Лохом быть оскорбительно и опасно. Второе потому, что ни один серьезный человек не станет вести дела с лохом. Разве что, чтоб еще раз его надурить.
     Итак. Монеты следовало продать, но как это сделать я не знал. В большинстве из имевшихся каталогов стояли цены, но были они теми еще, дореволюционными и как соотносятся с нынешними я понятия не имел. Если они вообще с чем-то соотносятся. К тому же, чтоб определить цену по каталогу требовалось сперва определить в нем монету, а я и этого не умел. Чем-то могли помочь записочки, приложенные к монетам, но они были не у всех монет, да и одну монету, допустим, Петра 1 отличить от другой я бы затруднился. Да, на них имелись даты, но для того, чтоб ими пользоваться, требовалось хотя бы знать - что это за царь и когда он правил. Из всех имевшихся в России царей я точно знал только Петра Первого, Екатерину Великую и Николая Второго. Были еще какие-то Александры, но какие - не помнил.
     Как видите, моя образованность, возможно вкупе с интеллектом, оставляла желать лучшего. Собственно говоря, до недавних пор мне это не мешало. Некоторую брешь в моем нежелании самообразовываться пробила Лена. Она заговаривала о спектаклях, авторах, актерах, о которых я и понятия не имел. Сперва пытался хоть как-то за ней угнаться, лихорадочно читая какие-то рецензии, просматривая, правда пятое через десятое, видеофильмы. Но потом счел, что лучше будет честно признаться в своей литературно-художественной, а также театрально-исторической тупости. Лена встретила это с пониманием, что меня обрадовало, и с сочувствием, что обидело, а когда обида прошла, то огорчило.
     Но на методическое пополнение собственного интеллектуального багажа времени не было. Я добросовестно прочитывал книги, которые мне подсовывала Ленка, но делал это долго и мучительно. Я ходил с ней в кино и в театр, но мне мало, что нравилось. Самое обидное, что пойти со мной на концерт, Киркорова, например, Лена отказывалась наотрез. А я так хотел сделать ей приятное!
     Теперь же на меня свалилась еще целая груда монет и, хочешь-не хочешь, надо с ними разбираться. Ладно, разберусь, когда время появится.
     Вечером пришла Лена и я вывалил ей все свои проблемы. Она с энтузиазмом восприняла мое решение (как будто я уже что-то решил) заняться самообразованием, хотя бы в области нумизматики. Вот только цель всего этого - продажа всех, без исключения, монет - вызвала у нее недоумение.
     - А зачем их продавать? Для денег?
     - И для этого, а главное, чтоб ими в доме и не пахло!
     - Почему?
     Я пробовал отмолчаться, но Лена умела спрашивать.
     Исповедь моя закончилась лишь под утро. А утром, собираясь на работу, Лена сказала:
     - Знаешь, монеты тут ни при чем… - А потом, вдруг добавила, - Жалко его…
     - Его?..
     - Ну, не тебя же?
     - Могла бы и меня пожалеть!
     - За что? Ты сильный, молодой, почти красивый, и у тебя есть я!
     Последний аргумент стоил всех остальных, и я с восторгом согласился, добавив только, что вот ее-то могло бы быть побольше. Но Лена только улыбнулась.
    
     Вскоре появилось, как назло, более, чем достаточно свободного времени. Причина банальная - бронхит. Как по мне, то профессиональные болезни строителей - радикулит и этот самый бронхит. Осенью и зимой я болел им по несколько раз, правда, не особенно утруждая себя лечением. В данном же случае, дело обстояло похуже. Дышать стало тяжело, а в груди стоял плотный и болезненный ком. Ленка, обычно обзывавшая меня симулянтом, в чем, признаюсь, была доля истины, ибо, когда я болел, она всегда находилась рядом, на сей раз даже обеспокоилась, погнала на рентген, анализы. Апофеозом всему оказался визит к медицинскому светилу пульманологии Авербуху, который, впрочем, ничего существенного у меня не нашел. Тем не менее, решили, что недельку мне придется побыть дома, отлежаться, подлечиться.
     Так что, когда совсем полегчало, я решил, все-таки, заняться нумизматикой.
    
     Достал первую же попавшуюся планшетку открыл. Потом, а вдруг дело быстро пойдет, достал остальные. Внизу еще лежала плоская деревянная коробка из под сигар.. Очень тяжелая, кстати. Коробку я отложил в сторону и, для начала, разложил планшетки прямо на полу. Потом, набравшись храбрости, приступил к первой. Монеты там были медные! Я точно знал, что самые дорогие монеты - золотые, потом идут серебряные, а потом самые мелкие - медяшки. У меня у самого был Николаевский рубль из серебра, и какая-то мелкая монетка, копейка, кажется, так та - медная.
     Стало быть, монеты, которые лежали передо мной, оказались самой, что ни на есть, мелочью.
     Смирившись с этим, стал разглядывать монетки. Они были невелики, сантиметра два или чуть-чуть больше в диаметре. Всего имелось сорок три штуки.
     На одной стороне был нарисован, тьфу, что это я, вычеканен всадник с копьем. Под всадником поднимала башку какая-то змея. Я догадался, что это Святой Георгий. Георгии были разные - маленькие, средние и большие. По кругу имелась надпись, но читать ее пока не стал, а перевернул монету. Это действительно оказались копейки. Так и было написано в две строки:
     КО
     ПЕЙКА
     Правда, на одной из монет надпись была в три ряда. Буквы надписи на разных монетах были разные. Где побольше, где поменьше.
     Потом, вооружившись лупой стал изучать надписи по кругу. Там, где Георгий, было написано:
     - царь Петр Алексеевич.
     Если быть точным, то надписи были неграмотными, буквы некоторые пропущены. Но перевел и понял я их именно так.
     - А может тогда правописание такое было?
     Кстати, Петр - это когда? К стыду своему я не помнил. Знал, что царь такой был, что "прорубил окно в Европу", что построил Ленинград, который тогда назывался Петербург, в честь того же Петра, да и сейчас так опять называется. Но дат царствия не помнил.
     - Стрельцы… Софья… Алексашка Меньшиков… - промелькнули в голове имена из романа Алексея Толстого, - Анна Монс, Лефорт, царевич Алексей…
     Но имена ничего не прояснили.
     - Дубина, - чуть не хлопнул себя по башке, - на монетах же всегда год имеется!
     Но года не было! Правда, под конем были какие-то значки, возможно обозначавшие год, но расшифровать я их не умел. Ладно. На то энциклопедия есть. Я стал разглядывать надпись с другой стороны и прочел, в своем естественно переводе:
     - Всей России повелитель.
     И все. Хотя нет, были еще буквы. Две штуки. На той монете, что держал в руках написано было: - БК.
     Вот и все, что почерпнул из знакомства с первой планшеткой. Но оставались остальные. Их, пока, не стал открывать, а занялся размышлениями.
     Судя по всему, копейки были разными. Разные буквы под конем, разные размеры этого самого коня… Может каждый год чеканили разные монеты? Я пригляделся к значкам под конем. Нет, не выходило. Монет одного "года" было четыре, другого только одна, третьего, допустим, две… Непонятно!
     - Чего гадать, - подумалось, - продам их всех вместе!
     Но такая мысль почему-то не грела. Не говоря о том, что понятия не имел о ценности этих копеек. Нет! Следовало разбираться дальше.
    
