Геула Сведенская

МОЕ ДЕТСТВО

В детстве великие люди по головке меня не гладили, за щечки не щипали, ласково не смотрели и на подвиги не благословляли. Песен на ночь мне не пели, сказок не рассказывали, игрушек и книжек не покупали и не дарили. С утра до вечера прекрасная музыка в нашем доме не звучала, да и дома у нас не было. Жили мы в пристройке… 

Спасаясь от погромов в Кировограде, моя мама бежала к старшей сестре, у которой в пригороде Москвы был дом и которая ее, мою мать-беженку, на порог не пустила.  Воровскими ночами, вместе с пьяными рабочими, моя мама лепила пристройку к богатому деревянному дому сестры. К счастью, сестра не возражала. Мама воевала с рабочими, подгоняла  их, грозила, что не заплатит. Пристройка обваливалась, ее подпирали, штукатурка отлетала, ее лепили снова. Печка топилась не всегда – не хватало дров, она дымила. Зимой углы в нашем жилище были замурованы льдом. Чтобы зачерпнуть ковш воды, надо было в ведре прорубить прорубь.

Сестры часто ругались, а когда старшая умерла, эту традицию продолжил ее сын - мой двоюродный брат - рыжий рослый бугай двадцати пяти лет. Он хотел выгнать нас из пристройки, заявлял, что она принадлежит ему. Это мероприятие - драки - мама и мой брат усовершенствовали - ругались они только для разогрева, а потом дрались.

В свободное от скандалов и драк время мама добывала кусок хлеба. Добывание этого куска на поприще продавца в пивном ларьке закончилось тюрьмой.   
Я росла лишней. Меня не замечали, обо мне не знали. Случайно наткнувшись, отталкивали, отбрасывали подальше, чтоб не мешала.      

При выходе из нашего жилища, метрах в пятнадцати, была помойка. Грандиозная помойка. Гора дерьма. Туда вся наша округа выплескивала нечистоты. Сортиры были только у богатых.           

Потом, через годы, я выйду замуж, и новый обитатель пристройки - мой муж - выстроит на подходе к помойке уборную, предварительно отстояв это святое право в кулачном бою с моим братом-бугаем.   

 Живописная ледяная гора таяла весной, зловоние душило всех, но только вмешательство милиции заставляло людей выйти с лопатами, и, переругиваясь, чьего дерьма там больше,  они выкапывали большую яму, сбрасывали туда нечистоты и закапывали их… до следующей весны. Получалось хлипкое озеро. Неосторожный путник мог провалиться, что иной раз и случалось. Несчастного вытаскивали. Меня преследовал страх, что если я оступлюсь, меня некому будет вытащить. Бог миловал...

Был у меня и другой дом. Он начинался за… через… после… за помойкой. Там была жизнь - иная. Этим домом был лес. На лужайке перед лесом паслись коровы. Они тупо жевали траву, неистово лупили себя хвостами и на меня обращали  внимания столько же, сколько люди. Меня это не успокаивало, потому что рога были налицо. В лес я шла путями окольными. Там меня ждали… Издали завидев, обрадованно шептались…

Из пристройки всякий раз туда бегала… С подружками там резвилась… Бывало, долго не могла найти ту подружку, с которой третьего дня прыгала, а она ветвями новыми обрядилась, притаилась и смотрит лукаво. Ищу, понять не могу, куда подевалась… А распознав, уж не удержать… вскачь и в пляс… Елочки, березоньки мои смехом заливались… Кусты в рост, братья мои, кувыркались всласть. Плакалась им не раз. Прятали они меня от жизни пристроечной. Ивушки, осинушки хлопотали, воздыхали, слезу проливали… Лаской, заботой баловали. Колокольчики, по траве рассыпанные, синевой мигали…  

Больше всех любила деда. И он любил меня, Любил смотреть, как тихо сижу у ног его. Довольный, в крону ухмылялся. Нежный, строгостью прикрывался. Был он большой, добрый дуб.  

В школьные годы мучила меня тайная любовь к мальчику Мише из соседнего класса. Мишу к деду привела, в многолетней любви призналась. Дед поступок одобрил.

В иные дни ливни и грозы с неба спускались. Они буянили… Они пировали… В эти дни я в лес носа не казала. Я тазы и ведра подставляла под протечки с потолка - следы их пиршества. А после их ухода босиком бегом… в святилище. Не наглядеться, не надышаться мне, завороженной.

Там не за щечки - там за душу… Любовью этой жива и поныне.   

МЫ  ПОД  ОХРАНОЙ

…И повезут меня выступать. Не самой перетаскиваться из одного автобуса в другой, с тяжелой сумкой,  магнитофоном и скрипящим позвоночником, а в маленьком автобусе, специально для меня  присланном концертной организацией «Искусство народу». И водитель выйдет навстречу, возьмет вещи и откроет мне дверь. А в дороге будет леденцы предлагать и  спрашивать, тише или громче радио включать.

