Михаил Сидоров
ЗАЧЕМ НАУКЕ «ОРИЕНТАЦИЯ»?
В середине XVI века Томас Гоббс в своем «Левиафане» писал: «Физические истины не нарушают ничьих выгод, ничьих наслаждений, и поэтому все готовы приветствовать их». Как это ни парадоксально, но сегодня это утверждение знаменитого философа нельзя считать соответствующим реальному положению вещей. Более проницательной и уместной представляется его же мысль о том, что «если бы Евклидова теорема: «Три угла треугольника равняются двум прямым» – противоречила интересам властвующих, то и ее если не оспаривали бы, то во всяком случае подвергли бы запрещению».
Вероятно, причина этого парадокса кроется в высоком авторитете самой науки, к которому уже давно апеллируют не только власть имущие, но и значительная часть идеологизированного населения, желающего видеть «научное подтверждение» своим предрассудкам, заблуждениям, порокам, низменным чувствам (по словам Карла Ясперса, «выросло суеверие науки, люди… ожидают от науки… просто-таки всего»). С появлением на свет наукообразных социальных утопий и расовой теории Ж.Гобино на подобное обоснование стал претендовать и антисемитизм.
Наука – это деятельность по получению новых знаний, независимо от практических потребностей. Большой вред науке (да и не только ей) наносит ее идеологизация. Между тем, к концу второй декады ХХ века отчетливо проявилось идеологическое деление науки в рамках бинарной оппозиции «своя – чужая» в двух версиях: в Советской России – на «пролетарскую» и «буржуазную» (так называемый ленинский принцип «партийности философии»), в Германии – на «арийскую» и «еврейскую» науку.
В 1920 году в Берлине было учреждено «Рабочее объединение немецких естествоиспытателей для поощрения чистой науки». Инициатором его создания стал нобелевский лауреат, физик-экспериментатор Ф.Ленард – будущий активный нацист, один из столпов «арийской физики». Целью «Рабочего объединения» было развенчание теории относительности и дискредитация ее основателя. В статье «Мой ответ. По поводу антирелятивистского акционерного общества», опубликованной в «Berliner Tageblatt» 27 августа 1920 года, Альберт Эйнштейн подчеркивал, что «в основе этой затеи лежит отнюдь не стремление к истине. (Будь я по национальности немцем со свастикой или без нее, а не евреем со свободными, интернациональными взглядами, то…)».
Таким образом, в Германии антисемитизм в научной среде стал активно культивироваться задолго до прихода к власти нацистов.
Российские большевики, в свою очередь, были уверены, что в человеческом обществе всякая идеология, а следовательно и философия, выражает интересы того или иного класса. «Материализм, – утверждал Ленин, – включает в себя, так сказать, партийность, обязывая при всякой оценке события прямо и открыто становиться на точку зрения определенной общественной группы». Разумеется, для коммунистов такой общественной группой мог быть только «пролетариат». Они же взяли на себя труд и определять эту самую «точку зрения» ввиду «несознательности» передового класса [1]. Между тем не кто иной, как Карл Маркс еще в 1873 году, критикуя «буржуазную политэкономию», писал: с завоеванием политической власти классом капиталистов «пробил смертный час для научной буржуазной политической экономии… Бескорыстное исследование уступает место сражениям наемных писак, беспристрастные научные изыскания заменяются предвзятой, угодливой апологетикой». Оказалось, что такова судьба всякой «официальной науки».
Постепенно, через философский материализм большевиков, «партийность» внедрилась во все науки, включая естественные. В значительной мере это стало возможным потому, что, как заметил академик А.Д.Александров (1912 – 1999), «марксистско-ленинская философия» была «объявлена наукой, а не философией, как чем-то отличным от науки».
В Советской России, в силу господства коммунистической идеологии с ее интернационалистскими лозунгами, об открытой пропаганде антисемитизма не могло быть и речи, хотя на бытовом уровне он несомненно сохранялся, и ни одна «общественная группа» не имела устойчивого иммунитета к этому недугу. В общем, у нас нет достаточных оснований утверждать наличие юдофобских мотивов в неоднократных выступлениях против теории относительности и квантовой механики на страницах философского журнала «Под знаменем марксизма» известного электротехника академика В.Миткевича, а также профессоров А.Тимирязева и А.Максимова (с 1943 года – член-корреспондент АН СССР). Их критика в то же время имела явный политический оттенок и апеллировала к «передовой идеологии», что само по себе было весомым «аргументом» в споре.