     Квартира, которую я когда-то снимал, находилась вблизи Нового базара, что очень устраивало. Можно не бегать по магазинам, покупая провизию, а по дороге с работы просто заскочить на рынок и отовариться. Одинокая, самостоятельная жизнь сделала из меня, в числе прочего, сносного кулинара. Так что, кормить себя, родимого, старался получше, когда время на то имелось. У меня появились знакомые среди торговцев и лоточников, что дополнительно обеспечивало качество приобретаемого. Рыбу я покупал только у дюймовочки - веселой, краснощекой молодой женщины, с улыбкой до ушей. Если я хотел купить что-то, по ее мнению нестоящее или несвежее, она тихо говорила:
     - Вам это не надо!
     - Ясно, - отвечал я и покупал то, что она сама выбирала. И не жалел.
     Мясо следовало покупать у Светочки, а копчености у Сережи. Бакалея самая лучшая и при этом самая дешевая продавалась у Лены или Васи. Менять по хорошему курсу доллары следовало у некоего молодого человека, которого я сам для себя прозвал "Пупсиком". Правда, иногда в табачных рядах курс оказывался выше.
     Эх, какую бы историю смог я написать о Новом базаре! Но речь-то не о нем. Вернее, и о нем тоже, ибо там я встретил отца. Однажды, в овощных рядах, у самого выхода на Княжескую почувствовал на себе чей-то взгляд. Оглянулся, но никого, вроде, не заметил. Но неприятное ощущение от того, что кто-то смотрит в упор не проходило. Я снова оглянулся, на этот раз уже резко.
     Какой-то плохо одетый старик, не отрываясь, глядел на меня.
     - В чем дело? - чуть не вырвалось. Чуть… потому, что я сразу его узнал.
     - Господи! Это сколько же лет прошло? Что делать? Убежать? Заговорить? - заметались в голове беспорядочные мысли.
     Он заговорил первый:
     - Игорь, ты узнал меня? Узнал?
     - Допустим, ну и что?
     - Но я же…
     - Да-да, очень интересно, кто же вы такой?
     - Я твой отец!
     - Да, а из чего это следует?
     Сколько лет я готовился к этой встрече, придумывая хлесткие, обидные слова. Бросить их, как перчатку и уйти. Уйти так, чтоб не посмел догонять. За мать, за себя, за изничтоженную юность, за тоску зала суда, которая уже никогда не забудется. За все, что было отнято и никогда-никогда не вернется.
     Но слова, нужные слова никак не приходили.
     - Игорь, пожалей и прости! - вдруг сказал старик.
     На слово: - Прости, - я бы не отреагировал никак. Меня убило другое: - Пожалей!
     Люди, снующие по своим делам, обтекали нас, иногда задевая.
     - Может, поговорим? - попросил старик.
     - О чем?
     - О тебе…
     - А что обо мне говорить? Жив, здоров, ни в чем и ни в ком не нуждаюсь!
     - Я вижу… Ты знаешь, я последние годы только и думаю о тебе…
     - Что денег не хватает?
     - Денег? - опешил он. - Нет, денег хватает! Может тебе нужны? - вдруг обрадовался старик.
     - Я же сказал, что ни в чем и ни в ком не нуждаюсь!
     Постепенно мы выбрались из толпы и теперь стояли друг против друга возле калитки. Я мог повернуться и уйти, но, непонятная мне, противная жалость удерживала на месте.
     - Проводи меня, - попросил старик, - тут недалеко.
     Я кивнул и медленно пошел с ним рядом. Шли молча.
     Идти действительно оказалось недалеко - всего два квартала.
     - Тут я живу, - указал старик на парадную. А потом с тоской продолжил: - Может зайдешь?
     Я сослался на неотложные дела, мечтая поскорей, поскорей, поскорей расстаться с ним.
     - Я понимаю, понимаю… Адрес хотя бы запиши!
     Он продиктовал адрес и телефон.
     - А ты где живешь?
     - Тут неподалеку, - почему-то ответил я правду.
     - И телефон есть?
     - Имеется…
     - Дашь?
     Куда было деваться?
     Мы расстались, я бегом помчался домой, чтоб, хоть там успокоиться, прийти в себя. В голову опять пришли все те, задуманные давно, обидные слова. Я собирался сказать ему их, когда он позвонит. Я даже поглядывал на телефон, недоумевая почему он молчит. Но отец в тот вечер не позвонил. Не позвонил он и назавтра.
     - Может, с ним что случилось? - вдруг пришло в голову. - Ну, и что из этого? -одернул себя.
     Интересное кино получается…
     Еще несколько дней ждал звонка, заводя себя больше и больше. А когда ждать перестал, а завод прошел, он позвонил.
     - Я тут приболел малость, да и тебе нужно было остыть!
     - Остыть?
     - Ну, конечно! Я же понимаю, что тебе необходимо высказать все, что скопил за эти годы. Только, наверное, не стоит.
     - Вот как?
     - Что-то я сам себе уже сказал, а что-то и говорить не нужно!
     - Почему? - тупо спросил я, уже вовлеченный в странную логику его рассуждений.
     - Почему? - переспросил он, - Да потому, что в этом нет никакого смысла. Ссорятся только дураки!
     Мне хотелось грубо оборвать, наговорить гадостей, а потом бросить трубку. Но я этого не сделал. Может, не захотелось выглядеть этим самым дураком…
     - Может погуляем? - спросил он, - Погода хорошая, а я дня три не выходил.
     Я хотел отказаться, но почему-то согласился.
    
     Пришла Лена, и все грустные мысли отлетели в сторону. Ленка - оптимист и с ней рядом грустить невозможно. Во всем она умудряется увидеть что-то хорошее, а если я ненароком разрушу каким-то словом ее розовые построения, начинает меня жалеть. Терпеть не могу, когда меня жалеют все…, кроме нее. Лена даже это делает оптимистично. Лучик мой теплый!
     Она терпеливо выслушала итог моих нумизматических и, частично, исторических изысканий, задумалась, а потом сказала:
     - Счастливый, тебе столько еще предстоит узнать!
     - Очень надо, - обиделся я
     - Ну, как ты не понимаешь? Это же здорово, изучая монеты, на которые твой отец жизнь положил, заодно узнать историю своей страны!
     - Между прочим, он не только свою, но и наши с мамой жизни, можно сказать, положил, а вернее - бросил на землю и потоптал слегка. Это во-первых, а во-вторых, я, вроде бы, совсем в другой стране проживаю!
     - Ну, так и узнай на что пошли такие жертвы. Это во-первых, - передразнила она меня, - а во-вторых, все мы из той, прежней страны! Это наши дети…
     - Наши дети? Это уже много интересней! Вот об этом я готов говорить сколько угодно и не только говорить!
     Я обнял Ленку, она приникла ко мне. И вместо нумизматики мы занялись… Сами знаете чем.
    
     Утром я в девятьсот девяносто девятый раз приступил к выяснению отношений.
     - Лен, ну, выходи, наконец, за меня замуж!
     - Не выйду, - ответила Лена и вдруг заплакала.
     Я начал целовать ее в мокрые от слез щеки, глаза и все спрашивал:
     - Ну, почему? Почему?
     - Потому что тебе хорошо в этой стране, - неожиданно ответила она. - Да, да, я же вижу!
     Я растерялся.
     - А тебе плохо?
     - Мне не просто плохо, мне жутко и страшно! Мне противно брать у пациентов деньги, когда они мне их суют, а иначе мне просто не на что будет жить. Я устала каждый день думать о том, что впереди. Мне отвратительно выбирать между подлецом и подлецом и голосовать за того, который чуть менее подл. Я хочу детей, и мне страшно за их судьбу! У этой страны нет будущего, как нет его для всех нас, пытающихся жить честно!
     Я растерялся. Нет, был просто оглушен. Никогда не ожидал от нее таких слов. Но, слава Богу, даже не попытался что-то сказать.
     - Я хочу уехать отсюда! - вдруг выпалила Лена. - Хочу, хочу, хочу! Я давно бы уехала, если б не ты!
     - Я-то тут причем? - чуть не сморозил страшную глупость. А потом понял, что она имеет в виду и на душе, несмотря на ее слезы, сделалось грустно и хорошо.
     - Лена, я никогда не откажусь от тебя. Я сделаю все, чтоб тебе в этой стране стало, пусть не хорошо, так терпимо…
     - Но я не хочу, чтоб терпимо!
     Только я не дал ей прервать себя:
     - … а если все равно не сможешь, то уедем вместе. Если возьмешь, конечно!
     Потом… Что было потом? Да ничего нового. Нет, все новое! Потому что, несмотря ни на что, мы, может быть впервые, были по-настоящему вместе.
    
     Лена ушла, а я остался. И начал ходить из угла в угол, размышляя. Нет, я не жалел о сказанном. Я думал над тем, что же все-таки будет, если придется уехать. Ни в одну, мыслимую для эмиграции страну, я как-то не вписывался. Собственно, таких стран совсем немного. США, Израиль, Германия…
     Из всего перечисленного, у меня наименьший энтузиазм вызывал именно Израиль. Нет-нет, я никогда не был антисемитом. Во всяком случае, таковым себя не считал. Ленка, например, еврейка… И тут до меня дошло, что, говоря об отъезде, она имела в виду именно Израиль.
     Поехали, приехали!.. Можно, конечно, ничего не иметь против евреев, но жить среди них!.. Быть бесконечно чужим и одиноким… Смогу ли? Даже ради Лены…
     - Собственно, почему именно в Израиль? - попытался порассуждать. - И другие страны есть, Германия, например.
     - Нет, в Германию Лена не поедет. Сама как-то говорила, что ненавидит эту страну. Жаль, не спросил почему. Хотя, наверное, догадываюсь.
     - Остаются США! А что, а неплохо! Но на жизнь там нужны деньги и немалые… Ну, деньги-то будут!
     Я глянул на груду монет на письменном столе и впервые почувствовал что-то типа благодарности к отцу.
    
     Энергия, с которой принялся разбираться с монетами удвоилась, нет утроилась. Да, что толку? Вот, например, петровские копейки. Очень много разных, но очень много и похожих. Но чем-то же они отличаются, раз столь тщательно собраны и упакованы. Не станет же человек, желающий просто приберечь деньги, так бережно раскладывать копейки. Лучше уж рубли, что ли. Уверенности, впрочем, не было, но казалось, что здравый смысл меня не подводит.
     И еще. Что это я зациклился на копейках? Планшеток еще ого-го сколько!
     Так… Что теперь выбрать?
     Но и в других планшетках тоже была медь! На сей раз пятаки. Решил ими пока не заниматься, а переключиться на что-нибудь иное.
    
     Только в десятой планшетке, наконец, отыскалось серебро. И какое! Рубли! Но не такие, какие я уже неоднократно встречал у ребят в детстве, а совсем другие. Знакомые мне монеты были ровненькими, идеально круглыми, слегка или сильно потертыми. Обычно на них был изображен портрет царя Николая П.
     Монеты, которые держал я в руках, оказались совсем другими. На одной стороне изображен портрет толстой, щекастой тетки с крючковатым носом. Рожа у нее была довольно-таки недобрая. Имелась и надпись, что это - Императрица Анна Иоанновна. Кто такая? Понятия об этом не имел.
     С другой стороны имелся, как без него, двуглавый орел, надпись: МОНЕТА РУБЛЬ и год. Годов было всего шесть - 1730, 1731, 1732, 1733, 1734 и 1735. А монет штук сорок. Точнее, сорок три…
     Однако, занимало другое. Я уже не говорю о том, что понятия не имел о том, кто такая эта Анна. Захотелось разобраться и чем отличаются монеты одного года одна о другой. На вид-то похожи…
     Кое-какие отличия нашел сразу, взяв, в качестве предмета исследования рублевики 1733-го года.
     В принципе, я уже стал не бедным человеком.. Денег все это добро стоило, видимо, немало. И коробка… Действительно, почему не посмотреть что в этой тяжеленной коробке. Я открыл крышку.
     …………………………………………………………!!!
     Там было золото!
     Десятки с портретом Николая П, пятерки с ним же, какие-то совсем странные монеты номиналом 7,5 рубля, пятнадцатирублевики… Отдельно лежала еще одна маленькая коробочка. Там тоже были десятки, но императора Александра Ш, а размером с пятнадцатирублевки Николая. И еще три совсем странные монеты с написями:
     - ИМПЕРИАЛ, 10 РУБЛЕЙ ЗОЛОТОМ - две штуки.
     И с надписью:
     - ПОЛУИМПЕРИАЛ, 5 РУБЛЕЙ ЗОЛОТОМ - одна.
     Портрет на них был Николая, а размером они были с десятку и пятерку Александра. Да, десятки 1896 и 1897 года, а пятерка только 1896. Я понятия не имел, что и такие деньги бывают.Это - богатство, причем несметное! Рой мыслей и планов закружили голову.
     Хорошо, что я сидел на полу, иначе непременно упал бы, до того кружилась голова. Чуть очухавшись, пошел на кухню и долго пил воду прямо из под крана, хотя Лена строго-настрого запрещала это делать. Сел на табуретку, закурил... С первыми затяжками я начал успокаиваться, приходить в себя.
     Вернувшись в комнату, стал пересчитывать сокровища и прикидывать их цену.
     Всего имелось: - 9 десяток и 12 пятерок Александра Ш, два Империала-десятки и Полуимпериал - пятерка, пятнашка и семь с полтиной, а также 11 десяток и 15 пятерок Николая П.
     Я было обрадовался, а потом перестал. Что-то мне подсказывало, что эти монеты, особенно невиданные Империалы могут стоить много. Но сколько? И как вообще определить чем отличается одна монета данного года от другой? Почему в один год чеканили несколько монет одного номинала, а в другой вообще ни одной? Вопросы…
    
