Илья  Корман

 ПСЕВДОФИЛЬМ  ФРИДА  И  ГНЕВ  ВОЛАНДА

(о романе М.Будовской «Вечер в Муристане»)

  Общий взгляд

  Перед нами роман сложной жанровой природы, сложной тематики:

  - семейный?

  - об эмиграции и врастании в новую жизнь?

  - о любовях и влюблённостях, об искрах и флюидах?

  - о том, как можно манипулировать общественным сознанием?

  - об открытии нового пути в кинематографе?

Да, всё верно, и каждый вариант можно обосновать. А ещё: с элементами мистики (унаследованной от «Мастера и Маргариты») и детектива (убийство в Милане). Роман, насыщенный реалиями современности, но и чувствующий ход истории.

  Но для более подробного разговора следует, нам кажется, зайти с другой стороны.

  Имена и роли

  В романе легко заметить повторяемость, удвоение имён, сходство внешних обликов, ситуаций, мест. Так, Миша и Тая носят фамилию Фрид, не будучи родственниками (но фактически становятся мужем и женой, «побуждаемые к этому общностью фамилии». Отметим, что фамилия эта - "кинематографическая": Дунский и Фрид). Якопо – израильтянин, выходец из Италии – носит фамилию своего знаменитого земляка Ломброзо. В росписи итальянской церквушки: Мадонна – это мать Якопо, младенец Иисус – это сам Якопо; ну, а его братья и сёстры – ангелочки (о роли Италии см. ниже раздел «Полёт Катерины»).

  Имена адвокатов, опекунов Талилы – Рами Гольдштейн и Габи Ротштейн – напоминают гоголевские: Бобчинский и Добчинский. Во внешнем облике другого адвоката, Белкина,  присутствуют черты совы: «совьи черты Семы Белкина». (Мудрость совы и подвижность белки – как свойства адвоката?)

  Катерина Порохова очень похожа на Фелишию Фурдак, и обе – на куклу Барби.

  Мало того, что Таисия носит ту же фамилию, что и Михаил – так ещё и вокруг её имени (Тая) «вырос целый фольклор. Домик с садом,  где она жила, назывался «Таиландом», набор блюд, которые любила готовить для Лазарского, – «тайской кухней». Во дворе (тайском королевском) обитал кот (сиамский, естественно) носивший имя Таёза». У него есть два литературных кота-собрата: чёрный кот из рассказа Бориса Виана – и булгаковский кот Бегемот (тоже чёрный).

  Назовём ещё две говорящие фамилии, «переводные»: семейство Полотов (с иврита: «здесь не хорошо»); следовательша Ольга Мардер (murder) ведёт дело об убийстве Кати-Клон.

 «Тайский фольклор» в целом – соотносится с китайским языком Евгении Марковны и с её полётами в Китай. Каббалистический обряд-проклятие «Пульса Денура» соотносится с «проклятием Воланда», тяготеющим над создателями и актёрами фильмов по «Мастеру и Маргарите». Муристан (комплекс иерусалимских кварталов, связанных с историей Иисуса) ненавязчиво соотносится с тель-авивским Флорентином.

  Указанные явления объясняются наличием всепроникающей «режиссёрско-актёрской» темы: темы актёрской игры и подражания. Подчиняясь этой сквозной, ведущей теме, одни герои играют роли других, одни ситуации «подражают» другим. Так, молодой профессор Витторио «играет роль» (умершей) матери Дино Паолино, а «Катя-клон» играет роль Фелишии (подменяя её на различных вечерах и приёмах). Если же копнуть поглубже, то окажется, что Катя играет роль куклы Барби, и даже сделала себе на шее фирменное клеймо.

