Сергей Сутулов-Катеринич

 

 

 

ОСТОРОЖНО,  ОКНО  ОТКРЫВАЕТСЯ

 

                                 Баллада об учтённых  дураках и уцелевшем друге

 

Я врагов сосчитал поимённо – хватает на целую роту…

На могилах друзей неизбежен паскудный запой…

Подлеца назову подлецом – навсегда потеряю работу:

Восклицательный знак обернётся пустой запятой.

 

Новоявленный враг?! Рота радостно примет Иуду –

Рыбаки рыбака встретят водкой и красной икрой.

«Ненавидишь поэта?!» – «Зачтётся как высшая удаль!» –

«По традиции – тост…» – «За скорейший его упокой!»

 

Удивительный сброд – улыбаясь, удавят за «лычку»:

«Заслужил – получи!» – «Потянись за фальшивой звездой!»

Дурака окрещу дураком – истребить невозможно привычку,

Хотя каждый учтённый дурак поднимает отчаянный вой.

 

Я врагам насолил. И они расстарались на славу.

За войною – война: «Обезумел сражаться с толпой?!»…

Короли подворотен горазды топтать на халяву,

Покупая попутно Чукотку, Байкал и «Плейбой».

 

Продолжая дерзить, обращусь к уцелевшему другу:

– Улетаешь? Вернись, виражи заложив над Москвой, –

Со щитом и мечом… Я сберёг амулет и кольчугу.

По традиции – тост: «Отвечаю своей головой!»

 

Королева разбитых зеркал

 

Я латаю латынь и латунь,

Ты рисуешь лазурь и узоры…

За окном – соловьиный июнь

Или плачет январь беспризорный?

 

Иллюзорна любовь. А война

Настоящая – только в окопе…

Упоительны те времена,

О которых не сложат утопий.

 

Я шифрую шафран и шифон,

Ты свирель мастеришь из сирени…

Твои письма на Западный фронт,

Вероятней всего, отсырели.

 

Мы рубили судьбу на рубли

И робели на белом причале…

Оттрубили твои журавли,

И бакланы мои откричали.

 

Я рифмую купель и капель,

Ты ревнуешь: то – Лиза, то – Лена…

Белопенный рояль закипел,

Ошалев от коллизий Шопена.

 

Нас Гомер обыграл в поддавки –

На осколки распались эпохи…

И сонату в четыре руки

Исполняют в ночах скоморохи.

 

На Гражданской тебя разыскал –

Затерялась в жеманной Гаване,

Королева разбитых зеркал,

Амазонка запретных желаний.

 

Клочок Плащаницы

 

Георгию Жердеву

 

Никогда не случится, но всегда приключится ниже левой ключицы

Неизбежный укол –

И над полем помчится за лисицей орлица, а на белой странице

Замычит чёрный вол.

 

Надоело ручаться и навек огорчаться, неучтённый участник

Партизанских атак?!

Достают ежечасно, имитируя счастье, и Чапаев, и Чацкий,

И король, и дурак.

 

Ничего не приснится, но мотив повторится, – помолчите, синицы,

Беспричинная чудь!

Если врут очевидцы, чужеземцы, девицы, то лжецы и провидцы

Напророчат по чуть.

 

Нужно чаще встречаться, из сердец и перчаток удаляя свинчатку,

Утоляя печаль…

Раздражая начальство, Чаплин, Чонкин, Курчатов попирают брусчатку,

Приглашая на чай.

 

Никуда не годится для шута и царицы, для Чечни и Столицы

Вопросительный знак…

И не стоит гордиться, но пора удивиться, что клочок Плащаницы

Запечатан в кулак.

 

Крещатик, стая стихарей…

 

Стихи оставили меня, долгов подкинули –

Как беспардонная родня, сто раз подставили –

Сто лет не пишут, не звонят, клянусь богинями…

Найдёте в ржавых словарях: живут в Италии.

 

Вчера воскрес убитый ямб: «Сгонять за рифмами?!

Они – медсёстрами теперь у Белой реченьки…»

И сын, и дочь, и друг, и зверь тиранят мифами.

Судьба и время – по нолям. Лечу над Вечностью…

 

Стихи на прозу разменял – в соплях метафоры.

Обид считать – не перечесть – на грани бешенства.

Дуэли. Госпиталь. Вокзал в хоралах Баховых.

«Он не виновен, ваша честь! Стрелялся – тешился…»

 

Назавтра явится хорей – (проспал с гиперболой):

«Опять разборки без меня? Кто труса праздновал?

Я, сударь, вам не изменял – кивните, Лермонтов!

Внимайте: стая стихарей воркует ласково…»

 

Крещатик. Крестник. Херувим. Днепра излучины.

Спасибо, Киев, Третий Рим, за хруст эпитета…

Стихи артачатся: «Опять сюжет закрученный?!»

Поссоримся, япона мать! «Адью!» – До Питера?..

 

Арамис на метле

Речитатив пращура

 

Внукам Тимофею, Акиму, Семёну, Илье…,

правнукам… и пра-пра-пра…

 

                                               Запиваю в забытой богами стране,

Забивая на всё и на всех и на всяк…

Запеваю при ясной, но глупой Луне,

Завывая, что умер последний босяк.

 

Мезальянс мезозоя: озон и зола…

Запад коготь вонзает в прозрачный висок.

Бочку с красной икрой опрокинь и залай –

Убегая в Стокгольм, угодишь на Восток.