     Весь день, даже после прихода Лены, я доставал планшетки и кляссеры, рассматривал их содержимое, пытался, хоть как-то, рассортировать свое богатство.
     Кроме золотых монет, у меня оказалось 364 рублевика и множество великое монет меньшего номинала. Полтины, пятаки, копейки…
     На следующий день продолжил расширять свой нумизматический кругозор. Для начала, попытался разложить рубли, они меня больше всего притягивали, по годам и императорам. Вот что у меня получилось:
     - Сначала шли рубли Петра Первого. Начинались они с непонятных мне годов, написанных какими-то буквами, потом шли рубли 1707, 1710, 1712 и 1714 года. Они были широкие, большие. Далее шли рубли размером поменьше, причем опять год был написан буквами, а с 1722 по 1725 год даты были опять цифрами.
     - После них, начиная с того же 1725 года шли монеты Екатерины Первой. Из этого я сделал вывод, что в 1725 году Петр помер и на престол вступила Екатерина. Как же, помню фильм, где Петр женится на какой-то дамочке, принадлежавшей его другу, кажется, Меньшиков его звали… И ее звали Екатерина! Ах, да и в романе А.Н. Толстого что-то было… Стало быть, это все правда. И жена наследовала мужу и стала царицей.
     - Но царствовала она недолго, всего три года, после чего ее сменил новый царь. Звали его Петр П, а кто он таков был я понятия не имел. На престоле тоже не задержался. В 1727 году начал, а в 1729 году, видать, тоже помер.
     - Потому что, с 1730 года по 1740-й царствовала Анна Иоановна. Ее монеты я открыл, помнится, в самом начале.
     - После Анны, в 1741-м году, появился какой-то вообще младенц-царь Иоанн Антонович. Ну, ему вообще поцарствовать, видимо, мало пришлось, потому что в том же 41-м году появилась Елизавета.
     - А я и не знал, что столько женщин на престоле Российском побывало! Елизавета царствовала до 1761 года. Вот это нормально!
     - Зато, после Елизаветы, опять Петр появился. И опять ненадолго. Его рублевики 1762 годом датированы были. Смешной такой, с косичкой…
     - В том же, 1762-м году появились и монеты Екатерины П. О ней я кое-что знал. Екатерина Великая… Царствовала она, судя по датам, до 1796 года.
     - После нее появился опять царь-мужчина. Но имя новое. Павел… Он недолго на троне находился. До 1801 года. Да и монеты его все, кроме одной, без портрета оказались. Четыре буквы П крестом, а меж ними единичка. Только на портретнике надпись оказалась с именем.
     - Следующим оказался Александр Первый. О нем я тоже кое-что слышал. Война с Наполеоном, декабристы... Нет, декабристы уже при другом царе были. При Николае...
     Вообще-то, имя Императора на монетах не указывалось, но имелись три рублевика, каждый завернутый отдельно с его портретами и надписями соответствующими. Оттуда только и узнал. Даты на этих монетах были: 1801, 1807 и 1808 годов.
     - Дальше вообще хаос пошел. До 1886 года портретов и имен царей на монетах не имелось. Хотя, было несколько рублевиков, очень красивых, как я определил, юбилейных, на которых портреты царей и разные памятники имелись.
     - С 1886 года и по 1894 на монетах были портреты Александра Ш, а с 1995 года по 1915-й Николая П. Я уже с этими физиономиями познакомился, когда золото разглядывал. Странно, революция-то в 1917-м году произошла, а рубли заканчивались на два года раньше. Может, чеканить перестали?
     Да, немало мне предстояло узнать. Аж страшно стало. Хотя, зачем всем этим интересоваться? Продать и делов… Но жалко! Иной мучается, мучается, собирает, а тут - на тебе! - все готовенькое! Доставай и любуйся!
     И все?
     А что еще? Коллекция - она для того, чтоб ею любоваться!
     Да, это так, но если ты сам ее собрал, систематизировал. А тут…
     Продать и жить припеваючи!
     Но все равно жалко!
     Для успокоения совести принял я компромиссный вариант. Сначала узнаю что к чему, что сколько стоит, а потом…
     Что будет потом загадывать не стал. Еще успею.
    
     Мы встретились с отцом возле его дома и медленно, очень медленно пошли в сторону бульвара. Шли молча, так что непонятно было - зачем нужна такая встреча.
     Возле Украинского театра он вдруг остановился и насколько раз судорожно вдохнул и выдохнул воздух.
     - Что-то прихватило, - проговорил, - теперь со мной это частенько бывает.
     - Моторчик барахлит? - спросил я
     - Какой моторчик? - он удивился, а потом понял, - да, да, моторчик! Видать срок годности вышел.
     - Ну, сейчас и не такое ремонтируют! - попытался я обратить все в шутку.
     - У меня, как ты говоришь: - моторчик, - антикварный, - его уже починить нельзя. Да и незачем, наверное.
     - Что так?
     Меня уже начал слегка раздражать этот разговор. Нет, я вовсе не бездушный человек, но зло, причиненное мне и матери забыть, а тем более простить я не умел.
     - А зачем? Честно говоря, в этой жизни меня мало что волнует. Тебя вот повстречал. А это награда уже сверх меры. А больше… Больше мне ничего уже не интересно. Даже монеты…
     Мы пошли дальше.
     - Знаешь, что я больше всего боюсь? - вдруг сказал он. - Встретить там, - он указал наверх ,- твою маму!
     - Почему? - вырвалось у меня
     - Если это произойдет, мне станет окончательно ясно, что жизнь, моя жизнь прожита зря!
     - А так имеются сомнения?
     - Как когда…
     Он не принимал моей насмешливости, озлобленности, чем резче я говорил, тем спокойней был его ответ.
     - Да, я был плохим отцом, да что там плохим - скверным! Из-за этого я потерял вас. Если бы я знал что все так обернется… Хотя… Вру! - вдруг почти выкрикнул он, словно, разозлившись на себя. - Я никогда бы не прекратил собирать монеты. Даже… - тут он запнулся, но все-таки продолжил, - если б я знал, чем все кончится! Нет, я не имею в виду тот случай. Это страшная случайность…
     - Ничего себе, случайность!
     - Поверь, это действительно страшная, нелепая, мерзкая, но случайность! За нее я наказан страшно потерей тебя!
     - А мама?
     - Я думаю, что ее потерял раньше, много раньше, когда монеты заслонили мне все. А если даже это не так, то ее-то я бы все равно потерял. Но ты бы остался…
     - Я бы с мамой… - начал было я.
     Но он лишь досадливо отмахнулся. И закончил начатую фразу, как выдохом:
     - … сыном!
    
     Еще когда после смерти отца я поселился в его квартире, меня начали донимать телефонные звонки. Спрашивали Михаила Николаевича. Я отвечал, что он, к сожалению, умер. Тогда абоненты интересовались, кто с ними говорит.
     - Родственник, - следовал дежурный ответ.
     Тогда звонившие признавались, что являются большими друзьями покойного, выражали положенные соболезнования и переходили, так сказать, к основной части собеседования. То есть, интересовались судьбой коллекции. Узнав, что она на месте, выражали немедленную готовность ее приобрести на чрезвычайно льготных для меня условиях.
     Из всего этого я вынужден был заключить, что у отца в этом городе имелось не менее полусотни ближайших друзей, готовых распространить эту дружбу и на меня, купив все, им собранное. Многие рвались немедленно "забежать" на час, другой, дабы на месте определиться с ценой.
     Увы, я вынужден был их всех разочаровать, ибо тогда продавать ничего не собирался, да и противно мне было копаться в монетах. Неизвестные мне абоненты, правда, не унимались и их звонки раздавались с пугающей регулярностью. Из большого отряда отцовских друзей остались самые "верные". Вот они-то и донимали меня постоянно.
     Было также десятка три междугородних и даже международных звонков. Правда, суть их от этого не менялась. Какой-то тип из Лос-Анжелеса готов был немедленно вылететь в Одессу по первому моему слову, причем заверил, что проблемы с таможней не моя забота.
     - Вы продаете монеты, я плачу наличными и забываем друг о друге, если захотите, - горячо уверял он.
     Было несколько, не больше десятка и других звонков. Чувствовалось, что говорившие искренне опечалены известием. И соболезнования их звучали совсем по-другому. И насчет продажи монет они говорили иначе. Эти неизвестные мне люди советовали ничего не продавать, не разорять, уникальное, как неоднократно было сказано, собрание.
     - Такой человек ушел! - услышал я как-то. - Сколько важного и хорошего мог он еще совершить!
     Честно говоря, у меня не появилось соблазна рассказать звонившему о некоторых подробностях нашей семейной жизни.
     Зато, появился повод призадуматься, который я тогда проигнорировал.
     Теперь же, вынужденный погрузиться в незнакомый и сложный для меня мир нумизматики, я поражался тому, сколь много знал отец. Хотя, если всю жизнь заниматься только этим…
     Но "этим" предстояло заняться мне.
    
