Ирина Каренина

Привокзальные стансы

Morituri

Нам больно жить и страшно умирать.

Октябрь палачом стоит и дышит

В затылок, продолжается игра

В слова, стихи, страницы вечных книжек –

Не нами ли написаны они?

А? Желчью, кровью, муторным несчастьем...

Истерзанные пасмурные дни

Идут в расход и рвут тебя на части,

И ты скулишь – не гений, не пророк,

Поэт безлюдных улиц, доходяга,

Выбрасывая горсти жалких строк

На белую и мертвую бумагу:

Чем – кровью, желчью, ревностью, бедой

Октябрьской– ты их вывел, приневолил?

Когда стоял, бессмертный, молодой,

Еще живой и плачущий от боли...

Привокзальные стансы

Из динамиков – хрип кабацкий,

Предотъездная суета.

Расстаемся мы по-дурацки,

Да и встретились мы не так.

Друг мой милый, мой нежный, дальний,

Как мне сладко тебя любить,

Провожать на перрон вокзальный

И коньяк по буфетам пить.

Слез не будет; а будут – сдует

Мокрый ветер, взобьет пальто…

Расскажи, как тебя целуют.

Я сама догадаюсь, кто.

***

Фигня, и война, и маневры, хоть плачь, хоть не плачь,

Целуй мои родинки или считай мои сны, –

Мой возраст уже конвоир, но еще не палач:

Мне осень пока не страшна, и не жалко весны.

Давай, покажу тебе фокус, давай, я солгу,

Потом посмеемся вдвоем над таким пустяком:

Я так далеко, я грозила, что море сожгу –

И чиркаю весело спичкою над коробком.

***

Трое мужчин думают обо мне –

Каждый из них в стороне, при своей жене,

И только один может видеть меня во сне.

Трое мужчин. Три любви. Три вселенных. Да

Мне не нужна их шелковая вода,

Бархатный их огонь и пушистый снег,

Медленный взгляд из-под тяжелых век.

Ночью они думают обо мне,

Оставшейся в канувшем дне, о своей вине,

О лопнувшей жизни – тонком ее стекле,

И о глухом одиночестве на Земле.

Трое мужчин – это три возможных пути,

И по сердцам трех женщин надо пройти

Завоевательницей злой стати, тонкой кости.

Трое Адамов дышат со мною в такт,

Трое мужчин, с которыми все не так,

Три океана – три времени – горя три…

Слезы рукой холодною оботри.

***

остерегайся страсти привокзальной

и нежности притихшей госпитальной

и легких поцелуев на ходу

затем что не любовь так смерть приходит

и по щекам пуховкою проводит

затем что я вот так к тебе приду…

***

Как демон за левым плечом,

Как ангел за правым,

Тебя не прошу ни о чем.

«Ты, правый – неправый,

Ты, верный – неверный…» – шептать

На ухо – а надо?

И в сердце звенит пустота:

Ни рая, ни ада.

В забвении или в любви,

В дни счастья ли, гнева,

Я – то, что за правым твоим,

И то, что за левым.

Тяжел, человечен, бескрыл,

Ты веришь печали.

Но надо, чтоб кто-то парил

Вот так, за плечами…

***

Валентине Беляевой

Тамбурин, сямисэн или бубен цыганский –

А танцуй, вытанцовывай горе свое!

Погребальный напев или стон каторжанский –

Все одно, лишь бы в сердце сошло забытье.

Все одно, все едино, могло ли иначе

С нами быть… Как могло бы – не думай, не вой!

…Слышишь, песню поют – а как будто бы плачут

Над больной, над бедовой твоей головой…

Романс

Поговори со мной немного,

Поговори, поговори...

На сердце – дальняя дорога,

Король бубновый, фонари,

И насмерть сбывшиеся строки,

И все, что знаю наперед.

Поговори со мной о Боге,

Творящем вечность из пустот,

О том, как сквозь беду и грохот

Растет в нас нежность изнутри...

Поговори со мной, мне плохо.

Поговори, поговори...

***

Ах, фанерный чемоданчик

Бедной памяти моей!

Вот бумага снова клянчит:

"О печали прежних дней,

О прекрасном незабвенном

Почему не рассказать

Безвозбранно, откровенно –

Узелок не завязать?".

