Алексей Цветков
ПОХОРОНЫ ГОСУДАСТВЕННОГО ЗНАЧЕНИЯ
гиббон
гораздо в империи тише
оружию смена кайло
написано сим победиши
осталось придумать кого
наследника криспа двенадцати лет
фауста в парной угорела и нет
весь род извела до колена
по слухам маманя елена
но ереси лапы когтисты
над ветхой тарпейской скалой
повержены в прах донатисты
и арию жало долой
другую столицу под знаком креста
он скоро построит он знает места
где море змеится на мили
подальше от западной гнили
вот смерть наступает скотина
угрюмый начальник всего
снимают рабы с константина
багряную робу его
он мчится весь в белом спокоен и свят
где все остальные покойники спят
в гробах словно мичманы в шлюпках
без мыслей о прежних поступках
в иссохшем венце из укропа
как та антигона точь в точь
рыдает над римом европа
империи бывшая дочь
у местных ума ни в едином глазу
заботливо пользует пастырь козу
у ростр где тоскливо и пусто
назвав ее скажем августа
я часто читаю гиббона
открою и диву даюсь
неужто вот так же без стона
падет синеокая русь
ночами повадится гикать сова
где высился спас-на-бассейне-москва
и житель лишившийся пары
августу сведет под амбары
похороны государственного значения
подмяла страну не вообще ли
бессмысленной ночи пята
но нет ли где трещины щели
там мыши хоронят кота
свинцовые молнии в тучах
раскаты по швам тишины
он был несомненно из лучших
навек мы его лишены
к луне как локаторы уши
живот его серый высок
а хвост чтоб не пачкался в луже
возьмем на особый возок
созвездиям пискну со дна я
в последний решительный раз
взгляни мне поглубже родная
в изящные бусины глаз
ведь правда он был богоравен
хотя и на милости скуп
все крысы с фабричных окраин
бестрепетно прыгали в суп
ложились на ломтики тоста
прикрывшись салатным листом
ведь это поэзия просто
как жили мы в дружбе с котом
зачем он безжалостной смертью
отмечен и адским огнем
гуськом за шопеновской медью
заплачем родная о нем
на постном бульоне похлебка
и хлебные створки пусты
лишь взгляд на созвездия робко
лишь в траурных бантах хвосты
элегия с башней и птицей
вообще-то с утра обещали
вещая из нескольких мест
что лето вернется с вещами
но близок повторный арест
однако и этот короткий
возврат не прошел на ура
с порога забрали в колодки
неправду сказали с утра
в окно словно в прорезь колодца
взирая на бег бытия
я верил что лето вернется
напрасно надеялся я
там небо с впечатанной башней
колдует зеницы слезя
нам даже на вечер вчерашний
надеяться больше нельзя
последняя птица в потемках
наотмашь ища где светло
как тщетная память в потомках
влетает в ночное стекло
последний к знобящему вязу
глазами визит обходной
и лета не жалко ни разу
за вычетом птицы одной
зрачку безразлична преграда
под наст и в забвение впасть
где даже прогноза неправда
всей истины точная часть
смерть Бахметьева
в последнюю декаду декабря
бахметьев умерев или умря
уютно тлел в положенной могиле
злокачественный рак его убил
не то чтобы он позу полюбил
но прежние досуги не манили
бахметьев мог бы вспомнить будь он жив
останки в гроб еще не уложив
о росте цен и брошенной квартире
а житель бестолковый аноним
роился на поверхности над ним
где эти цены плача но платили
бахметьев был не он и не она
и разве есть у мертвых имена
из организма собственного вынут
он мог бы вспомнить как там дочь и зять
и свой диагноз захотеть узнать
но мертвые диагноза не имут
так рассуждал бы он под шум дерев
умря или возможно умерев
когда бы тот язык который слово
отныне мозгу не был незнаком
совместно с тем телесным языком
который сгнив не отрастает снова
он истлевал и честно был никем
не ел паштет не пил шато д'икем
ни ангелов ни стиксовой ехидны
он не страдал свой уинстон не куря
в последнюю декаду декабря
в стране где декабри не очевидны
любимая взгляни вот так и мы
внутри имея чувства и умы
уляжемся со следующей группой
не шевеля конечностями рук
и будем впредь ни дерево ни жук
ни даже анонимный житель глупый
* * *
он был бы автор песен и элегий
но мор скосил а следом рухнул рим
история теперь как свиток пегий
от пятен ненаписанного им
вот и гадай вдоль поколений кто мы
что вырасти могло бы из тебя
пока в неощутимые фантомы
обмен веществ не превратил тела
или вообще прицелишься но мимо
как в атакаме площадной крикун
история несозданного мира
цепочка умолчаний и лакун
вселенная построена из плотно
прижатых слов на них стоит она
а та где сплошь бумажные полотна
без букв пуста и не сотворена
ее под силу заселить любому
умом на миллионы лет подряд
вот только малограмотному богу
поручен человеческий подряд
нас надо было выдумать другими
в высоковольтном закалить огне
но мор въезжает в мир на ламборгини
и третий рим кончается в окне
когда темно
отслюнивал пока не стало сто
вертел слова на языке как бревна
терпел себе когда стемнеет все
стемнело чересчур правдоподобно
к полуночи от слипшихся речей
фарватер из гортани фиолетов
остались только эти сто ничем
впотьмах не обозначенных предметов
но подпирала нёбо вертикаль
уму пищеварения подарок
из скважины под буром вытекал
на грунт просроченный миропорядок
с натекших глаз он виделся ему
в крови но кровь черты с предметов стерла
и пер на слух в густеющую тьму
с надсадным треском лесосплав из горла
напрасно льнут плотовщики с челна
к ночной воде удить заначку детям
все кончено вода насквозь черна
венозная и что поделать с этим
с тем кто над руслом встал из микросхем
обдолбанный на перепутье витязь
последний сон изобразили всем
вот только что проснуться не проситесь
Оглавление журнала "Артикль"
Клуб
литераторов Тель-Авива