 

Вылетаю из здания бывшей страны,

Вылетая с обложки журнала «Бульвар»…

Выжимаю из памяти мрачные сны,

Выжигая апостроф из Кот-д’Ивуар.

 

Сюрреальный сюрприз: Арамис на метле –

Над актёром, аккордом, Акрополем – над…

Птолемей, твоё тело истлело в земле,

А душа принимает небесный парад.

 

Отмечая бессмертие радостной до,

Отменив камертона неверного стон,

Очертив пируэты над чёрной водой,

Отметаю вульгарное слово кордон.

 

Чур-чура, Челобей! – За иконой дыра…

«Дыр бул  щыл…», – поучаю скворчатых внучат.

«Бобэоби, дедуля! Кончай вымирать!..»

Обещаю воскреснуть у озера Чад.

 

Георгин «Индира Ганди»

 

По полю, по снежному полю, по серому насту –

на волю, предельную волю, запретную волю! –

ну, здравствуй, опасный, зубастый, лобастый…

Прекрасно напрасное бегство, и клык алебастров…

 

(Я пулю не вижу, но, скорчившись, чую:

попала в загривок… А чукча-охотник

причалил добычу к чумазому чуму

и водку над волком глотнул до икотки…)

 

По небу, по чёрному небу, по небу чужому –

Индира, которая Ганди (рождённая Неру),

и дошлые шельмы, и пошлые шлюхи, и жалкие жёны

плывут, растворяясь по чуть в предрассветных ожогах…

 

(Ах, мамочка-мама, избитый задира

в твоих георгинах – в родном Казахстане! –

и самый любимый, чьё имя Индира,

от страха и сглаза спасать не устанет…)

 

По морю, по синему морю, по бешеной качке –

на волю, гранитную волю, сосновую волю! –

челнок, морячок-бодрячок из чудной кучерявой задачки;

но к чёрту – часы, чертежи, чебуреки, подначки…

 

(Иначе меня полубог океана

приливом накроет – зверюга, опомнись! –

я волны месил… и от ужаса пьяный

дрожал на песке… Выплывай, незнакомец!)

 

По свету, по белому свету, по самому краю

той жизни, казавшейся вечной, качу золотую монету –

подброшу: «Орёл или решка?!» – «Давай навсегда угадаю!» –

доносится свыше, и звук, срикошетив, срывается в грешные дали…

 

(Орёл или решка?! Ребром шандарахнет –

по рваному темени, носу кривому –

монета последняя… Скверный характер:

попробую кому согнуть в аксиому!)

 

Семь речей – семь печалей о Родине…

 

Раздражает фраза-роль «Кушать подано…» –

Я и Гамлета играл, и Лопахина –

Продала «Вишнёвый сад», мама Родина?

Патриаршие пруды перепахивай!

 

Мама Роди, бармалей переделкинский,

Недобитый воробей петропавловский

На тебя за горький век нагляделся и

Оглашаю приговор: «Лживость жалости».

 

Отвергаю вариант: «Жалость нежности» –

Журавли, Кижи, жасмин, Оружейная –

Зарифмуют без меня: «…гжели снежные»,

Обратят восторг побед в поражения.

 

Петербургский соловей обескровленный,

Пятигорский дуралей недоделанный,

Децибельное враньё бедной Родины

Изобильными глушу изабеллами.

 

Имитируя любовь чудо-мамочки,

Прессовала пацанов круче мачехи.

Инородны, мама Ро, «Печки-лавочки»?

«Чёрный бумер» в Чёртов ров заворачивай!

 

Демонстрируя любовь бодрой Родины,

Тромбовала красных дев площадь Красная.

Красноярский Моисей пел пародии:

«Возвертайся из москвей бабка гласная…»

 

Мама Родина, изгой онемеченный,

Незамеченный герой постаксёновский,

Части речи привожу в чебуречные,

Часть наречий развожу под сосёнками.

 

…Семь речей – семь печалей о Родине

Перечтут правнучатые бестии –

На Луне, во саду, в огороде ли…

 

Приговор зачеркну троеперстием.

 

Стожары… силуэт женщины

 

…с учётом того-сего, того и всего – вообще! –

я жалкое существо, живущее на хвоще, –

оболганный богомол, болезненный новояз,

хранитель святых крамол и грозного зова «Аз!»

 

разнузданная звезда взрывается неизбе… –

осознанная беда, опознанная в избе.

сюжет от меня к тебе продвинулся на микрон.

подкинь пятак голытьбе, подружка на миллион.

 

с учётом всего того, что брошено мной вотще,

ты – грешное божество в кроваво-жёлтом плаще,

летящее наобум, разящее наугад,

тиранящее Стамбул, врачующее Белград.

 

стамбульно табу судьбы: сбывается неизбе…

абы да кабы – в гробы, апостолу – А и Б,

наследникам – письмена, вериги лихих легенд,

растерзанная страна под титрами «happy end».

 

с учётом вчера, сего… и дня, что сожрёт Кощей,

поэзия – вещество, существенное в борще:

рецепты подскажет ямб, хотя ресторанит Бог.

хореи по букварям – гекзаметру на зубок.

 

неузнанная звезда врывается неизбе… –

минору назло и да… и даже назло тебе!

 

…сюжет: Рождества мажор! покажется: смерти нет.

Стожары. сержант. боржом. и – женщины силуэт…



Оглавление журнала "Артикль"               Клуб литераторов Тель-Авива

 

 

 

 


Объявления: