Виктория Лепко

Но вот сбылось! Я вновь на воле!

Брожу одна среди полей, 

Пишу стихи, и лучшей роли

Мне не сыграть на склоне дней.

А сколько судеб самых разных

На сцене я прожить смогла!

Но вольности священной праздник

Сегодня праздную одна.

Какой спектакль даёт Природа!

Ежеминутно, день за днём,

Всегда, в любое время года –

Премьера за моим окном.

Здесь каждый роли получает

Из рук Великого Творца.

И без суфлёра жизнь играет,

Не ведая её конца.

 

***

Я пью холодное вино

Осенней утренней прохлады.

Я в опьянении давно

От разноцветья листопада.

Мне праздник осени милей

Всей летней зелени цветенья.

Лишь осенью в душе моей

Любви рождается смятенье,

Когда вечерний свод небес

Так полон звёздными плодами,

Как будто яблоневый лес

Растёт у нас над головами.

И так и тянется рука

Сорвать тот плод, извечно грешный.

И так желанна и близка

Летит звезда сквозь мрак кромешный.

Но дождь печально зарядит

Свой монолог неутомимый,

И всё, что манит и пьянит,

Туманом станет или дымом.

Но эта грустная пора

Неторопливого прощанья

Всегда надеждами полна,

Как будто встречи обещанье.

 

***

Я – дерево, несущее плоды.

И пусть они ничтожны и малы,

Но я все силы, что мне дал Господь,

Вложила в них, и кровь свою, и плоть.

Я их кормила соками души.

Надеялась, что будут хороши.

Что не напрасен будет этот труд,

И семена на землю упадут,

А там листва опавшая моя

Их будет греть, от холода храня.

И соки, что текли в моём стволе,

Дадут им силы прорасти в земле,

Чтоб радостною солнечной весной

Из тьмы пробиться жизнью молодой.

Я – дерево. И все мои плоды

Вокруг меня раскинули сады,

Чтоб снова повторять из года в год

Таинственный любви круговорот.

 

Зрелище

 

Мне довелось пройти пути

Среди лукавых игр и масок.

И в отражении найти

Лицо, не знающее красок.

Оно зияло пустотой

В зеркальном преломленье света.

И образ каждый раз иной

Являло зеркало портрета.

И вечер замыкался в круг,

И сцена занавес вздымала,

И упоительный испуг

Дышал из темноты провала!

Игра, как омут забытья,

Влекла, и сил нет отказаться.

И жизнь чужая, как своя,

Должна на сцене состояться.

И каждый день, как в первый раз,

Прыжок из глубины портала,

И на распятье сотен глаз,

Глядящих на тебя из зала.

И если сможешь ты отдать

Им жизнь и душу на потребу.

К тебе снисходит Благодать,

А зрителю не нужно хлеба!

 

Поэт и Муза

 

Поэт и Муза – два лица?

Или одно? Вопрос извечен,

Как тот цыплёнок из яйца.

Где здесь начало? Кто конечен?

Когда рождается Поэт,

Когда к нему приходит Муза?

А может, Муза с детских лет

Поэту страшная обуза?

Она души его изъян,

Порочный круг его мышлений.

Поэт и Муза, вот капкан,

Где жертва ищет наслаждений.

Поэт без Музы – пустоцвет,

Не дав плода, он погибает.

А Музе нужен ли Поэт?

Что их союз объединяет?

Но Муза без него нема,

Лишь он её напевы слышит.

И лишь в его игре ума

Она живёт, пока он пишет!

 

***

Патриархальные приметы –

Записки, письма от руки.

И телеграфные приветы,

И телефонные звонки.

Всё канет в прошлое однажды,

В забытость, в давние века.

А я держусь за лист бумажный,

Пока не дрогнула рука.

Пока живёт воображенье

И вдохновенье сердце жжёт,

И белый лист, как вожделенье,

Моих прикосновений ждёт.

Писать, зачёркивать и снова,

Кроша в руке карандаши,

Искать единственное слово

Для обнажения души.

И ночью вскакивать от дрожи,

Чтоб в темноте найти тетрадь,

И те слова, что всех дороже,

Рукой в тетради написать.

 

***

Все лики женские – всё я!

Во всех картинных галереях.

Я здесь веками жду тебя,

Свиданье каждый день лелея.

Однажды мой зовущий взгляд

С твоим восторженным сольётся,

И время повернёт назад,

И сквозь века любовь прорвётся.

И средь глазеющей толпы

Мы в одиночестве пребудем.

В пространстве, где лишь я и ты,

Теченье времени забудем.

