Сергей Сутулов-Катеринич
ОСТОРОЖНО, ОКНО ОТКРЫВАЕТСЯ
Баллада об учтённых дураках и уцелевшем друге
Я врагов сосчитал поимённо – хватает на целую роту…
На могилах друзей неизбежен паскудный запой…
Подлеца назову подлецом – навсегда потеряю работу:
Восклицательный знак обернётся пустой запятой.
Новоявленный враг?! Рота радостно примет Иуду –
Рыбаки рыбака встретят водкой и красной икрой.
«Ненавидишь поэта?!» – «Зачтётся как высшая удаль!» –
«По традиции – тост…» – «За скорейший его упокой!»
Удивительный сброд – улыбаясь, удавят за «лычку»:
«Заслужил – получи!» – «Потянись за фальшивой звездой!»
Дурака окрещу дураком – истребить невозможно привычку,
Хотя каждый учтённый дурак поднимает отчаянный вой.
Я врагам насолил. И они расстарались на славу.
За войною – война: «Обезумел сражаться с толпой?!»…
Короли подворотен горазды топтать на халяву,
Покупая попутно Чукотку, Байкал и «Плейбой».
Продолжая дерзить, обращусь к уцелевшему другу:
– Улетаешь? Вернись, виражи заложив над Москвой, –
Со щитом и мечом… Я сберёг амулет и кольчугу.
По традиции – тост: «Отвечаю своей головой!»
Королева разбитых зеркал
Я латаю латынь и латунь,
Ты рисуешь лазурь и узоры…
За окном – соловьиный июнь
Или плачет январь беспризорный?
Иллюзорна любовь. А война
Настоящая – только в окопе…
Упоительны те времена,
О которых не сложат утопий.
Я шифрую шафран и шифон,
Ты свирель мастеришь из сирени…
Твои письма на Западный фронт,
Вероятней всего, отсырели.
Мы рубили судьбу на рубли
И робели на белом причале…
Оттрубили твои журавли,
И бакланы мои откричали.
Я рифмую купель и капель,
Ты ревнуешь: то – Лиза, то – Лена…
Белопенный рояль закипел,
Ошалев от коллизий Шопена.
Нас Гомер обыграл в поддавки –
На осколки распались эпохи…
И сонату в четыре руки
Исполняют в ночах скоморохи.
На Гражданской тебя разыскал –
Затерялась в жеманной Гаване,
Королева разбитых зеркал,
Амазонка запретных желаний.
Клочок Плащаницы
Георгию Жердеву
Никогда не случится, но всегда приключится ниже левой ключицы
Неизбежный укол –
И над полем помчится за лисицей орлица, а на белой странице
Замычит чёрный вол.
Надоело ручаться и навек огорчаться, неучтённый участник
Партизанских атак?!
Достают ежечасно, имитируя счастье, и Чапаев, и Чацкий,
И король, и дурак.
Ничего не приснится, но мотив повторится, – помолчите, синицы,
Беспричинная чудь!
Если врут очевидцы, чужеземцы, девицы, то лжецы и провидцы
Напророчат по чуть.
Нужно чаще встречаться, из сердец и перчаток удаляя свинчатку,
Утоляя печаль…
Раздражая начальство, Чаплин, Чонкин, Курчатов попирают брусчатку,
Приглашая на чай.
Никуда не годится для шута и царицы, для Чечни и Столицы
Вопросительный знак…
И не стоит гордиться, но пора удивиться, что клочок Плащаницы
Запечатан в кулак.
Крещатик, стая стихарей…
Стихи оставили меня, долгов подкинули –
Как беспардонная родня, сто раз подставили –
Сто лет не пишут, не звонят, клянусь богинями…
Найдёте в ржавых словарях: живут в Италии.
Вчера воскрес убитый ямб: «Сгонять за рифмами?!
Они – медсёстрами теперь у Белой реченьки…»
И сын, и дочь, и друг, и зверь тиранят мифами.
Судьба и время – по нолям. Лечу над Вечностью…
Стихи на прозу разменял – в соплях метафоры.
Обид считать – не перечесть – на грани бешенства.
Дуэли. Госпиталь. Вокзал в хоралах Баховых.
«Он не виновен, ваша честь! Стрелялся – тешился…»
Назавтра явится хорей – (проспал с гиперболой):
«Опять разборки без меня? Кто труса праздновал?
Я, сударь, вам не изменял – кивните, Лермонтов!
Внимайте: стая стихарей воркует ласково…»
Крещатик. Крестник. Херувим. Днепра излучины.
Спасибо, Киев, Третий Рим, за хруст эпитета…
Стихи артачатся: «Опять сюжет закрученный?!»
Поссоримся, япона мать! «Адью!» – До Питера?..
Арамис на метле
Речитатив пращура
Внукам Тимофею, Акиму, Семёну, Илье…,
правнукам… и пра-пра-пра…
Запиваю в забытой богами стране,
Забивая на всё и на всех и на всяк…
Запеваю при ясной, но глупой Луне,
Завывая, что умер последний босяк.
Мезальянс мезозоя: озон и зола…
Запад коготь вонзает в прозрачный висок.
Бочку с красной икрой опрокинь и залай –
Убегая в Стокгольм, угодишь на Восток.
