АЛЕКСАНДР ПАВЛОВ

наигрыш из темы

 

 

отыгранным кончерто-гроссо
рассыпан ворох партитур
им кленов голые колоссы
пронзает ветер на лету

над вытоптанным терренкуром
оскал отдал ползучей тьме
кривой кинжал из мари хмурой
в поношенных цветах измен

траве под ворохом теплее
в нее вмерзая пятилист
забывший свет в себе лелеет
пока снегам не отдались

из апельсина заводного
из яблок резаных хотя б
давай отпразднуем три слова
неочевидных как ноябрь

 

 

линия жизни

 

б. херсонскому

старшие бились в секу младшие льют свинец
каждому человеку всегда приходит конец
дому стать деревянным дабы потом сгореть
этому сверху манна другому клеть или тлеть
жизни в ладони врезаны как их не удлинняй
ножиком или резвым бегом от ночи дня
дворик матрица боли подвига в никуда
колет тебя глагольней чем любовь и беда
весью где человеку ни воздуха ни поддых
код бы грязному веку и в веках такой воды
несколько наводнений пока устанет ладонь
легкий газ в автогене шепот из-под надо
всеми кого сдавали карты когда прольют
жидкий свинец в подвале в битку да не в твою

 

 

холодный батик

 

о. бельской

поперечные тени с подмостков до крайнего ряда
на продольные падают криво рисуя кресты
ворох жизней случившихся в ночь прибивает к оградам
суховей обрывая чужого цвета и хрусты

зеленеет привычных сезонных утех гистерезис
замедляются ветры и крон раздевания кон
окропившие память дожди освежают порезы
от морщин и лощин испаряясь висит молоко

кислородная маска протянута с полого неба
надышавшись уставшего лета по венам покой
разливается красной рекой и закат из молебна
растворяет густой горизонт да атласный такой

 

 

бережно ставишь винил

 

воздух игольчатый трётся на паутине
шамбала пройдена полон густым грааль
на полынье затягивающейся стынет
битым желтком о край

бережно ставишь винил пока убегает кофе
среднего рода месяцы теплятся да едва
канули все слова с дырой в галифе к голгофе
катится караван

дрогнет запил внутри на который наскочит сердце
вены ответят меди свалторновит валтасар
а на ракорде замертво век вертеться
шорохов голосам

 

***

в какой-нибудь из дней
когда мне станет
противней чем сейчас
освобожу-ка окна я от ставен
за час
забуду буквы в ваших алфавитах
и чем их нажимать
схожу к отцу отечеством убитых
морщин разглажу мать
ребенка подниму
в любовь поплачу
с ней нечего делить
и только так умру а не иначе
закройте тропари

 

 

старые песни о главном

 

                   а. петрушкину


картограф новым трещинам в ландшафте безумно рад.
ну, лопайтесь, овраги, продолжайте, с продажи карт
живет давно на полном копирайте. есть пасека и счет.
и вы, ручьи, почаще вымирайте. найдем еще.

профессор следующей аспирантке безумно мил.
под вальс бостон в ее горящем танке с двумя детьми
она ему чернильницы отмоет. в них радуги нальет.
им по науке не вмерзать обоим под нобелевский лед.

поэт строке, заточенной под ребра, безумный, внял,
и выплюнутым нафик богу кобрам глаза менял,
отравленным бухает ядом снова, едва слова
не прокусили новой жертве слева кровавым СО2.

кишечник, доживая жизни праздник, безумно вял.
он, как и все вздувался, было-разно, говно ваял.
метеоризмы разгонял паяцем. рос вширь и вглубь,
патологоанатомам смеяться. родне собрать золу.

 

 

рыбный день

 

 

давай меню объявим рыбный день
доставим наслаждение минтаю
не все же в удовольствие воде
тунцам давиться краба уминая

повесим флагом белые трусы
объявим миру пару перемирий
гусиных кож согреем у косы
под полнолунный перепляс дайкирий

вот потушу в тебе костёр войны
зарою томагавк куда попало
и рыбина небесной вышины
сожрет нас с потрохами чтоб не спало

простое ощущение того
что живы мы что праздник получился
что звезд соски светясь над головой
ухи хотят проглатывая числа

которые объявим рыбным днем
стихи похерив и не веря стирке
вверх белые трусы твои воткнем
моих бесцветных скрашивая дырки

под вудстоки и бабочек косяк
влюблюсь в тебя и не прощу ни разу
мясные дни и пост и на сносях
в которые я весь тебе заказан

под жидкой чешуёй прорвало крой
нож лунною кровищей заливает
и численник обуглится корой
по сладкой щуке в вечном каравае

 

 

переход за пару суток

 

а. к.