И в этот сокровенный миг

Откроются все тайны девы,

И ты увидишь сквозь мой лик

Лицо единственное Евы.

 

***

В преддверии вечерних встреч

И разговоров полуночных

Я тишину хочу сберечь,

Чтобы её растратить ночью.

Я, как скупой, коплю слова,

Себя в молчанье одевая,

Но только ночь придёт едва,

Предстану пред тобой нагая.

Я сброшу свой дневной обет,

Как Саломея покрывало,

Чтоб всем твоим словам в ответ

Речь моя музыкой звучала.

Чтоб голос твой меня ласкал

Словами нежными, как ветер,

Чтоб шёпот твой принадлежал

Лишь мне одной на белом свете.

Вокзал жизни

 

В темноте полуночной вокзального сброда,

Где светились, как праздник, детские лица,

Ты искал меня долго, пока непогода

Продолжала о стёкла вокзальные биться.

Мне казалось, что Вечность легла между нами.

Поезда отправлялись с гортанным криком.

И пока у них в чреве горело пламя,

Можно было ехать по рельсам с шиком.

А наш поезд дышал туманом морозным.

Он так долго стоял на запасном пути,

Что когда ты нашёл меня, было поздно —

Наш поезд последний успел уйти.

И тогда, позабыв обо всём на свете,

И, как мусор, отбросив стыд,

Мы по шпалам бежали за ним, как дети,

Об ушедшей жизни рыдая навзрыд.

 

Израиль

 

Ветер под вечер приблизился к морю

В землю упал и зарылся в песок.

И среди звёзд, во Вселенском просторе,

 В море смотрелся задумчивый Бог.

В шорохе, в шёпоте нежном прибоя

Слышен молитвы печальный напев.

Где-то звезда одинокой свечою,

Падает в море, ещё не сгорев.

В неге слиянья души и природы

Нету начала и нету конца.

И все желанья смирились, как воды.

Перед великим молчаньем Творца.

 

***

Вне времени, вне срока, вне страны

Рождается божественная Вера.

Как созревают осенью плоды,

Так жизнь нужна, чтобы душа созрела.

Незрелая душа, как кислый плод,

Ни радости не даст, ни насыщенья.

А может вызвать лишь, наоборот,

Своим примером к вере отвращенье.

Но если с детства, не смыкая глаз,

Трудиться над душою постоянно,

Она однажды расцветет у вас

И даст плоды прекрасные нежданно.

Все рухнет в прах: богатство, суета,

Развеются сомнения химеры.

И пред душой откроются врата

Любви, Надежды, Мудрости и Веры.

 

Голос крови

 

Как к океану, к сердцу моему

Стремятся реки множества сосудов.

Они несут живительный поток,

Что продлевает жизнь и будит разум

И пищу дивную даёт воображенью.

Порой я слышу в собственной крови

Татарских жён печальные напевы

И тихий шёпот старческих молитв

У Храмовой стены Иерусалима.

А с берегов Днепра многоголосье

Казачьих песен не даёт уснуть.

И шелестящий шёпот польской речи,

Порой я слышу в собственной крови.

И вот когда все слившись в океан,

И на волнах любви меня качая,

Мне бабушкиным голосом споют:

“Спи,  моя радость!”

Лишь тогда пойму я,

Каким великим языком единым,

Со мною голос крови говорит!

 

Стена плача

 

Стена устояла в стенаниях,

Насквозь пропитавшись от  слез.

От просьб, от молитв, от рыданий,

От жертв, что принес Холокост!

Стена лишь сильнее сжимала

От боли зубцы своих глыб.

Она день и ночь поминала

Всех тех, кто за Веру погиб!

Ее вековое терпение

Вселяет надежду в людей.

И смело идет на сражение,

К Стене прикоснувшись, еврей.

И белою стаей, как птицы,

Записки несутся к Стене,

Чтоб там навсегда поселиться,

Как птицы в родимом гнезде.

Ни время, ни враг не нарушит

Стены горделивый покой.

В ней символ Израиля – души,

Нам жизнь подаривших с тобой!

 

***

Прости меня, мной сорванный цветок!

Ты распустился на моей дороге.

Ты был как я печально одинок.

И ты любовь свою дарил немногим.

Я принесу тебя к себе домой,

Чтоб ты украсил скромное жилище.

И чтобы красотой своей немой,

Моим  стихам ты дал живую пищу.

Ты расцветешь в фантазии моей

На клумбе мной придуманного сада.

Там нет ни мрака, ни холодных дней.

Там лето вечное, за жизнь твою награда!

 

Оглавление журнала "Артикль"               Клуб литераторов Тель-Авива