Вылетаю из здания бывшей страны,
Вылетая с обложки журнала «Бульвар»…
Выжимаю из памяти мрачные сны,
Выжигая апостроф из Кот-д’Ивуар.
Сюрреальный сюрприз: Арамис на метле –
Над актёром, аккордом, Акрополем – над…
Птолемей, твоё тело истлело в земле,
А душа принимает небесный парад.
Отмечая бессмертие радостной до,
Отменив камертона неверного стон,
Очертив пируэты над чёрной водой,
Отметаю вульгарное слово кордон.
Чур-чура, Челобей! – За иконой дыра…
«Дыр бул щыл…», – поучаю скворчатых внучат.
«Бобэоби, дедуля! Кончай вымирать!..»
Обещаю воскреснуть у озера Чад.
Георгин «Индира Ганди»
По полю, по снежному полю, по серому насту –
на волю, предельную волю, запретную волю! –
ну, здравствуй, опасный, зубастый, лобастый…
Прекрасно напрасное бегство, и клык алебастров…
(Я пулю не вижу, но, скорчившись, чую:
попала в загривок… А чукча-охотник
причалил добычу к чумазому чуму
и водку над волком глотнул до икотки…)
По небу, по чёрному небу, по небу чужому –
Индира, которая Ганди (рождённая Неру),
и дошлые шельмы, и пошлые шлюхи, и жалкие жёны
плывут, растворяясь по чуть в предрассветных ожогах…
(Ах, мамочка-мама, избитый задира
в твоих георгинах – в родном Казахстане! –
и самый любимый, чьё имя Индира,
от страха и сглаза спасать не устанет…)
По морю, по синему морю, по бешеной качке –
на волю, гранитную волю, сосновую волю! –
челнок, морячок-бодрячок из чудной кучерявой задачки;
но к чёрту – часы, чертежи, чебуреки, подначки…
(Иначе меня полубог океана
приливом накроет – зверюга, опомнись! –
я волны месил… и от ужаса пьяный
дрожал на песке… Выплывай, незнакомец!)
По свету, по белому свету, по самому краю
той жизни, казавшейся вечной, качу золотую монету –
подброшу: «Орёл или решка?!» – «Давай навсегда угадаю!» –
доносится свыше, и звук, срикошетив, срывается в грешные дали…
(Орёл или решка?! Ребром шандарахнет –
по рваному темени, носу кривому –
монета последняя… Скверный характер:
попробую кому согнуть в аксиому!)
Семь речей – семь печалей о Родине…
Раздражает фраза-роль «Кушать подано…» –
Я и Гамлета играл, и Лопахина –
Продала «Вишнёвый сад», мама Родина?
Патриаршие пруды перепахивай!
Мама Роди, бармалей переделкинский,
Недобитый воробей петропавловский
На тебя за горький век нагляделся и
Оглашаю приговор: «Лживость жалости».
Отвергаю вариант: «Жалость нежности» –
Журавли, Кижи, жасмин, Оружейная –
Зарифмуют без меня: «…гжели снежные»,
Обратят восторг побед в поражения.
Петербургский соловей обескровленный,
Пятигорский дуралей недоделанный,
Децибельное враньё бедной Родины
Изобильными глушу изабеллами.
Имитируя любовь чудо-мамочки,
Прессовала пацанов круче мачехи.
Инородны, мама Ро, «Печки-лавочки»?
«Чёрный бумер» в Чёртов ров заворачивай!
Демонстрируя любовь бодрой Родины,
Тромбовала красных дев площадь Красная.
Красноярский Моисей пел пародии:
«Возвертайся из москвей бабка гласная…»
Мама Родина, изгой онемеченный,
Незамеченный герой постаксёновский,
Части речи привожу в чебуречные,
Часть наречий развожу под сосёнками.
…Семь речей – семь печалей о Родине
Перечтут правнучатые бестии –
На Луне, во саду, в огороде ли…
Приговор зачеркну троеперстием.
Стожары… силуэт женщины
…с учётом того-сего, того и всего – вообще! –
я жалкое существо, живущее на хвоще, –
оболганный богомол, болезненный новояз,
хранитель святых крамол и грозного зова «Аз!»
разнузданная звезда взрывается неизбе… –
осознанная беда, опознанная в избе.
сюжет от меня к тебе продвинулся на микрон.
подкинь пятак голытьбе, подружка на миллион.
с учётом всего того, что брошено мной вотще,
ты – грешное божество в кроваво-жёлтом плаще,
летящее наобум, разящее наугад,
тиранящее Стамбул, врачующее Белград.
стамбульно табу судьбы: сбывается неизбе…
абы да кабы – в гробы, апостолу – А и Б,
наследникам – письмена, вериги лихих легенд,
растерзанная страна под титрами «happy end».
с учётом вчера, сего… и дня, что сожрёт Кощей,
поэзия – вещество, существенное в борще:
рецепты подскажет ямб, хотя ресторанит Бог.
хореи по букварям – гекзаметру на зубок.
неузнанная звезда врывается неизбе… –
минору назло и да… и даже назло тебе!
…сюжет: Рождества мажор! покажется: смерти нет.
Стожары. сержант. боржом. и – женщины силуэт…
Оглавление журнала "Артикль"
Клуб
литераторов Тель-Авива