  И это не единственный случай, когда человек «играет роль предмета», вещи: «Тая ставила немыслимые этюды. Ты – воздушный шарик, тебе надоело таскаться за пятилетним сопливым хозяином, вот он отпустил тебя, страшно, хочешь вернуться… Ты – молочный зуб. Шатаешься, выпадаешь. Вы, двое – застёжка-змейка. Вас застёгивают. Расстёгивают…». И наоборот − вещь может сыграть роль человека или другой вещи: «Были у Мишки и два фильма, которые Катерина называла кукольными,  хотя никаких кукол там не было – в одном играли обычные парафиновые свечки, в другом – магнит и стая иголок». (Уже в Израиле Миша этот «другой» фильм − только теперь он не фильм, а притча − показывает Якопо: «Особенно ему понравилась притча о разобщенных иголках, которые жили каждая сама по себе, пока в их город не приехал магнит. Пока магнит гостил в городе, все иголки следовали за ним неотступно, но и после того, как он уехал, они остались сплоченными и тянулись друг к другу. В итальянцах до сих пор жива коммунистическая идея»).

Они были первыми

  От этой главной темы отходят другие, «второстепенные», но тоже важные. Например, тема фильмов-предшественников, предтеч псевдофильма «Мастер и Маргарита». Называется один из таких фильмов – «Нос» режиссёра Александра Алексеева, использующий технологию игольчатого экрана. (К сожалению,  М.Будовская почти ничего не сообщает об Алексееве; заполним этот пробел. В 1920 году в возрасте 19 лет Алексеев навсегда уехал из Советской России, поселился во Франции. Дружил с Андре Мальро. Занимался книжной иллюстрацией: уже 90 лет русская классика (классика в широком смысле – включая «Слово о полку Игореве» и «Доктора Живаго») издаётся в Европе с иллюстрациями  Алексеева). Был одним из создателей французской анимации, причём пошёл не путём Уолта Диснея, а своим собственным. С помощью изобретённого им «игольчатого экрана» снял свои самые знаменитые – «программные», как он говорил – фильмы: «Ночь на лысой горе», «Нос», «Картинки с выставки», «Три темы». Участвовал в экранизации «Процесса» Кафки. Организовал фестиваль (ставший ежегодным) анимационных фильмов в Анси. Оказал влияние на Юрия Норштейна и других режиссёров).

  В другом месте Бумчик Чистопольский называет советские фильмы «Планета Бурь», «Небо зовет», «Новый Гулливер». Называет имя: «Юрий Павлович Швец. Гениальный был человек!». Кратко (в одном абзаце) и выразительно воссоздаётся целый пласт ушедшей советской культуры.

Фильм Фрида: особый статус 

  Псевдофильм… что это значит?

 Фильм, созданный Фридом – не игровой. Знаменитые актёры, которых зритель видит на экране, в фильме не снимались – просто были использованы их прежние экранные образы. Фильм Фрида – рисованный. Если, например, по сценарию требуется Пилат, то совсем не нужно привлекать Ростислава Плятта (или его экранный образ). Достаточно нарисовать Пилата, каким его видит Фрид (или Чистопольский), а затем, применяя компьютерную технологию, оживить рисунок. И если Фрид всё же использует экранные образы знаменитых актёров, то – по соображениям, так сказать, ностальгическим: «актеры моего детства».

  Рисованное кино существовало и до Фрида, достаточно назвать знаменитую «Загребскую школу рисованного фильма». Но все рисованные фильмы без труда опознаются именно как рисованные (как мультфильмы), и не претендуют быть чем-то иным. А вот фильм Фрида – иной. Он настолько совершенен, что, будучи рисованным, воспринимается как игровой (кроме, конечно, своих фантастических сцен – вроде тех, что описаны в Прологе). В этом его уникальность.

  И потому он – псевдофильм.

   Новый извод старой темы

  И всё-таки, ещё раз: о чём этот роман? Какова его главная тема?

  Создано немало произведений на тему «Художник и общество» … или «Искусство и художник». Во многих из них, особенно в тех, что написаны в духе романтизма, косное общество не понимает художника, или даже травит его; художник бедствует и голодает в мансарде… Ничего подобного нет в «Муристане», всё как-то смягчено…

  Поначалу, впрочем, возможность конфликта была намечена: «Моисей Израилевич  неожиданно рассвирепел. Он сорвался с места и заметался по комнате.