     Вечером с работы пришла Лена, как всегда голодная и уставшая. Семейная жизнь, завертевшись, отвлекла меня от раздумий. Мы поужинали, потом она прилегла, я же, вымыв посуду, занялся всякими домашними мелочами, которые остались еще с утра, потому что я весь день угрохал на монеты.
     Кто-то считает, что домашние мелочи - вещь неприятная. Я же уверен, что это не так. Разве не приятно делать работу у себя дома, для себя, для близкого человека. Ведь то, что сделаю я, уже не придется выполнять ей. А она уже не девчонка. Устает…
     Потом мы поговорили о том, о сем, поглазели в телевизор, обсудили увиденное. Все, считай - день окончен. Пора бы и спать. Что Лена и сделала. А мне не спалось. Не поленившись, полез на книжную полку и достал толстенный и тяжеленный "Энциклопедический словарь".
     Начнем-ка с Императоров. Кто там первый? Петр?
     Тонкие, заполненные убористым шрифтом страницы слушались плохо. С непривычки, долго искал нужную статью, но все же с задачей справился. На странице 1007, в левом нижнем углу, имелся Петр 1 Великий (даже так!) и даты его жизни - 1672-1725. Так что, с последней датой я угадал. Что же касается первой… Ну, не стал же он чеканить монеты только-только родившись. Для этого требовалось, как минимум, царем стать. Читаем дальше.
    
     - …рус. Царь с 1682 (правил самостоятельно с 1689), первый росс. император (с 1721)…
    
     Ничего не понятно! Сперва царь, да еще делящий с кем-то царство, потом уже царь, но правящий самостоятельно, а только потом император. Честно говоря, разницы между царем и императором я не знал, но, оказывается, она была и существенная, раз это в словаре выделяют, да еще при такой сжатости текста.
     Кстати, и на монетах сперва "царь" писалось, а потом только "император". Я полез за петровскими рублевиками. Достал и… Годы-то написаны по-славянски. Почему решил, что по-славянски? А я у бабушки "Библию" старинную видел, еще прабабкину, так там точно такой шрифт. Кстати! Теперь я могу и 1721 год вычислить. Но на всех монетах со славянским годом слова "император" не было. Только на рублевике 1722 года Петр стал уже императором. Видать, в 1721-м году уже начеканить монеты с такой надписью не успели.
     Довольный своими аналитическими способностями, стал читать дальше. А дальше шло перечисление всяких дел, Петром совершенных, войн… Ничего интересного.
     Я хотел, было, захлопнуть словарь, но наткнулся на статью "Петр П". И тут я не до конца верно вычислил. Стал царствовать в 1727 году, умер в 1730-м, а монета-то последняя 1729 года! Ну, может, в самом начале года умер? Ага, так он Петру 1 внуком приходился. Все понятно. Отца-то его, Алексея, папочка-царь Петр убил. Из книжки помню.
     С Петром П ясно, переходим к Петру Ш.
    
     - Петр Ш Федорович (1728-1762) росс. император с 1761……. Внук Петра 1……. Свергнут в результате переворота, организованного его женой Екатериной, убит.
    
     Ясно все, что ничего не ясно. Почему царствовал внук, а не дочь? Может, померла? Кто такая Екатерина? По датам выходило, что это Екатерина П. А она кто такая? Просто жена, что вместо мужа на престол села? Мудрено!
     Хотел дальше словарь полистать, но, с непривычки, устал и пошел спать.
    
     Откуда во мне взялась такая тяга к знаниям не ведаю, но утром, с нетерпением переделав все домашние дела, снова взялся за энциклопедический словарь.
     На сей раз начал со статьи Екатерина 1. Вот, что я вычитал:
    
     - Екатерина 1 Алексеевна (Марта Скавронская) (1664-1727) росс. императрица с 1725, 2-я жена Петра 1. ……………
    
     Ясненько… Теперь к другой Екатерине перейти можно. Тем более, что о ней сразу же после этой:
    
     - Екатерина П Алексеевна (1729-1796), росс. императрица с 1762. …………. Пришла к власти, свергнув с помощью гвардии ПетраШ………………..
    
     Вот как! Но, интересно, кто она такая, чтоб императора с престола свергать. Была бы там сестра, жена… А в словаре об этом ни слова. Написано только, что звали ее Софья Фредерика Августа. И как он из Софы Катей стала? Моя покойная бабушка тоже Екатерина, так она и была всегда Екатериной, а не Софьей какой-то!
     Первый раз в жизни пожалел, что в школе историю не очень-то и учил. Не интересовал меня этот предмет. Вообще лишним его считал, а теперь вот, плоды пожинаю. Сам виноват.
     Поскольку, все равно был я на букве "Е", решил найти, заодно, Елизавету.
    
     - Елизавета Петровна (1709-1761/62), росс. императрица с 1741, дочь Петра 1. Возведена на престол гвардией. …………………………………………………………
    
     Опять непонятки. В каком году она все-таки умерла? Гвардия что всех императриц на престол возводила? И что это за гвардия такая? Царей скидывают, цариц императрицами делают. Вернее делали…
     Как мало я знаю! Сколько придется читать-перечитывать, чтоб, хоть как-то разобраться…
     - Разобраться?
     - А зачем? Продать все и делу конец!
    
     Опять двадцать пять. Чтобы продать, надо цену узнать, а чтоб цену узнать, нужно много читать.
     Вот такой стишок впервые в жизни у меня получился. Я даже записал его, чтоб порадовать Ленку своими новыми талантами.
    
     Впрочем, порадовать ее я не успел. У нее тоже были новости, вернее новость. Ее отыскал ее институтский руководитель диплома с кафедры кардиологии и предложил срочно поступать в аспирантуру.
     - Ура! - закричал я, но осекся. Ленка что-то не радовалась.
     - Слушай, в чем дело-то?
     - Пойми, мне очень хочется в аспирантуру, но это еще три года…
     - Три года? А, собственно, почему? Решим уехать, бросишь, а там доучишься!
     - Если собираюсь бросать, то зачем и поступать? Но и это еще не все!
     - Что же еще?
     - Зарплата…
     - Какая зарплата?
     - Ну, не зарплата, а стипендия. Она в три раза меньше, чем в поликлинике. И еще…
     - Лена! Мы семья или нет? - От ответа на вопрос для меня зависело многое-многое.
     - Семья! - сразу, как будто ждала этот вопрос, ответила Лена.
     - А раз семья, то заявляю раз и навсегда, что материальные вопросы беру на себя. И конец. К этой теме больше не возвращаемся!
     - А как же ты…
     - Это мои проблемы и я их решу!
     Разговор, конечно на этом не закончился. Но все существенные слова уже были сказаны. Решено было, что Лена все-таки идет в аспирантуру. Но это еще не все. Еще я постановил, что в целях экономии средств при ведении совместного хозяйства (этот неотразимый аргумент я специально приберег для нее) Лена перебирается ко мне, бросив пока свою конурку в коммуне.
    
     Дни пошли весьма содержательные. С утра и до…, как говорят, забора работа, потом домой и за монеты. Вернее, за книги о монетах, коих имелось в изобилии. Но книги книгами, но необходима хоть какая-то практика. Тут я вспомнил, как пару лет назад помогал приятелю оттащить огромный старый граммофон куда-то к бывшему ресторану "Киев". Там, на пятачке возле магазина "Коллекционер" толпилось довольно много народу. Все друг другу показывали какие-то железки, в основном монеты и ордена.
     Наверное, имел смысл потереться там, узнать что почем, с кем-то и познакомиться. Тем, кто звонил мне по телефону, я инстинктивно не доверял.
     Место это я нашел сразу, правда, магазина уже не было. Тут действительно терлись люди, причем довольно энергично. Каждого, кто проходил мимо, спрашивали:
     - Есть что-то на продажу?
     Как оказалось, тех, кто приносил что-то продавать было немало. Тогда спрашивавший и продавец удалялись в сторону. Иногда требовалась еще чья-то консультация и "консультант" призывался присоединиться.
     На меня сперва косились, но я ничего не продавал, не старался "перехватить клиента" и, хоть недоуменные взгляды остались, никакой попытки выяснить, что это за тип такой, не предпринимались. Но мне-то нужно было другое. Тогда я сочинил себе что-то типа легенды о том, что, дескать, от отца остались какие-то русские монеты, и я не знаю, что с ними делать - не то продать, не то собирать дальше. Большинство склоняло меня к продаже, причем каждый говорил, что монеты предварительно нужно показать именно ему, ибо остальные надуют, а он, имярек, и только он даст справедливую цену. Судя по тому, что по этому поводу я пообщался практически со всеми, выяснялось, что любой из присутствующих может надуть, это с одной стороны, с другой - любой же из них - человек справедливый, готовый платить за монеты даже в ущерб себе. Лишь бы по справедливости… Как согласовать одно с другим я не слишком задумывался. И так все ясно.
     На работе, между тем, наметился застой. У заказчиков имелись какие-то нелады с налоговой, вследствие чего строительство временно свернули. Появилось свободное время, которое и проводил на пятачке.
     Вот так, почти ежедневно, "подплывал" я к магазину и часа два-три присутствовал, пока только присутствовал, на этом, как казалось, празднике. Ко мне уже привыкли, даже, может, кличку определили. Вообще, там у всех были клички. Муфлон, Гоблин, Щечки, Вибратор, Берчик, Студент…
     Тем временем, обстановка вокруг магазинчика все оживлялась. Прослышав о месте таком, а, как известно, земля, тем более одесская, слухами полнится, тянулись сюда люди, причем большинство с желанием что-то продать. Времена-то вовсе испортились. Торговля, в основном, шла на доллары. Только новичкам, одноразовикам пытались всучить гривны. Я в торговом процессе не участвовал. Стоял, смотрел, ловил крупицы информации…
     Правда, стоять-смотреть тоже интересно. Контингент тех, кто появлялся на пятачке под магазином, уж больно любопытен. Утром приходили воришки и наркоманы. Что удалось подцепить, то и тащили. Отдавали дешево, почти не торгуясь. И спешили по своим делам. Воры - дальше красть или прогуливать то, что заработать удалось. А наркоманы за дозой. Потом появлялись разного рода работяги. Приносили то, что удалось стащить на стройке или же в цеху. Иногда у них покупали, чаще нет. Часам к одиннадцати появлялись старики-старушки со своими вазочками, ложками, медалями, реже приносили статуэтки, картины, посуду… Их немедленно оттесняли в сторону, дальше шел торг, в результате которого старички уходили, унося деньги, составляющие, в лучшем случае, треть стоимости товара.
     К обеду налетали школьники. У этих, в основном, были монеты, реже какие-то кольца-брошки, уведенные из-под бдительного родительского надзора. Рядом находилась престижная гимназия, а старшеклассники любили захаживать в казино. Благо развелось их в городе немерянно.
     Часам к трем наступало затишье, а после четырех начинали сходиться коллекционеры, полуколлекционеры и прочие сочувствующие. Это было время реализации не слишком крутого коллекционного материала. Самое лучшее шло тем, кто на пятачке и не появлялся. Тем носили домой или в офис.
     "Коллеги" меня не очень-то уважали. Но не обижали. Да и не за что было. Стою, никому не мешаю, в прибыльные дела не лезу, ну и ладно.
    