ночь обкатаннее дня две дороги за отроги

уставай терпеть меня время отмолчаться в боге
у скалистого хребта скалятся остатки юра

егерь тут зарыт а там свесит ноги мальчик юра
сверху обнажился скит и века ползут по взгляду

сзади гравием храпит постинфарктник а ведь надо
доползти под лик христа и зажечь никчемной свечку

не пугает высота ни одну свою овечку
у долины нет дверей в стены каменны без окон

не стучатся ни хорей ни гиперборей высокой
нотой славной сказки стран поливает за баксаном

и патроны жгут карман не принадлежа карманам
в не дождавшихся махры на обрывке потной врали

вписаны сыны игры алям валям галям далям
разряжай обойму в пять или в три секунды сразу

нам привычно обнулять год за ангела кавказу
от экскурсий прока нет не порвет очко за око

в забетоненной стране прогалдевшая сорока
лучше слушай как дрозды влет выпиливают воздух

в метре от одной звезды где снуют другие звезды
ночь закатаннее дня дна лететь в него за счастье

и оторванней меня приземляйся возвращайся
в ту что скомканного сна бредит правым полушарием

она у нас одна в ней вот-вот войну нашарим

 

 

белонитье

 

н. реберу

швы слипаются на Франкенштейне.
пресной влаге лизаться с рубцом,
вечнотесанным аки ошейник
на мазутной Реке под лицом.

на лице половинкою солнце,
половиной обратной луна.
скарамуш на русалке трясется,
и монетка на дне не видна

ни одна, а кидались пригоршней
за вернусь-не вернусь. дальше вен
вытекает Харон осторожный,
из зрачков извлекая селен.

над убогим по этой же Речке,
голубой разрывая мазут,
свесив ноги плывут человечки
на камнях, что неслышно ползут

к устью выдоха, вопля и воли,
к поглощающим Шиву словам -
где уродец не чувствует боли,
разползаясь по стянутым швам.

 

 

конструктор

 

алеше п.


ледок лопаточку до края
кровь в вену стволовым ножом
пригоршня пешки собирает
ферзям за тех кто положен
на синий пух наклейка криво
сверлит лунящейся над на-
ми в терцию хрипя тоскливым
по водосливам роздана

едва из пальцев до терпений
ломается стругацкий лед
очередным из поколений
сквозь сопли крыльями в полет
приделают корму и мачту
надуют сказкой пластилин
я бабке с лавкой посудачу
пока мосты не развели

надену кольца пирамиде
внутрь пальцы правильно сложу
и в тетрисе фемиде миде
игорный рубик куражу
пока описанное лего
дымится замком у штанов
песок в песочнице а не у
приставших к небу валунов

кубов без  знаков и различий
мест стертых картами извне
заштопанной под звезды-лычки
давно проигранной войне
страны где гул ведра в колодцах
крест даже в деда помочах
где лепится смеется пьется
наотмашь голова с плеча

как ладен крой так бубен складен
и гостом выписан погост
чего же сложен бога ради
из пазла выстраданный пост
снежка в лопаточке до края
песка пока затухнет глаз
когда мы просто умираем
лепите кубики из нас

 

 

***

 

буквы сложатся в рязань, казань, перестань
                    с. ланге

подсыхают кровь и лужи
бомж разделся до зари
духота грызет снаружи
воздух лопнувший внутри

половинки грязных радуг
над проезжей частью сна
бред на цветоформы падок
нами полоснув по нам

в швы перелицован всуе
жмет демисезонный крой
перерыв земной пасует
между первой и второй

разбодяжат ночь с рассветом
в дрожжи серые тона
а в бутылке с пьяным летом
далеко еще до дна

 

 

несколько дней в стране и.х. - цикл об израиле,  где еще не был

 

 

333 /  holy land t-shirts

 

гвидо

поделки на ершалаиме
свечение про не тебя
стволу подсказывают имя
телоискатель теребя

за выпущенных вон жиганов
под м-16 и ак
за мелочь мятую карманов
раз без зубов наверняка

какой бы не был дед в иуду
марией бабка на сносях
без карты носит вас повсюду
на ломких тонких воздусях

 777 / метро здесь только там

с. марковской

по улице гробниц и кайфа
культурой вглядываясь в кровь
пока оплакивает хайфа
в футбол пинаясь как из снов


залитый пивом вечный праздник
из ошарашенных кафе
невыездник и не вылазник
всем прошлым аутодафе


ребенок черта поминает
когда сминает медсестра
шприц
жирным шрифтом слева с краю
на нем написано пора

развеивающиеся над
монады жерлами опять
нам говорят его не надоть
а лучше сразу этих пять

444 / тода раба

ф. хармацу

таможня не дает добра
во всех гуляет взятка сверху
отсветом левым серебра
снуют поперхнутые в веру

такая перхоть у стены
пока седины выцветают
из привезенной ферганы
в цвет окочурится святая

давай-ка выпьем этих звезд
поскольку нечем ухмыляться
мы плачем иногда всерьез
что им без четверти двенадцать

111 / од эхад, од штайм...

с. крайтману

допустим иногда умрешь и вечен
дойдут по стрелам дети где-нибудь
не из твоих расщелин или трещин
родное упадет тебе на грудь

как желудь как сорняк как семя долу
проклятая трава не обессудь
на крае мира все равно подолу
убогое подложное и суть

 

 

Оглавление журнала "Артикль"               Клуб литераторов Тель-Авива