  -- Ни в коем случае! Ни в коем разе мой внук не станет советским режиссёром! СОЗДАВАТЬ и ОЖИВЛЯТЬ МИРЫ подвластно лишь Одному Ему. А всё, что в этой области напридумывали людишки, – это чистой воды идолопоклонство! Чистой воды! Мой внук не будет делать мульти-пульти!».

  Но этот инцидент вроде бы не имел последствий, и Мишка всё-таки режиссёром стал. Правда, не советским. И вообще не совсем обычным – но стал.

  Почему – необычным? в чём тут необычность? В том, что режиссёрство для Фрида – не профессия; профессия же его такова, что, во-первых, «мансарда» ему не грозит. Во-вторых, профессия позволяет Фриду заниматься любимым делом в рабочее время и на рабочем оборудовании.

  Так что же: конфликт не состоялся? противостояние изжито?

  О нет! – не изжито. Просто теперь всё делается тоньше. Якопо (босс) и Цурило («посланник ШАБАКа») – они теперь представляют «общество», противоположные границы его (общества) политического спектра. И каждый из них требует от Фрида работать на него, т.е. на «левых» или на «правых».

  Кроме того, противостояние с обществом присутствует и в новой, совершенно особой форме. Оно теперь не между художником и обществом, а … бери выше! Оно теперь называется: «проклятие Воланда», и постигает тех, кто причастен к экранизации булгаковского романа и продаже псевдофильма.

  Проклятие Воланда действует по принципу комнаты 101 в «1984»: для каждой своей жертвы оно реализует её глубинный страх. «Кто чего боится, то с тем и случится». Талила, например, больше всего боится ракетных обстрелов – и погибает от ракеты. Михаил же Фрид боится попасть под суд – и попадает под суд! Но и тут сказывается удачливость его натуры: суд заканчивается его, Фрида, триумфом – и триумфом псевдофильма.

Как это делается 

  А для романа суд оказывается ещё и удачной находкой, позволяющей свести многих героев, связать сюжетные нити. Подобные «находки» М.Будовская организует умело и легко − как легко плывут по экрану «титры для умных зрителей». Она умело переключает темы и «точки зрения», стили и лексику, вплетая в «авторский текст» различные «документы» (может быть, правильнее сказать: псевдодокументы, по аналогии с псевдофильмом):

  - обмен письмами между  Катей Пороховой (СССР) и Натиком Фишелем (Израиль);

  - между Катериной (теперь уже – Израиль) и Дино Паолино (Италия);

  - переписка родителей Миши Фрида через холодильник;

  - дневник Фрида, стилизованный под «письма ₺психиатру₺»;

  - дружеское письмо артиста Поляковского (Израиль) московскому режиссёру; 

  - трагическое письмо того же Поляковского в израильскую газету о чертовщине, 

творящейся с ним на Святой Земле;

  - два заявления Романа Лазарского (Москва) в американскую киноакадемию;

  - восторженная статья в киножурнале о неожиданно всплывшем киношедевре;

  - судебные прения об этом же киношедевре…

 – всем этим М. Будовская управляет и распоряжается, как режиссёр – актёрами (или, может быть, как монтажёр – кадрами). Смена эпизодов в романе напоминает смену сцен в фильме.

   Можно сказать, что роман – её режиссёрская постановка. Кинопостановка. (Кстати, многие эпизоды настолько зрелищно выразительны … ну, скажем, вот этот: «Сан Саныч Поляковский, улыбаясь, показывал кому-то жест торжества – поднятые над головой сцепленные руки» … что возникает желание экранизировать их. А может, и весь роман).

  Но только «авторский текст» − не просто соединительная ткань между эпизодами (или вставными документами), это именно литературный текст, со своей поэтикой, определённым образом сочетающий чисто информативный рассказ о героях и событиях – с одновременной их оценкой, с ироничным взглядом со стороны. И это «двойное зрение» не приводит к усложнённости текста, остающегося вполне ясным (а зачастую и зрелищно выразительным – см. выше). Как сказано (по другому поводу) в упомянутом киножурнале: «Чувствуется глубокая работа автора… над текстом романа».

   Полёт Катерины

  Действие в романе развивается в нескольких странах, из них главные: СССР времён перестройки и – Израиль. На третьем месте – Италия.