И встретят с радостью – «праздник привезла». Это не школа, где для  «провести  мероприятие» выступаешь.

И так было: специально для меня поданный автобус, водитель дверь открывал, в дороге леденцы предлагал, и позвоночник поскрипывал потише. Сказка, да и только!  А ехать надо было далеко. Ехать надо было туда, куда не всякий артист из организации «Искусство народу» ехать согласен. Называются такие  места - территории. Встретили меня дети - уж они прыгали, уж они щебетали… А глаза - вишни и сливы налитые. С ними женщина в длинном одеянии, с покрытой головой и сдержанной улыбкой. Повела она меня в клуб. Клуб - не  клуб, так себе, сарай из досок. Ветер свистит, доски раскачивает, пальто и куртки никто не снимает, поеживаются… Но рады все - чему-то, и счастливы - чему-то.

Стихли, когда выступать стала… И зажили мы одним дыханием. А как закончила, плотным кольцом окружили, расставаться не хотят, остаться просят… Но женщина в длинном одеянии со сдержанной улыбкой сказала им что-то тихо, и дети разлетелись врассыпную. Мне она хорошие слова говорила, со сдержанной улыбкой благодарила… Потом и она ушла.

И холодно стало, и ветер задул сильнее. Осень на дворе была, и дождь то ли уже был, то ли должен был начаться. А нам - ехать на другие территории, на следующее выступление, а одним ездить здесь не положено. Ждем охрану. Водитель прыгает, бьет себя по бокам, но не от холода, куртка у него от всех ветров и морозов, - нервы приструнить хочет.

- Идиёт! Зачем я согласился на эту поездку? Идиёт! Каждую минуту  все что угодно может случиться… Идиёт.

А темень еще темнее, тишина еще тише, и мысли как комары - сколько ни прыгай, сколько ни бей себя по бокам, все равно ждешь чего-то страшного... Но страшное не случилось - охрана приехала. Охрана была в джипе - два «огурчика», то есть два солдатика, таких молоденьких, с такими длинными ресницами… Ну только что с  «грядки», но с винтовками, и лица серьезные, деловые… Один прыгнул в нашу машину, сел рядом с водителем, другой подошел с другой стороны и приветливым голосом, но твердо  сказал:

- Добрый вечер! Если будут стрелять - ложитесь на пол. - И другому солдатику: - Зарядить автомат.

Сказал, сел в джип и поехал впереди нас. Водитель спешно - за ним, заикается:

- Что? Как? Что за шуточки? Что он сказал? Это всерьез?.. Что значит «будут стрелять»?..

А тот, который рядом, заряжая автомат, отвечает:

- Это не шуточки, но волноваться не стоит. У нас, слава Богу, уже целый месяц тихо.

- А сейчас могут напасть? - спрашивает водитель, судорожно вцепившись в руль.

- Все зависит… - и солдатик поднимает глаза в длинных ресницах к небу.

Приехали благополучно. Та же картина: дети, женщина в длинном одеянии, холодный клуб… Угощают сладкой водой и вафлями.

Женщина - мне:

- Дети не ложатся спать, тебя ждут. Только у меня просьба - время нашей молитвы как раз когда ты выступаешь, тебе придется остановиться ненадолго.

- Конечно, вы меня и остановите, когда нужно.

После выступления:

- Не хотелось мешать ни тебе, ни детям… Хорошо выступаешь. Спасибо, порадовала.

Приглашали еще, вафли в дорогу брать заставляли. Собираемся ехать обратно, теперь охраняет нас только один солдатик - в джипе.

- А где этот, с ружьем, который сидел рядом? - спрашивает трясущийся водитель.

- У него рабочий день кончился.

- Без него не поеду.

- Не крути мозги. Что, для тебя армию мобилизовать?

- Без него не поеду, - мотает головой водитель.

- Не надо. Оставайся здесь, - говорит «огурчик» и  садится в джип.

Водитель, как ошпаренный, прыгает в машину и, трясясь, гонит за джипом. 

- Слава Богу! Въехали в Иерусалим! - через какое-то время вздыхает водитель. - Чтобы я еще согласился на этот маршрут…

Солдатик подошел попрощаться.

- Ну что ты волну делаешь? Чего тебя трясет, как курицу? Ты не служил в армии? Не делаешь милуим? Пока! До встречи!

Вскочил в джип и, слившись с машиной, рванулся вперед.         

А перед нашей машиной появилась женщина в длинном одеянии, со сдержанной улыбкой… та, что была на первом выступлении. Она ждала нас, чтобы мы подвезли ее до Тель-Авива.

Теперь мы ехали спокойно, ели вафли, разговаривали.

- Как же вы одна шли по этим темным местам?.. Не боялись?.. Как вы вообще живете там? Не страшно?

Женщина со сдержанной улыбкой подняла глаза к небу и тихо сказала:

Милуим – армейские сборы для резервистов.

Оглавление журнала "Артикль"               Клуб литераторов Тель-Авива