От нападок со стороны этих «диалектических материалистов» новые физические теории защищали известные советские ученые: С.И.Вавилов, А.Ф.Иоффе, И.Е.Тамм, В.А.Фок, Я.И.Френкель. Так, в 1937 году в одной из своих статей в журнале «Под знаменем марксизма» академик Иоффе отмечал, что Максимов, обвиняя физиков-релятивистов в идеализме и антисоветизме (!), смыкается «по своим физическим взглядам с немецкими фашистами». (В это время в нацистской Германии уже безраздельно господствовали Ф.Ленард, Й.Штарк и прочие физики-«арийцы».)
На таких тонах велась дискуссия, и санкционирована она была самой высокой инстанцией: ведь еще 25 января 1931 года ЦК ВКП(б) принял постановление «О журнале «Под знаменем марксизма». Оно содержало поистине соломоново решение, призывавшее «вести неуклонную борьбу на два фронта: как с механистической ревизией марксизма, как главной опасностью» (механистическим «уклоном» грешил как раз А.Тимирязев), «так и с идеалистическим извращением марксизма» группой А.М.Деборина (последний хотя и был заменен на посту главного редактора «ПЗМ», но все же остался в редакции). А менее чем за две недели до этого И.В.Сталин в ответе на запрос Еврейского телеграфного агентства заявил: «В СССР строжайше преследуется законом антисемитизм, как явление, глубоко враждебное Советскому строю. Активные антисемиты караются по законам СССР смертной казнью». Однако «диалектические материалисты» и после принятия указанного постановления продолжали отстаивать свои «антирелятивистские» взгляды.
Подобный «плюрализм» сегодня может показаться невероятным: все это происходило накануне и во время «великой чистки» и форсированной подготовки к войне. Но в упоминавшемся уже журнале «Под знаменем марксизма» (1937, №11-12) были напечатаны статья Альберта Эйнштейна «Физика и реальность», а также еще пять статей («в порядке обсуждения»): академиков Иоффе и Миткевича, А.Максимова (член редакции журнала «ПЗМ»), профессоров В.Г.Фридмана и Л.Д.Ландау. В открывавшей обсуждение статье «О положении на философском фронте советской физики» Иоффе прямо писал, что Максимов и Тимирязев «борются с теорией относительности Эйнштейна, который, несмотря на свои пацифистские и сионистские увлечения, является несомненным антифашистом и демократом». Небезынтересная деталь: в этом же номере журнала публиковалась и речь Сталина, произнесенная им перед избирателями 11 декабря 1937 года, накануне выборов в Верховный Совет СССР первого созыва.
А в марте 1938 года Л.Д.Ландау был арестован по обвинению в антисоветской деятельности. В листовке, составленной при участии Ландау, говорилось о «сталинском фашизме», о том, что «в своей бешеной ненависти к настоящему социализму Сталин сравнился с Гитлером и Муссолини». И за меньшие «грехи» в те времена могли превратить в «лагерную пыль», однако с просьбой о прощении талантливейшего физика-теоретика к Сталину обратились академик П.Л.Капица и Нильс Бор. В результате следствие по делу Ландау было прекращено, а сам он передан на поруки (позднее Льву Ландау трижды присуждалась Сталинская премия).
Разумеется, случай этот – не показатель гуманности властей: как раз в 1937-1938 годах волна репрессий обрушилась на Харьковский физико-технический институт, где, кстати, работал и Ландау [2]. Однако во вменяемости и прагматизме советскому диктатору отказать все же нельзя.
После Второй мировой войны, когда в советском обществе стал возрождаться антисемитизм, была предпринята еще одна попытка «запретить» квантовую физику и теорию относительности. По свидетельству академика А.П.Александрова, инициатива эта и на сей раз исходила от того же А.Тимирязева, так и не раскаявшегося в своих механистических заблуждениях. Но потребность режима в ядерном оружии взяла верх, и здравый смысл опять возобладал. Зато во второй половине 40-х годов под запрет попала кибернетика, получившая ярлык буржуазной лженауки, и возобновился крестовый поход против «реакционных теорий в биологии» (неовитализма, психоламаркизма, механицизма, вейсманизма-морганизма), завершившийся на известной сессии ВАСХНИЛ в июле-августе 1948 года. «Победа мичуринской биологии» означала полный разгром генетики, начатый «народным академиком» Т.Д.Лысенко, при философской поддержке И.И.Презента, еще до войны. (И здесь не последнюю роль сыграло то, что Сталину было известно о евгенических «шалостях» немецких генетиков в гитлеровской Германии, а именно – об «исследованиях» в Институте имени кайзера Вильгельма, проводившихся на заключенных лагерей смерти под руководством профессора Отмара Фрайхерра фон Фершуэра – ведущего специалиста по «расовой гигиене» в Третьем рейхе. Мичуринцы же не преминули провести соответствующую аналогию, после чего судьба советской генетики была решена.) По времени все это совпало с полуофициальной антисемитской кампанией – борьбой с «безродными космополитами».