  Почему Италия столь важна? Назовём две причины. Во-первых, «Мне тридцать три, и работа моей жизни завершена».

  Дело жизни Фрида – расширенная экранизация «Мастера и Маргариты» (включающая и эпизоды, отсутствующие у Булгакова, например: Алексей Толстой и Максим Горький идут за гробом Берлиоза, «не композитора») … Экранизация есть перевод литературного материала на язык экрана, в разряд визуальных искусств. Италия же – как раз страна визуальных искусств. Кстати, это в Италии проходили фестивали мультфильмов, на которые босс регулярно отправлял Фрида, и тот получал призы и премии. Это в Италии развернулась подиумная активность Фелишии Фурдак и Катерины Левитиной.  

Во-вторых, для понимания «Муристана» очень важны записи Катерины – в частности, пересказ, а затем и истолкование, виденного ею сна. Ей, в частности снится, что она летит в самолёте.  «Я летела над сапогом Италии, над греческими островами, над Средиземным морем. Тель-Авива я не увидела, только каменный Яффо, без мечетей,  со старинными кораблями в порту.  Самолет полетел дальше, к Иудейским горам, к Иерусалиму. Иерусалим не сиял золотым куполом, зато я увидела великолепное здание Второго Храма. Самолет сел на Масличной горе. Там была оборудована посадочная полоса…  Мне подали трап. Я спустилась, легла на землю и умерла».

  Истолковывая сон, Катерина пишет, что в нём отразилось её желание быть похороненной в Израиле. Это, конечно, верно. Но обратим внимание, что самолёт совершил перелёт не только в пространстве, но и во времени: Катерина прибыла – чтобы умереть! – в домусульманскую (и, похоже, в дохристианскую), древнюю Палестину. Вот почему она не увидела Тель-Авива (основанного в ХХ веке), вот почему в Яффо не было мечетей, а старинные корабли в порту – были. И вот почему Иерусалим не сиял золотом мечети Омара, на месте которой «я увидела великолепное здание Второго Храма».

  А если вспомнить теорию профессора Паолино («Помню, как он впечатлился Западной и Южной стенами Храма. Кричал, что Храм прекрасно мог бы достоять до наших времен. Проклинал императора Тита, за то,  что разрушил величайшее строение и погубил историческую судьбу прекрасного народа»), то станет ясно, что Катерина во сне вернулась не просто в древнюю Палестину, а в точку исторической бифуркации, откуда еврейский народ мог бы развиваться свободно и самобытно.

  Катерина прибыла в Иудею, то есть в провинцию Римской империи, чьей современной наследницей является Италия – отсюда и роль этой страны.

  Совет заговорщиков

  Роман М.Будовской состоит из трёх частей и множества разделов. Один из разделов второй части называется так же, как весь роман: «Вечер в Муристане». Он является, стало быть, «центром тяжести», смысловым и сюжетным центром, по имени которого назван весь роман.

 В этом разделе «пятёрка заговорщиков», собравшись в Муристанской квартире Аракела Амбарцумяна, договаривается выдать фридовский псевдофильм «Мастер и Маргарита» за чудом уцелевшую копию советского фильма-шедевра, снятого в глухие семидесятые по недосмотру властей. Такая легенда нужна, чтобы заинтересовать деятелей кинопроката.

  Таким образом, создать киношедевр – это лишь первый шаг. Главное – запустить в прокат.  

  После совещания в Муристане начинает действовать проклятие Воланда.

  Интересно проследить (может быть, кто-то из читателей этим займётся) цепочку значимых появлений числа «5» в тексте: «дьяволов пентакль» в Прологе, «пятёрка заговорщиков» … и т.д. и т.п.

*  *  *

  Мара Будовская начинала рассказами (их можно найти в Интернете). Удивительно, но в них не было никаких признаков незрелости, ученичества. Сразу – настоящая проза. Затем последовала повесть «Деление на ноль запрещено». И вот теперь «Муристан», новое слово в русской литературе Израиля – и в русской литературе вообще.

Оглавление журнала "Артикль" Клуб литераторов Тель-Авива