     Вот назвал людей, окружавших меня, "коллегами", а потом, признаться, призадумался. Такие экземпляры там встречались, что лучше бы название какое-то зоологическое. Волки, лисы, шакалы… Встречались и воробышки. Имелись и кролики, и удавы. Как без этого? Люди? Так все мы люди, но и мы какому-то животному или там птице соответствуем. Ничего не поделаешь.
     Я-то все больше в сторонке стоял, страсти кипевшие на пятачке почти не замечал. А дела там порой творились нешуточные. Состояния сколачивались, трагедии случались, да и комедий и фарсов немало происходило.
     Рассказывать об этом? Стоит ли? Тем более, что люди эти никуда не делись. Стоят, голубчики, там же, занимаются тем же. Ну, и пусть им.
    
     Честно говоря, стояние у "Коллекционера" (бывшего) особой пользы мне не приносило. Дело в том, что среди монет, менявших хозяев на пятачке, практически не встречалось аналогичных моим. Промелькнула как-то Анна 1734 года, которая тут же "ушла" за 80 долларов. Я, было, обрадовался, что, наконец, хоть Аннам цену знаю, но появилась другая Анна, год, заметьте тот же, да и внешне ничем не отличалась, ее долго рассматривали в лупу и купили за 300 долларов. Но и это не все. Купивший монету, тут же перепродал ее за 500.
     Вот, пожалуйста, - две одинаковые монеты одного и того же года, а цена так отличается! Значит, а это и балбесу понятно, есть в них решающее отличие, делающее одну монету редкой и дорогой, а другую сравнительно дешевой.
     Сравнительно дешевой… Да, если каждый рублевик стоит 80 долларов (возьмем минимум), а у меня их 364, то всего выходит 29120 долларов! А еще золото, а еще все остальное!
     Я почувствовал себя немыслимо богатым, просто-таки Крезом. Захотелось тут же реализовать все монетные залежи. Но я не сделал этого, потому что услышал свою фамилию. Говорили двое из тех, кто приходит попозже и кому несут улов те, кто постоянно околачивается тут.
     - Неплохую Анну огреб! - похвалил, купившего "дорогую" Анну, его коллега.
     - Согласен! - ответствовал тот, - И, согласись, недорого!
     - Но и недешево!
     - При таком состоянии?
     - Да, в таком состоянии только у …, - тут он назвал мою фамилию, - монеты были!
     Я оторопел сперва, а потом сообразил, что назвали не меня а отца и придвинулся ближе.
     Разговор, между тем, продолжался.
     - Да, умел старик… Теперь таких нет!
     - И в собрании у него одни редкости были… Интересно, а кому все досталось?
     - Дорогой, над этим весь город голову ломает. В квартире какой-то хмырь поселился… Странно, вроде родственников не имелось!
     - Да нет, говорят, семья когда-то была…
     Тут они отошли в сторону, и больше я ничего не услышал.
     Из всего сказанного выяснилось, что, во-первых, я - хмырь, а во-вторых, монеты, доставшиеся мне все сплошь были необычными. Стало быть, и цена, наспех сложенная мной, возрастала.
     А насколько? Но этого я не знал. Но в голову пришла идея:
     - Допустим, в каталоге указана цена. И равна она для рядовой монеты, к примеру, рубль. А для редкой монеты - десять рублей. Тогда умножаем цену рядовой на 10 и получаем ее цену. Ну, хоть приблизительно.
     Довольный своим логическим мышлением, поспешил домой.
     Но за каталоги удалось сесть только поздно вечером. Семья, понимаете ли…
     Сначала, дело не ладилось. Дело в том, что в разных каталогах и цены были разные, причем четкого соотношения меж ними не наблюдалось. Кроме того, в некоторых из них и цен не было, а стояли значки типа точки, тире, тире с точкой, тире с двумя точками… Я уже знал, что значки эти определяют степень редкости. Потом я подумал, что так и научился достоверно определять монеты по каталогам.
     Хотя, многие монеты были снабжены этикетками, с помощью которых я сумел кое-как определиться. Но дальше этого дело не шло до тех пор пока я не набрел на "Краузе". Это такой каталог. Американский. Там монеты со всего мира показаны. И их цены в долларах. Я вовремя вспомнил, что среди прочих имен на бумажках, приложенных к монетам, мелькало и это имя. Достал с полки тяжеленный том и начал искать. Быстро сообразил, что страны там по алфавиту, полистал оглавление и… пожалуйста. Что поразило - то, что на многие медяшки цены оказались повыше, чем даже на золото. Например медные петровские копейки, коих у меня была целая куча, стоили до 100 -125 баксов, и это еще не все - против некоторых из них, вместо цены стояло - Rare. Даже такому профану в английском, как я, ясно было, что это обозначает - раритет. А золотые пятерки императора Николая П стоили 70-80 долларов. Вот так! Вообще чтение, точней листание каталога оказалось очень интересным. Я вооружился словарем и потихоньку-полегоньку одолевал страницу за страницей. Процесс шел медленно, очень медленно, ибо я пытался каждой монете найти аналог в каталоге. Это выходило не всегда. Поразмыслив, решил, что в Краузе многие разновидности, особенно очень редкие, не учтены. Впоследствии оказалось, что так оно и было. Что еще смущало: - сопоставляя монеты (в натуре) с каталогом, я все чаще натыкался на это самое обозначение - Rare. С одной стороны было приятно, что столькими редкостями владею, с другой… - цена этих редкостей оставалась неизвестной.
     Проснувшись среди ночи, Ленка обалдела от моего занятого вида и словаря в руке.
    
     Однажды, я достал для отца довольно редкое лекарство. Дело в том, что несмотря на обилие медикаментов в аптеках, которых тоже развелось немало, некоторые медикаменты в Украину просто не попадают.
     - Нет в списке… - загадочно объяснил мне один мой знакомый владелец десятка аптек. Мы ему, как-то, переоборудовали три бывших глухих подвала под аптеки.
     Дело в том, что Ленка, которую хлебом не корми, а дай порыться в литературе, где-то вычитала, что существует какой-то препарат, названия не запомнил, который, как в книжке писалось, просто чудеса творит.
     - Но его не достать! - грустно констатировала она.
     - Что значит не достать? - возмутился я. - Да сейчас…
     - И сейчас, и прежде многие препараты достать невозможно!
     Памятуя о своем знакомце-аптекаре, я вызвался добыть это самое чудо-лекарство.
     Но и мой знакомец помочь не смог.
     - Попробуй в России, - посоветовал он.
     Отступать мне было некуда. Я при Лене обещал достать препарат, так что и мысли не было, что не справлюсь.
     Позвонил в Москву коллегам.
     Нет!
     В Питер.
     Нет!
     Я, было, отчаялся, но решил зайти с другого конца.
     - Лена, а где это чудо производится?
     - В Германии.
     В Германии - это хорошо! В Германии жил-поживал мой бывший завскладом Сеня Клецерман. Тут же достал записную книжку, нашел номер и позвонил.
     Сеня поразился моему звонку, долго расспрашивал обо всех, не давая мне, впрочем, ответить. Когда он угомонился, я попросил:
     - Сенечка, у вас там препарат такой-то производят. Он мне срочно нужен!
     - Как срочно?
     - Вчера!
     - Понял. Перезвоню через час. Давай номер!
     Сеня перезвонил через 40 минут.
     - Лекарство купил. Могу передать "Люфтганзой", но за ним придется ехать в Киев. Лучше передам автобусниками.
     - ?
     - Дело в том, что из Одессы в Германию есть три маршрута автобусов. Они возят тех, кто едет в гости, на ПМЖ. В числе прочих услуг, оказываемых водителями, - передача писем и посылочек. Постараюсь сегодня передать. Через пару дней получишь! Тебе позвонят…
     - Сеня, спасибо! Сколько я должен?
     - Ничего! Звони хоть иногда.
     Я пообещал…
     Через несколько дней лекарство действительно было в Одессе.
     К чему я это? А к тому, что когда я, гордый собой, принес лекарство отцу, конечно вместе с Леной, он, выслушав историю моих поисков, заметил:
     - А проще было позвонить имярек и пообещать продать какую-то нужную ему монету.
     Имярек в то время занимал один из высочайших постов в правительстве.
    