В сентябре 1947 года пленум Союза советских писателей Украины отметил «наличие националистических, сионистских взглядов в творчестве некоторых еврейских писателей на Украине, в частности, в творчестве И.Кипниса». Прошло девять месяцев, и удар был нанесен с другой стороны: «Литературная газета» разродилась статьей З.Паперного «Перечитывая Белинского», один из разделов которой назывался «Против безродных космополитов». Здесь газета обрушивалась на критика Льва Субоцкого за то, что он «глазами космополита смотрит… на нашу современную литературу… пренебрежительно относится ко всему национальному в советском искусстве».
Крутые повороты сталинской политики, когда из пресловутой «тележки» выпадал очередной попутчик, были явлением обычным. Но если в основе «чисток» 20-30-х годов лежал «классовый подход», то новая кампания была детерминирована этнически (хотя ее политическая окраска была очевидна – началась «холодная война»!). Особую пикантность ей придавало и то, что одни евреи понуждались публично «разоблачать» других, не будучи уверенными в том, что завтра не настанет их черед. В рассказе Владимира Тендрякова «Охота» таинственный персонаж – колебатель коммунистической убежденности студентов Литературного института – на вопрос, чем отличается интернационализм от космополитизма, отвечал: «Должно быть, тем же, чем голова от башки». В начинавшейся битве с «космополитизмом» под национальным мыслилось все, кроме еврейского (это – уже «национализм», да еще «буржуазный»!), но прежде всего – русское, так как «слово русский и слово советский» постепенно стали синонимами. Возникала любопытная ситуация: еврей, чтобы стать «советским патриотом», должен был сначала выйти из плоскости своего «национального измерения» в пространство интернационализма, что не составляло труда тридцать и даже двадцать лет назад. Теперь же, в конце сороковых, здесь его поджидала ловушка – инвектива космополитизма. Следовательно, реальный выбор еврея в условиях набиравшего силу советского антисемитизма мог быть таким: либо «сионизм», либо «космополитизм». Иными словами, оба хуже.
В пылу дискуссий по биологии, языкознанию, физиологии и других, прокатившихся в конце 40-х – начале 50-х годов в Советском Союзе, официальная философия несколько подкорректировала свою терминологию. «Мичуринская биология, – говорилось в «Кратком философском словаре» (1951 год), – наука народная…», она «пронизана подлинно большевистской нетерпимостью ко всякой поповщине в науке». Итак, «пролетарская» наука становится «народной». Но эта подвижка отнюдь не означала отказа от «партийности». Философская дискуссия 1947 года устами А.А.Жданова вскрыла «серьезные ошибки и пороки» книги Г.Ф.Александрова «История западноевропейской философии». Книга эта, по мнению партийных идеологов, «объективистски излагала историю философии, игнорировала принцип большевистской партийности».
Расправа над Еврейским антифашистским комитетом, «дело врачей», а затем все более враждебное отношение советского руководства к Израилю уже после смерти Сталина знаменовали собой становление в СССР государственного антисемитизма. Основные элементы этой политики: антиизраэлизм, антисионизм и «асемитизм» (вытеснение евреев из руководящих партийных и других политических органов, ограничение их деятельности в областях науки и техники, связанных с обороной, и т.п.), фактическое изживание остатков идишской культуры. Разрыв дипломатических отношений с Израилем в ходе Шестидневной войны завершил превращение советских евреев в заложников «холодной войны».
Коммунистическая тоталитарная идеология еще при Сталине обрела черты идеологии имперской. Логика тоталитаризма оказалась сильнее исходных коммунистических утопических догм, и от первородного революционного интернационализма остался только ритуальный призыв к объединению пролетариев всех стран. Интернационализм вытеснялся «советским патриотизмом», который лишь прикрывал националистические поползновения в республиках и автономиях Советского Союза. «Коммунистический идеал» стал постепенно подменяться «национальными идеями» разного сорта. В оформлении «русской идеи», самым внятным элементом которой была юдофобия, активное участие принимали консервативно и шовинистически настроенные деятели науки и искусства, причем как официально лояльные режиму, так и диссидентствующие.
