​


Ирина Каренина

ЗАДВОРКИ ТИХОЙ КАТОРГИ


* * *
Цвети в каких-нибудь парижах,
А мне оставь с моей бедой
Скользить над озером на лыжах,
Над омертвевшею водой.

Ни с этой ревностью дурацкой –
Ни с чем ко мне не подходи.
Какой сегодня клокот адский
И лед сплошной в моей груди!

Вглухую сказанное слово,
Вотще пролитое вино.
Возьму и встречного любого –
Теперь не все ли мне равно?

* * *
Хоть в платьишке из ситца,
Хоть в шелковом пальто –
Уйти и не спроситься,
И не найдет никто.

В трамвайчике, в карете
По жизни разъезжать –
И нет руки на свете,
Способной удержать.
* * *
Говорят... А что говорят?
Говорят, в Москве кур доят.
Говорят, у него жена.
Говорят, что и не одна.

А в Казани-то!.. нет, в Рязани!..
Чебуреки – и те с глазами,
Беляши с курносыми носиками,
Говорят, что и бабы с хвостиками –

С поросячьими. Пусть болтают!
То Нибиру у них летает,
То навек пропадает греча,
То судьба мне ломает плечи.

Промолчу.
Ни му, ни чу-чу.

* * *
Боюсь, что мне не будет хорошо –
С тобой ли, без тебя, не очень важно.
У этой вот любви такой душок –
Коричный, мятный, перечный и влажный.
У этой вот, бессмысленной, но все ж
Рукой дразнящей стиснувшей мне горло…
Убьешь ли, нет, конечно, не убьешь,
Но ужас жизни – вот он, непритворный,
Но ласковая кромка бытия,
Сверкающая лезвием полночным,
Но ты, но я, но ты, но ты, но я,
Но препинанья, точки, многоточья. 

* * *
Птички мелкоколибри и крупноколибри
Пробивают навылет цветочное сердце.
Я в прокуренном баре тяну «Куба либре»,
Я под зимним дождем доплываю до дома.
Говорю: если только я буду живая,
Обещаю тебе – разучусь ненавидеть,
Заведу себе розовый автомобильчик
И собаку... Да я не умру, ты не бойся...

* * *
Камень белый, камень черный на груди –
Пой, Офелия, по берегу иди.
Не своя сама, не мужняя, ничья,
Всю-то Вечность ты лежишь на дне ручья.
Всю-то смерть твою тебе забвенья нет,
И в руках твоих полынь да луноцвет,
Рыбий панцирь драгоценный на груди,
Над рекою – августовские дожди.

* * *
Вдоль Невы отчего б не пройти,
Погрустить о потерянном горе –
Было, было возможно почти,
Было-сплыло в Балтийское море.

И не знаешь, куда себя деть,
Чем бы сердце занять с непривычки –
Только в серые волны глядеть,
От случайной прикуривать спички,

Не заплаканный взгляд поднимать
И топить его в холоде водном.
Запоздало и вдруг понимать,
Что душа вне печали бесплодна.
 
* * *
Белея лицом, ты уходишь из дома
Без четверти десять, пугая домашних,
В ночные кварталы дорогой знакомой,
В стеклянную башню, веселую башню,
Где плещется ром и гуляет текила,
Где виски с дымком и певичка из джаза…
И все, что тебе тяжело и немило,
Забыто, убито, не нужно ни разу.

А нужно по сотке еще – и закуску
От шефа, и боль перебить коньяками,
И жизнью нескладной, и тропочкой узкой
К подъезду тихонько скользить башмаками.

Ни средний твой возраст, упавший на плечи,
Ни то, что ни друга, ни пса, и постыло
Вот так бедовать, это, в общем, не лечит,
Но все же становится проще, чем было.

* * *
Моей Мэрилин, с любовью и нежностью

В твое Нигде из моего Не-вечно
Давно курьерских душ не напасешься:
Летят, сметая жизни и преграды,
Как бабочки безумные на свет –
Стеклянницы, павлиноглазки, совки,
Эуклеиды и геометриды,
Они горят и плачут ультразвуком,
Но все-таки опять – летят, летят,
Летят, летят, горят, горят, и снова,
Из ночи в ночь, из века в век, так надо,
Нас создали крылатыми на диво,
Нас предали случайному огню,
Его полету, песне, совершенству,
Что насмерть нам обугливает крылья,
Алипия, урания, белянка,
Сатурния бессонная моя…

* * *
…Зная цену себе и обиде,
На брегах Танаира сего
Я тоскую, как ссыльный Овидий,
И не мило вокруг ничего.
Как москвич за пределами МКАДа, –
Всюду варвары, Рим где, Эллада? –
Удрученный чужим бытием,
Я дрожу, и дышу, и целую
В темной ладанке землю родную,
Сладко-горькое имя ее.
Все же прочее – мелочи, право:
Нелюбовь и негромкая слава,
И недобрые взгляды богов
На – спасибо, что свыше не зорки! –
Тихой каторги нашей задворки
У недальних чужих берегов.

Оглавление журнала "Артикль"               Клуб литераторов Тель-Авива