Татьяна Грицан

      Не знает

Разум, который однажды раздвинул свои грани, никогда не вернется в прежние границы.

                                                                                   Альберт Эйнштейн

        Поэтому мы простые, что сложности вешаются от простоты на ветви, как шишки на пихты. Прорезает звезда дороги домой. Знаешь, Дорога всегда звучит чем-то сложным, а на самом деле, сложность в простоте - идти. Не видел Лист дороги, не слышал ветра, только проникал в пустоту, считая шаги. Добежать до линии, где смущенно ждут такие же листочки, уже осиротевшие, и ждут своего выхода в мир иной, более изысканный, сдержанный.  Не видно от временных сравнений, не уравнивается с пространственными измерениями. Ибо является ничем, никаким, никоторого по счету. Тогда свобода вытирает зрачки до просвета низин, до прожекторов звукового шума, белого шума Шумера.

Когда запоздалые амфоры танцевали здесь песню времени, а прогорьклая инвазия вылизывала шаги бытия. Так взбитые амбиции жадали новые шаги, новый выход, который искренне возлюбит Листик до утра. Скупает в рассветной дымке и понесет в ту Путь. Но должен  нести вежливо, искренне надеясь, что Любовь оживит, как в тот раз, когда на стоге сена, где  остались вощанка росы. Память топится в стоках Яворина. Засыхает Дорога, стекает вода в тихие воды Подземного царства. То февраль поприще слабыми губами пишет,  разрешение на видения в Грех.

       Свеча молчания упала на долину, брела малина, стихла прихоть, то поводырь носил имя на отречение, на палом. Фантом глаза спаривал в клики, ходьбу и Письмо. Поползли мимо старцы, взлетели тени серые. Трогательно таскали по бездорожью взгляды, проклятия. Паннонии перроны на тихом тропе ожидали поезд. В весенних лошадях должна была прийти Любовь. Пир поднялся до Небес. Вампиры правили молебен, банкиры в скопище сердец кредитом  жизни отдавали истолченным морали. Зеленый плач, вспрыснутый в воске, старцевал, спал, детализировал ходы и шаги. Письмо немело, немело и плакало. Лист  томно погружался в объятия Пути. На усталости солнца распинался взгляд жаждущего Эпистоля. Эта яркая изморозь протерла сердце, точки на щеках. Письмо о  нанизмах. Страх. И люди, уже не люди, и тени, не тьма. Покрывала дев ложатся телом на миракли похоти Дорог. На торгах юриться Любвь, планирует заселиться здесь рано, когда изречут: петуха на на растерзание.Осанна.  На мокром плаще толпятся лошади. В белых снах умирает осень. И лист опавший, на губах последняя надобность, молитва за низин тяжелых гобелен, чтобы горы, не теряли ориентир, не попали в плен. Хотя рядом идет современник в ад, в раю клубятся родиниковые ключи.

     Как принцип иссякает  на посту, стоит маленький принц Ату, на выплаченом дозоре Любви Письма и Дороги. Вираж башни судебных  ветров. Ты и угрюмый владелец стоптанных дорог приляг на кочках при сене. Осенний Лист дрожит. Роковая встреча при часе, осенний пляж, мираж, несводимость в неизвестность несется. И пуща площадей с обеих сторон. Ампирный инструктаж. На дне страх, наверху крыша, по обе стороны веснушек. Молчаливое Письмо притугою в ступни Дороги.

Запутанный антракт умывает ноги. В остылой плазме всплесков Свободы танцует старец Купидон.

     По сложности найти себя самого, по простоте искупаться во времени, проведать блаженные вертипасы и отдохнуть в раю.

      И крик, и шаг, поразительная казнь, и корона, в пропасти вымочила Вечность. В остыгшей  магме вымокла на нечто. Человек урожаем рисует время. Огонь, по крыльях махаонов вереницей, шагают черви, лошади и письмо .. Пригвоздился десен к Дороге, смотрит взгляд на Листок. Он один, стоит бедолага, в углу сложно   молит, верит: Вера Его и Дорогу защитит

      На перекрестной дороге, куда идти? Отчаяние в водовороте, пророки на шаги считаются сейчас. Засохло дно зводины, заглохшие немалые извилины. Знак. Перстом изображают измерение, крестом произрастают корни. В Парацельса  о пентакле  спрашивают стоки, пытаются понять  куда идти. Только ветер тиран, спам, спам ...

     Молись, вербена, молись, Ярина, Сейся, родись, родня .. Молись за меня, опавший Лист,  молись за нее, Дорогу чистую. Молись со мной, молись с ними, молись, когда рядом, ни человека, ни души. Не перечитывай вчерашние молебни, в  письмах молчания память изучи, проветри тропу, шей лапти , коряги на горах, на тропе коряги.ступеньки  ввысь - соблазн Обратный. Вернуться в лоно, к ногам мамы испещренный снами, обзавестись свитком ... Сейся сыновьями, бутонами завитков. Письмо информации, Листок фаворитки Дороги. Может, долюбит, может, сможем в лице противодействия разглядеть Веру, Божьи события.

     Идут Дороги, Дорогами дети. Листья падают на горы, цветы. На ложе чистом Любви солнце, на травах Листья жаждой прихоти. В скерцо капли вливают сердца святые Дороги. Приблуда Листьями целует Ее ноги. Любовь светлая, любви чистой, смеется небом, танцует камнями. Осенние Мельпомены причудливо сотрясают на землю последнюю леску. Диктуют привычку. И щедротно раздают засуху, в сточные воды, сушат чабриком яровые  долины, и протягивают стиль к солнцу. Осины смеются над тобой, смеются над собой, над облаками и реками Любови. Осеннее варьете раз… Поединок между Письмом и Походкой. А шаг на игрищах кайфует, его в области любви не существует. Сон томно тянет Лист  вниз, ярится белый денек. Зворина свернула везде камни. В гнездо просится аист. Ярится ложе у Сенеки. Уже звон дальний бьет шум. Любава застыла на бескетах. Огонь в ее нетленном теле прикрыл Дороги. Одна с Листом в объятиях укрылась, скончалась. Раздался крик. Так жертва в потустороннем ожила. Оранжевый горизонт истек туманом, домой идем, к маме. Валторна арфа провожает. Дом тужно ждет. Развешивает печаль на звездные походы, жерновами воду носит, оросит миром, приласкает в Славе. Шелковыми нитками шьет даль фату венчания. Последняя проба Молодых, Любви  последнее звучание. Кинжалами спинают смерчи Дорогу, вьется в судорогах, Листок острием обречено на себя тянет.

    Крик частей эмбриона гудит в долине, крик плача Младенца. Судороги Сына. Наступил денек. Перетирает на окраине времени оказия мечтательную страницу, спамом  рисует дуновением в похотливые воспоминания. Оргазм ... барханами укрылись судьбы. Блаженны стоны Путаны

Оглавление журнала "Артикль"               Клуб литераторов Тель-Авива