Правда, столько накопилось

Драгоценного старья! –

В две ладони уместилась

Жизнь бесценная моя,

Все сокровища былые,

Все, что жило, жгло, ушло,

Что мое в года иные

Сердце ранило светло.

Хлам особенно заманчив

В эти дни зимы, тоски.

Ах, фанерный чемоданчик,

Жестяные уголки…

***

От гомеровского пира, драгоценных вин

Что нам? – тесная квартира, винный магазин.

В жизни бедной или праздной захлестнет тоской,

Теллурическим маразмом, мерзостью людской.

И глядишь с античной мукой вмира суету,

Олимпийской полон скукой, с горечью во рту.

Соседки

…И пахнет крутым кипятком

На лестничной клетке.

Тоску, как бидон с молоком,

Проносят соседки,

Боясь расплескать невзначай, –

Обычные бабы,

И сроду не звали на чай,

Да я не пошла бы.

А глянешь – хоть вой, хоть кричи

От лютой недоли:

Несут ее, как кирпичи, –

Сподмог бы кто, что ли! –

Всю бренность житухи, всю блажь

Любови короткой…

Восходят на верхний этаж

Усталой походкой,

Авоськи влекут тяжело,

Вздымают, как гири.

На лестнице грязной светло.

И холодно в мире.

***

И ты, говорю, Брут,

тут как тут?

Думаешь, ты – крут?

Все врешь, и часы твои врут.

И звезды твои сгорят,

и вино тебе будет – яд,

а ты думал, в бок нож –

и все, и дальше живешь?

Нет, говорю, нет,

бойся таких побед,

взятых исподтишка

на острие клинка.

Что же ты, враг мой

друг,

как же ты, мой

Брут?

Ведь и тебе за мной –

за Ахерон стальной,

та же тебе ладья

за порог бытия,

тот же тебе Тот свет…

Больно ли мне?

Нет.

Причитальное

Ах ты, Русь-матушка, степь полынная,

Дорога длинная, гарь бензиновая,

Водка паленая, слеза соленая,

Драка кабацкая, гибель дурацкая,

Крест на дальнем погосте, белые кости,

Смертушкаранняя, подоконье гераневое

У мамки, у бабки, ломайте шапки,

Да – в ноги им, в ноги! Катафалки, дроги,

Не уйти от судьбы, выносите гробы –

Крепкие полотенца… В новое оденься,

Не жил счастливым – помрешь красивым,

Жизнь провороним – дак хоть похороним!

Девки, ревите, вот он, ваш Витя,

Санька, Сережа, Ванечка, Алеша,

Был живой, грешный, – лежит, сердечный,

Холодный, белый: мамка ль не успела

Беду отнять, в шифоньер прибрать,

В глаза ей смотреть, первой помереть,

Бабка ли продремала – поперек не встала,

Не заступила горю пути, не сговорилась наперед уйти, –

А что теперь! Костлявая в дверь,

А лучше б сума, чума да тюрьма,

Вместе б выхаживали, беду вылаживали,

Дачки таскали, у запретки стояли,

Кланялись до земли, кровиночку сберегли,

Все до нитки отдали, сытно не едали,

Папиросы россыпью, рюкзаки под насыпью,

Охранников матюги, Господи, помоги!

***

Какой благословенный страх –

Не спать с улыбкой на губах,

Лежать в разлуке, в темноте,

В разъединенье, в пустоте,

Не чувствовать твоей руки

В своей – мы оба далеки,

И возле чуткого плеча

Твоя подушка горяча,

Примята ласковой щекой…

Какой божественный покой,

Какая мука, нежность, власть –

К душе возлюбленной припасть,

В любви счастливой изнемочь –

И провалиться в сон и ночь.

***

Причисли меня к потерям, а не к долгам.

Я выживу – степью, бросившейся к ногам,

Походом, полетом сокола и коня,

Дорога, Охота– так называй меня.

Ночная прохлада, синий степной цветок,

И в путь без возврата манит восход, восток.

Будь, странник, избавлен от срама, хулы и лжи.

И ветер отравлен бескрайней свободой жить.

Ирина Каренина

Родилась в России, в г. Нижнем Тагиле. Окончила Литературный институт им. А. М. Горького. Автор 6 книг стихов. Лауреат премии журнала «Знамя» (2011). В настоящее время живет в Минске.

Оглавление журнала "Артикль"               Клуб литераторов Тель-Авива