     Почему я об этом вспомнил. Да потому, что этот самый имярек позвонил мне через несколько дней. Он уже не занимал высокий пост в правительстве, а, кажется, возглавлял одну из влиятельнейших партий. Какую? Не знаю да и никогда не знал. Но имя было на слуху, на слуху…
     Так вот, буквально через два дня, когда я, опоясавшись фартуком, готовил для нас с Леной ужин, раздался длинный междугородний звонок. Собеседник мой представился, не забыв назвать все свои регалии, и поинтересовался - с кем он говорит. Я ответил.
     - Я хотел бы приобрести некоторые монеты из собрания Вашего отца! Это реально?
     Говорил он, кстати, по русски.
     Я ответил, что да, решив, что уж этот-то не обманет.
     - Так, завтра в десять у меня встреча. Считаем до двенадцати. В два часа Вас устроит? Позже не могу, так как в шесть часов должен быть на приеме.
     - Да, - ответил я, лихорадочно соображая, как мой собеседник за два часа доберется из Киева в Одессу.
     - Ну, и отлично. До встречи. Не беспокойтесь, адрес мне известен.
     И повесил трубку.
     Из сказанного я заключил, что он бывал уже в этой квартире. Ничего себе!
     Пришлось следующее утро посвятить посильной уборке. Хотя, сильно напрягаться мне не пришлось - Ленка известная чистюля.
     Гость опоздал всего на пять-шесть минут. Учитывая расстояние, которое ему пришлось преодолеть, он был точен почти, как граф Монте-Кристо. Он был точь-в точь такой, каким я несколько раз видел его по телевизору. Разве что, ходил с тростью. С ним приехало еще несколько человек, но в квартиру они не зашли, а, дождавшись когда я открыл, спустились вниз, в машину, наверное.
     Приступили… Я стал вытаскивать планшетки, а гость бегло проглядывал их содержимое. После этого кивал головой, и я доставал новую. Таким образом были показаны все планшетки, кроме коробки с золотыми монетами. Почему я так поступил? Сам не знаю… Просмотрев все, он ошарашил вопросом:
     - Это все?
     - Да, конечно!
     - До меня тут кто-то был?
     - Насколько мне известно - нет!
     - Странно!..
     Что обозначают сии слова он объяснить не утрудился.
     - Кое что из меди все-таки возьму, - решил он и стал перебирать планшетки снова. Отобрав с десяток монет, задумался.
     Я с ужасом ждал момента, когда придется называть цену.
     Подумав, гость присовокупил к отобранному еще два портретных рублевика Александра 1 и изрек:
     - За все могу дать тридцать тысяч. Долларов, естественно.
     Честно говоря, сумма огорошила. Даже очень обнаглев, я бы назвал втрое меньшую.
     Открыв чемоданчик, он достал три пачки стодолларовых купюр и положил на стол.
     Сделав вид, что для меня такие покупки вещь привычная, небрежно сдвинул пачки в ящик.
     Гость, упаковав купленные монеты, собрался уходить.
     - Ладно, - сказал он, - все равно не даром слетал. А вы, если что еще найдете, дайте знать!
     И положил на стол карточку без имени, но с телефонами.
     Потом позвонил по мобилке, сказал, что выходит.
     Когда дошли до двери - там уже ожидали его спутники. Простились…
     У меня из головы не выходила его фраза:
     - Если что еще найдете…
     Интересно, а что еще можно найти?
    
     Много позже выяснилось, что процентов на тридцать он все-таки меня напарил.
    
     Наутро следующего дня мы с Ленкой пересмотрели все местные газеты, но о приезде такой важной шишки там не было ни слова. Выходит, он специально слетал в Одессу ради встречи со мной. Да еще на служебном самолете, наверное…
     Если пресса не прознала о его краткосрочном визите, то коллекционеры самым непостижимым образом этот факт просекли. Впрочем, может он еще с кем-то встретился.
     Когда после работы я пришел на "пятачок", тот гудел от новости. Причем основной сенсацией был не приезд важного политика, а то, что загадочные наследники старика "раскололись". Стоя в сторонке, я не без удовольствия выслушивал всех, кто обсуждал данную тему. Более того, самые активные строили планы захвата разини-наследника.
     - Дать ему за все десять тысяч, так он от радости описается! - вещал один из них.
     Остальные с ним соглашались. Оставалось решить, кто первый начнет осаду, но для обсуждения этой животрепещущей темы они удалились в подвальчик, расположенный рядом, и больше ничего мне услышать не удалось.
     Можно подумать, что они там что-то решат. Как же, как же. Наслышаны. Сколько раз они обманывали друг друга я не знал, но, по моим сведениям, делали это при каждом удобном случае.
     Всем памятна история, когда один из этих деятелей застолбил крупную партию икон и, видимо не рассчитывая справиться с ней самостоятельно, пригласил в дело ближайшего друга. Встреча с хозяином икон была назначена назавтра. Каково же было удивление инициатора этой сделки, когда назавтра он узнал, что его друг уже купил все самостоятельно, причем в тот же день.
     Такие вещи тут не скрывались, а наоборот преподносились, как пример изворотливости, деловой хватки.
     А эти двое даже не поссорились!
     Да, они собирали - кто монеты, кто иконы, кто награды, но пуще всего их привлекала разница. Что это такое? А это - именно разница между ценой, уплаченной за предмет, и ценой, полученной за него при перепродаже.
     Однако же нам с Ленкой предстояла осада, а мне, уже без Ленки, и полное разоблачение. Вернувшись домой, позвал подругу на военный совет.
     И вот, что мы решили. На носу Новый год, а денег у нас так много, что и не потратить лет за пять. Продавать ничего больше не будем. Пока… Так что, есть все основания куда-то поехать. За границу, например. Грандиозность этого плана заставила нас на мгновение притихнуть и прижаться друг к другу. Ох, только бы оно не кончалось это мгновение!
     Но мгновение это все-таки закончилось, и мы перешли к важному пункту наших обсуждений - куда мы все-таки поедем. Я уже догадывался - куда захочет она поехать - и готов был ей уступить, не без условий, конечно.
     В итоге было решено - на Новый год едем в Израиль - это первое, а второе - сразу после приезда подаем документы в ЗАГС.
     Я все-таки добился своего!
    
     Побывав в районном ОВИРе, правда, приуныли. Срок изготовления заграничных паспортов составлял целый месяц, а при двойной оплате за срочность - две недели. Таким временем мы не располагали. До Нового года оставалось всего ничего. К счастью, на пол пути от ОВИРа до нашего дома располагалась маленькая такая турфирмочка, где обещали за неделю не только оформить паспорта, но и организовать весь тур. Правда, стоило это немало. Кутить, так кутить!
    
     Но до поездки оставалось еще дней двенадцать, а их нужно было еще прожить. На работе, как всегда, образовалась спешка, так что я пропадал на объектах с утра до вечера. Лена оказалась посвободней, но и она делила время между посещением библиотеки и ответами на телефонные звонки, хлынувшие лавиной.
     Мне от этих звонков досталась лишь малая доля, но и я нахлебался вволю. Ну, как объяснить человеку, что у тебя нечего ему предложить, если он звонит по пять раз в день. И таких нашлось немало.
     Причем, уверен, что многими двигала не столько жажда наживы, сколько желание заполучить вожделенный экземпляр в свое собрание.
     Когда-то, во время очередной нашей встречи, отец обмолвился, что самое интересное в коллекционировании не конечный результат, а сам процесс.
     Тогда я ничего не понял.
     - Так что, сам результат не имеет значения?
     - Имеет, конечно, - неохотно ответил он, - но достижение этого результата, обычно, намного интересней. Посмотри, мало кто собирает предметы, которые можно купить в магазине. Зашел, купил, как пачку соли, - что за радость? Нет, нужную тебе вещь необходимо добывать, строя планы, перешагивая через неудачи…
     Постепенно он увлекся, оживился.
     - Каждая редкая монета, имеет свою историю. Как узнал о ней. Как уговаривал владельца продать. Как добился своего. Иной раз на это годы уходили…
     - Годы на кружочки металла?
     Он устало вздохнул и перевел разговор на другое.
     Теперь я, кажется, его понимал. Но принять это все отказывался. Ну, не лежала у меня душа к монетам, на которые тратятся, пускаются на распыл лучшие годы. И если бы только свои…
     Но… Человек, занимающий важнейшие посты в государстве, безусловно занятый под завязку, бросает все, чтоб прилететь в другой город и купить за немалые деньги несколько монет.
     Но… Десятки людей, безусловно самолюбивых, звонят и звонят, выслушивая не совсем приятные для себя вещи, а что вы ответите человеку, позвонившему вам в пятый-десятый раз по одному и тому же поводу? И будут звонить еще… И никуда от этого не деться.
     Впрочем, меня начало брать подозрение, что звонками они не ограничатся. Во всяком случае, некоторые. В городе за последние годы, произошло с десяток ограблений коллекционеров. Пошел человек, скажем, в гости будучи обладателем солидной коллекции, а вернулся домой и узнал, что никакой коллекции у него больше нет. Раритеты потом всплывали… в дальних странах.
     На всякий случай, с помощью коллег, имевших связи, добился, чтоб нашу квартиру поставили под охрану. Да и двери, уходя, стали запирать на все запоры. Это утомляло и раздражало. Ленка не подавала виду, но я же видел.
     Замечательная жизнь, правда? Имей деньги, имей коллекцию и всю оставшуюся жизнь опасайся и предостерегайся. Интересно, а так все обладатели ценных собраний и просто денег живут? Я-то свои сокровища не заработал. А те, кто именно заработал? Рискуя, прикладывая ум и сметку, терпя неудачи и неудобства, мотаясь по всей стране и за ее пределы, люди, обретя, наконец, желаемое, вынуждены ждать все время подвоха, грабежа, вымогательства. И от кого? От тех, кто и пальцем о палец не ударил, а живет за счет того, что ограбит или украдет. Замечательная жизнь в "свободной" стране!
     Что-то мысли такие стали появляться у меня, когда сам стал обладателем богатства. А раньше? Выходил из дому, хлопал дверью с английским замком и нимало не заботился тем, что могут что-то украсть.
     А теперь? Лучше я живу или хуже? Ответ, честно говоря, затруднителен.
     Нет, я не призываю никого жить в бедности или, в худшем случае, среднем достатке, но мне непонятно - почему кто-то может практически безнаказанно отобрать у меня мое?
     Не слишком ли я себя завел? Ведь пока все в порядке. Именно, что - пока. И я теперь буду все время думать о том, что происходит в пустой квартире в то время, когда мы на работе, или едем куда-то отдыхать.
    
     Вчера уговорил Ленку "прогуляться" за нарядами. А что? Не вечно же в "секондхенде" обновки приобретать! Тем более, поездка на носу. Согласилась, все-таки. Зашли в один магазин, другой, нашли, наконец, то, что нужно. Примерила - сказка! Глянула на цену и… пошла, что подешевле искать. Пока искала, я за тот, что ей глянулся, костюмчик расплатился. Стою, жду. Не нашла костюм по вкусу, стала платья мерить. Хотя ценой тоже огорчается. Она - огорчается, а я потихоньку оплачиваю. То же и с кофточками… Так она и не нашла себе ничего "по цене".
     - Ладно, - говорю, - пошли дальше.
     - Пошли, - грустно так.
     А на выходе мне сумку с обновками и отдают, а еще подарок какой-то за большую покупку.
     - Что это? - Ленка спрашивает.
     - Как что? Все тобой отобранное!
     Стоит, глаза полные слез. Уже поверила, но огорчена чем-то.
     - В чем дело? - спрашиваю.
     - Такие деньги! - отвечает.
     - Ну, и что? Ты все равно дороже! Нет, что это я? Ты - бесценная!
     Хочет улыбнуться, но все равно еще не может.
     - Тут, в кульке этом, зарплата моя лет за пять!
     - Забудь! - говорю, - Зарплата моей любимой в сто раз выше, если не в тысячу!
     - Так ты меня на должность принял?
     - Нет, Ленка, это не должность, это - призвание!
     И так я ее этой последней фразой сразил, что позволила отвести себя еще и в обувной магазин. Ну, а оттуда мы тоже пустыми не ушли.
    
     Когда подходили к дому, нагруженные покупками, увидел двух своих знакомцев, терпеливо курящих у парадной. Поздоровался. Ребята довольно молодые, примерно моего возраста. Но я с ними на "вы", а они со мной, почему-то на "ты". Так у них принято, наверное.
     - Привет! - говорят, - Ты что тут живешь?
     - Да, - отвечаю.
     - Кадра не знаешь, который в н-цатой квартире живет?
     - Знаю, конечно!
     - Будь другом, помоги найти!
     - Так вы же квартиру знаете…
     - Знаем, да в квартире этой никого.
     - Придут…
     - Да, уже часа два ждем!
     - Что так приперло?
     - Да, коллекция ему на шару досталась, выкупить хотим.
     - А если не продает?
     - Ну, это не твоего ума дело! Так поможешь его найти?
     - Помогу! Уже помог!
     - Как это?
     - Я хозяин этой квартиры, и коллекции, которая не продается!
     - Ты?… Вы?..
     - Да, а что - не тяну?
     - Что вы, что вы! Поговорить бы…
     - Сегодня не могу. Давайте завтра. На "пятачке".
     - Так там же народу!..
     - Ну, всегда можно в сторону отойти!
     На том и расстались.
     Вернее, почти расстались, ибо каждый из них позвонил, прося перенести встречу на более раннее время.
    
     Подходя к "пятачку", слегка волновался. Как встретят меня на этот раз? А никак! Никаких эмоций. Тут я сообразил, что давешние двое моих собеседников отнюдь не спешили делиться информацией с "коллегами". Так что, инкогнито временно сохранялось.
     Разговор же вышел довольно пустым. Я поинтересовался намерениями моих оппонентов. Ответ, как я и ожидал, был таков:
     - Покупаем все!
     Тогда я поинтересовался тем, что означает "все". А вот тут ответ меня огорошил. Они примерно знали содержимое моих планшеток. Стараясь не выдать удивление, осведомился о цене, которую они готовы заплатить. Но и на этот вопрос ответ уже был готов. Сумма, названная ими, была раз в двадцать ниже стоимости монет. И то - по моим достаточно приблизительным подсчетам.
     - Вынужден вас огорчить. У меня уже есть покупатель, причем платит он много больше!
     - А сколько?
     - Это не имеет значения!
     - Почему? Может и мы заплатим?
     - Поскольку сумма, названная вами, была крайне недобросовестной, дальнейший разговор смысла не имеет.
     - Не торопись! Монеты мы получим! Любой ценой!
     Фраза: - "любой ценой" - была тщательно подчеркнута.
     - Попутный ветер в шаровары! - ответил я и ушел.
     Дальше начались мучения. Если раньше только звонили, то теперь стали и приходить. Многих я знал по пятачку, многих вообще в глаза не видел. Те, с кем я был знаком, ссылаясь на это самое знакомство, норовили представить его чуть не дружбой. Те, с кем знаком не был, выражали живейшее желание "наконец познакомиться, ибо много хорошего обо мне слышали". Один, правда, представился закадычным другом Михаила Николаевича. Судя по его внешности, с отцом он познакомился еще будучи эмбрионом.
     Дальше лестничной площадки незваные гости не допускались, но надоели изрядно.
     Иногда я спрашивал себя:
     - Неужели в городе вовсе не осталось коллекционеров? Но на кого-то же эти жучки работают? На кого?
     Ответ на этот вопрос, надо сказать, довольно насущен, ибо рано или поздно продавать придется. А кому?
    
     Между тем, срок отъезда приближался. Ленка настояла на том, чтоб мы наиболее ценную часть монет перенесли в ее комнатку в коммуне и спрятали там. Это была здравая мысль. Коммуна большая, но приличная. Никто ни к кому в дела и жилье не лезет. Мы раз за разом перенесли почти половину монет туда и рассовали по тайникам, срочно тут же изобретенным.
     Спокойнее будет…
    
     28 декабря мы вылетели в Израиль самолетом компании "Эль Аль". Через два с половиной часа приземлились в аэропорту "Бен Гурион". О полете говорить не стоит - сплошная кормежка. Над Ливаном, правда, прилично покачало. Нам объяснили, что так всегда бывает, ибо летим над горами. Легче, правда, от этого не стало.
     В аэропорту всю нашу немногочисленную группу встретил представитель принимающей туристической фирмы и на микроавтобусе отвез в отель "Карлтон". Классный отель!
     Программа у нас насыщенная. Интересно, конечно, но самое главное для меня другое. И это "другое" подспудно давит на меня. Ведь самое главное, самое жизненно важное - смогу ли я тут жить? И это меняет точку зрения, заставляет вслушиваться и вглядываться, короче, и это непривычно для меня, - ощущать.
     Чужая речь… Ну, абсолютно чужая! Но, как островки, как оазисы в пустыне, русские слова. Говорят, что тут выходцев из Союза не то треть, не то четверть. Но не все же они разговаривают по-русски. Может, давно выучили язык и чешут себе на этом самом иврите. Это и называется - ассимиляция. А вдруг и мне это предстоит? Вот, я непроизвольно подумал: - "Вдруг…". Значит опасаюсь, не хочу этого.
     Но полно. Я тут только первый день. Погода не очень хороша - декабрь, все-таки, - но градусов пятнадцать тепла, только что прошел дождик и мы с Ленкой гуляем по городу, считающимся столицей мира. К памятникам-святыням нас отведут завтра, а пока шумная и людная улица Бен-Иегуда и непривычное ощущение болящих челюстей. В чем дело? Наверное, в том, что пытаюсь улыбаться, как все остальные прохожие, но не могу. Не умею!
     Ленка тоже слегка взвинчена, говорит чуть громче. Никто на нас не обращает внимания, но мне кажется, что все смотрят именно на нас - серьезных, неулыбчивых чужаков. Надеюсь, что это пройдет…
     А мы еще действительно тут чужаки. Боимся есть местную еду, заказывая в ресторане только знакомые блюда, боимся надеть яркую одежду, боимся общаться и немножко, ну, самую малость, опасаемся террористов.
     Если суммировать впечатления, а мы это делаем, наконец забившись в номер, то первый день не радует, ох, не радует.
     Мне бы торжествовать по этому поводу… Если тут нам будет плохо, то Ленка не захочет сюда эмигрировать. Но гоню от себя такие мысли. И вот почему: мы только что вернулись из многолюдного города, набитого счастливыми людьми. Эти люди сплошь улыбаются, поют, веселятся… А чем мы хуже? Я слышал в толпе, кроме еврейской, русскую, английскую, японскую речь. Я видел, я чувствовал, что всем этим людям тут хорошо! Значит, будет хорошо и нам. А если не нам, то пусть хотя бы Ленке. Я так хочу, чтоб ей было хорошо!
     Наутро начались наши туристические дела. Шутка ли - за несколько дней обойти все основные достопримечательности, нет, что это я, святыни!
     Стена плача… Камешек, подобранный там Ленкой. Она не решается даже разжать кулачок, где зажато ее сокровище. Странно, но я не ощущаю древности этого места. Но, по-моему, именно тут начали стихать мучительные спазмы, сжимающие мои челюсти. Нет, не скажу, что тут весело и хочется улыбаться. Просто, сюда идут все, со всего мира, и я тоже часть этого "всего мира".
     Виа Долороса… Крестный путь… Трагедия человека обреченного на муки, вынужденного нести крест, на котором его распнут. Говорят, еще несколько десятков лет назад тут было пустынно. Не верится… Но шум толпы, зазывания торговцев не снижают печали, пришедшей ко мне. И так не хочется, чтоб печаль эта ушла.
     Храм Гроба Господня… Нагромождение зданий, построек… И ступени, ведущие туда, вниз, в склеп. Нет, тут невозможно оставаться атеистом! Потому что - все подлинное! И понимаешь - так было!
    
     И, странно, начинаешь завидовать людям, которые тут живут.
    
     Опять какая-то заварушка с палестинцами… Короче, в Вифлеем нас не повезут. Говорят, что опасно. Жаль… Но завтра можно, получив нежданный выходной, пройтись по городу, проверить в себе - что изменилось за эти несколько дней. А ведь что-то точно изменилось! Я знаю… И еще знаю, что не был бы тут совсем уж лишним, что научился бы улыбаться и радоваться жизни.
    
     Интересно - нужны ли тут строители? Я ведь и руками работать могу, не только руководить…
    
     Маленькая страна… Не больше моей Одессы. Но я же люблю свою маленькую Одессу. Не столицу… Маленькая страна… Ее можно изъездить вдоль и поперек и найти место, где захочется жить. Хорошо тут, наверное, всюду, но есть же, есть особый уголок, попав куда, вдруг скажешь себе:
     - Это мое!
     Возможно, даже наверное, такие уголки есть в других странах. Но я там не был. Зато я тут, и мне хорошо.
    
     Наутро пошел снег. Его уверенные и быстрые хлопья не падали, а прямо-таки пикировали на удивленную землю. И пестрые, яркие краски Иерусалима уступили место невиданной тут белизне. И город изменился! И стал еще родней и ближе. Потому что снег, и это привычно и знакомо.
     И мы пошли гулять. А снег летел нам навстречу, поворачивал, залезал за шиворот… Вокруг спешно возникали сугробы, а мы тоже были похожи на два маленьких, спешащих и очень счастливых сугроба.
    
     И в Одессе был снег… Только серый и скучный. Он встретил на, продуваемом всеми ветрами, летном поле, как-то умудрился забраться даже в желтый, вихляющий автобус, подвозивший нас от самолета. И воздух тут был другой, и дышалось тяжелее.
     - Привыкнем, - безнадежно подумал я. - И не к такому привыкали!
     В такси воняло бензином.
     На улицах было скользко и грязно.
     - Домой, скорее бы домой! Залезть под крышу, включить свет, выпить что-то горячее!..
     Домой-то мы попали… Но не обрадовались. Ни хваленная сигнализация, ни мощная бронированная дверь не помогли. Все было перерыто, разбросано, испохаблено, а монеты исчезли. Лишь планшетки валялись то тут, то там, видимо, воры ссыпали монеты, как крупу, в какую-то, подвернувшуюся им сумку.
     Да-а, радостное возвращение…
     Остаток дня приводили в порядок жилье, но все равно, даже чисто убранное, оно осталось чужим и неприятным. Тут были, хозяйничали, грабили чужие, омерзительные люди, и часть этой омерзительности осталась. И никуда ей уже не деться. Со временем, злость и ярость от потери уйдут, а ощущение загаженного жилья останется. И не будет тут покоя, не будет радости.
     Уже вечером вспомнили, что лучшую часть монет оставили в Ленкиной квартире и помчались туда. К счастью, все было цело.
    
     Наутро добыл специалистов, которые сумели поменять все-таки замки на двери, казавшейся такой неприступной. Но все равно, все равно жить тут уже представлялось немыслимым и… унизительным. Да-да, унизительным! Тут побывали грязные, мерзкие люди. Они копались в наших вещах, даже одним своим дыханием оскорбляя это жилье. Мы даже не обсуждали это. Молчаливо было решено, что квартиру надо менять. От денег "большого человека" из Киева осталось чуть меньше половины. Плюс стоимость этой квартиры… В общем, на нормальную двух-трехкомнатную должно было хватить. А дальше? Дальше была еще коробка из-под сигар с золотыми монетами, серебряные рубли, не доставшиеся ворам. Только в Одессе они никому не достанутся! Ибо уверен был, что без местных "собирателей" тут дело не обошлось.
     Это, собственно, вскорости подтвердилось. Во-первых, перестали звонить желающие приобрести коллекцию. А во-вторых, и это самое главное, когда я "заглянул" на "пятачок" меня там встретили изъявлениями сочувствия. Интересно, откуда они могли узнать об ограблении, если даже в милицию мы не обратились? Тема для размышления, правда?
    
     Кстати о размышлениях. Я всерьез задумался о стране, в которой живу. Самое время, правда? Жил, не тужил, а как случилась мерзость, так сразу задумался. И ведь, главное, жизнь-то меня не баловала. А ничего, жил, телевизор смотрел, детективы читал, работал и всем доволен был. Ленку вот встретил. Лена - это вообще лучший подарок от жизни! Не шиковали, но и не бедствовали, пока монеты в нашу жизнь не вошли. А с ними и деньги, и возможности и… страх. Да-да, страх! Потому что, выходит, в нашей стране всякий, кто имеет деньги или ценности какие, должен бояться. Бояться бандитов, которые обязательно захотят это отобрать, бояться государства, которое тоже хочет поживиться. Достаток нужно скрывать! А если это невозможно - каждый день приходится ждать "гостей", которые твое захотят сделать своим. Как в революцию… И "гости" эти могут все: убить, ограбить, отсудить, просто отобрать. И нет на них узды, независимо от того бандиты это или представители власти. Какими нужно обладать возможностями, чтоб войти в квартиру, находящуюся под охраной, снабженную бронированной дверью с замками, которые с непривычки и открыть-то невозможно. Войти, взять все, что захочется и уйти, аккуратно закрыв за собой двери!
     Мне не жалко монет!..
     Нет, это я в запале. Мне, конечно, очень жаль монет. И не из-за того, что они стоят денег. А, в основном, из-за того, что они попали в чужие грязные руки. А я уже чуть было не привязался к этим монетам.
    
     Месяцы, потребовавшиеся на поиск и приобретение новой квартиры, мы прожили, в основном, в Ленкиной коммуне. Впрочем, и старую квартиру приходилось довольно часто посещать, показывая ее очередным покупателям. Наконец, квартиру все-таки купили. Настало время вывозить мебель. Решили часть вещей оставить в Ленкиной коммуне, а часть забрать в новое жилье.
     Какое счастье, что, когда я начал отодвигать шкаф с целью разобрать его, в квартире никого из посторонних не было. Потому что я обнаружил сейф. Он был вмурован в стену прямо за огромным шкафом и обнаружить его, не отодвинув это чудо мебельного искусства от стены, невозможно.
     Вспомнил, что отец умирая все твердил о сейфе. Но никакого сейфа в квартире не оказалось, и я решил, что это плод его больного воображения. Правда, найдя в столе пакет с ключами, я снова призадумался, даже предпринял поиски, но ничего не обнаружил и оставил это занятие. А сейф-то нашелся…
     Честно говоря, сперва я не очень обрадовался. Опять заботы, опасения. А потом решил, что ничего худого не будет, если гляну - что же там внутри. Но для этого сейф нужно было открыть. Конверт с ключами лежал в столе. Ворам он оказался без надобности. На кольце, на котором висели эти ключи, имелся еще и брелок со странной надписью: - Константин.
     Вооружившись ключами, "приступил" к сейфу. Ключи подошли, один даже провернулся, отпирая один из замков, зато остальные стояли, как вкопанные. Я уже видел такие сейфы - пока не наберешь шифр ключи не проворачиваются. Шифр… Может этот самый "Константин"? Но в окошечках видны были не буквы, а цифры, да и самих окошек имелось лишь четыре.
     - Константин, Константин…
     Не связано ли с этим именем что-то нумизматическое? Причем связанное с Россией. Я напрягся, но ничего вспомнить не мог. В голову лезли Петры, Екатерины, Александры, Николаи, снабженные порядковыми номерами. Нет, Константина я припомнить не мог.
     Отправившись на кухню, сварил себе кофе. Выпил, покуривая, посидел, но озарения не было. Но человек я достаточно методичный, поэтому принялся за размышления.
     Если шифр связан с нумизматикой, а это, пожалуй, наиболее вероятно, и с именем Константин, то это имя нужно искать среди наиболее редких русских монет. А какие монеты наиболее редкие? Вот это я точно не знал. Нет, кое-какие познания имелись, но явно недостаточные для того, чтоб судить о редкости монет. Собственно, судить и не надо. Можно взять каталог и методично "прошерстить" его. Хотя… И это не нужно. Надо просто поискать это имя в каталоге. Тут я припомнил, что, в числе прочих, имеется и Каталог редких монет автора Мигунова. Немного порывшись, обнаружил его и принялся искать. Более того, не прошло и четверти часа, как отыскался и, неведомый мне, Константин. Оказывается, был и такой император. Дальше было просто. Единственным четырехзначным числом была дата его правления - 1825! Эти цифры я набрал, после чего сейф как-то сразу открылся.
    
     Мы живем в большом старом доме в самом центре города. Адрес? Нет, его я не назову. Квартира наша довольно просторна, во всяком случае для троих. Да-да - троих! Нашему первенцу уже год, и все свободное время я провожу с ним. Впрочем, времени этого не так уж много - работы хватает.
     Иногда думаю:
     - А зачем мне моя работа? Ведь денег, оставленных отцом хватит и мне, и сыну… Это, если не продавать саму коллекцию. Подлинную коллекцию из сейфа.
     Но такие мысли я гоню. Работать надо! Хотя бы для того, чтоб быть равным с окружающими. Работает Ленка, работают все наши друзья…
     И еще, довольно часто я открываю огромный платяной шкаф, стоящий в нашей с Леной комнате, сдвигаю заднюю стенку, отпираю сейф, спрятавшийся в стене, и достаю монеты. Теперь я много больше смыслю в них. Достав, безразлично какую, планшетку, любуюсь монетами, беру их в руки, согреваю… Так проходит час, другой. Потом прячу монеты в сейф. Лена, в такие минуты, напряженно всматривается в меня. Иногда на ее лице появляются страдальческие морщинки. Глупая, моя душа принадлежит ей и сыну, а монеты занимают лишь уголок. Уголок…
     Об отъезде мы пока не говорим. Зато часто ездим "развеяться". Где мы только не побывали… Но вопрос этот встанет рано или поздно, и… я не знаю, как на него ответить. Опять же, коллекцию за рубеж вывести невозможно…
     Обычно, раз в месяц езжу на кладбище. Там, прямо у ворот, покупаю букетик цветов и медленно иду к дальнему участку. Подойдя, открываю калитку ограды, кладу цветы на плиту, сажусь на скамеечку, закуриваю и долго-долго смотрю на памятник, где на белом мраморе выбиты инициалы и фамилия отца, даты рождения и смерти и короткая надпись:
     - ОТ СЫНА…
    
    
     2001-2002