На рубеже 60-70-х годов партийная власть пыталась обуздать националистическое движение. Вторжение войск Варшавского пакта в Чехословакию в августе 1968 года преподносилось пропагандой как выполнение «интернационального долга» перед трудящимися этой страны. В ноябре 1970 года на заседании политбюро ЦК КПСС Л.И.Брежнев выступил против националистической линии журнала «Молодая гвардия». Затем был запрещен националистический самиздатский журнал «Вече», а его редактор В.Осипов – арестован. Но авторитет правящей партии неудержимо падал, происходила девальвация коммунистического идеала, неэффективность «плановой экономики», усугубляемая непосильными военными расходами, вела к стагнации и снижению жизненного уровня. Все это вызывало недовольство населения. В условиях нараставшего системного кризиса роль универсального виновника всех бед, по традиции, отводилась евреям. Раздражение «простого народа», умело использовавшееся советской пропагандой, вызывала и возможность выезда из Советского Союза хотя бы некоторой части евреев. В атмосфере разочарования и недоверия усиливался антисемитизм, и некоторые люди, в том числе и в научно-преподавательской среде, открыто пытались обвинить евреев в своих личных неудачах.
Так, в мае 1977 года партийный комитет Новосибирского университета рассматривал вопрос «О состоянии взаимоотношений в коллективе кафедры истории КПСС университета». Было отмечено, что одна из сотрудниц «зашла настолько далеко, что стала говорить о «группе евреев», которые окопались на кафедре и в НГУ и ее преследуют». Этот юдофобский эксцесс нельзя считать случайным: в 70-е годы Новосибирский университет «славился» дискриминацией абитуриентов-евреев (чего не было в 60-е). А во второй половине 80-х годов в Новосибирском научном центре стало активно действовать отделение общества «Память», печально известного своим антисемитизмом.
«Перестройка» завершилась полным обвалом системы и распадом Советского Союза. Иначе и быть не могло, ибо «партийная наука» в принципе была не в состоянии дать ни адекватной картины, отражавшей положение советского общества в период кризиса, ни тем более обоснованных рекомендаций его реформирования. Еще в прославленную «оттепель» на дискуссиях корифеи советского обществоведения отказывали в праве на существование социологии и философии истории, социологию познания называли выдумкой буржуазных социологов и философов-идеалистов Э.Дюркгейма, К.Маннгейма и М.Шеллера, а эпистемологию – мертворожденной дисциплиной. Даже прослывший чуть ли не диссидентом среди советских философов Э.В.Ильенков (1924 – 1979) в своих теоретических изысканиях называл Н.А.Бердяева попом, паразитирующим «на невежестве и суеверии», а корифеев западной философии «Карнапа и Айера, Шлика и Поппера», понимавших философию как логический анализ языка науки, сформулировавших в ХХ веке принципы верификации и фальсифицируемости, обвинял в … философском словоблудии. На пленуме ЦК КПСС, посвященном «национальной политике партии в современных условиях», в сентябре 1989 года, академик В.Г.Афанасьев, идеолог «развитого социализма», с горечью признавал: «Мы… толком не знаем… кто мы с вами, каков наш строй, где мы живем? Чем мы живем? Какие наши идеалы? Куда мы идем?». Это – закономерное завершение творчества адептов «пролетарской», «партийной» науки: от самоуверенности и самолюбования – к полной растерянности и беспомощности.
Об этой беспомощности и бездарности свидетельствует сама «революционная перестройка». Советский Союз, несмотря на свое технологическое отставание от Запада, все же имел огромный экономический и научно-технический потенциал, в том числе – многомиллионный отряд инженерной интеллигенции (ИТР). Эти люди, в большинстве своем мыслившие прагматично, видели вред и бесперспективность «коммунистического строительства»; они могли бы перевести страну на эволюционный путь конвергенции с капитализмом. Несомненно, в высшем и региональном партийном руководстве также имелись здравомыслящие технократы, способные разработать стратегию этого перехода и возглавить ее реализацию.
Однако с приходом к власти М.Горбачева ведущие посты в партийной и государственной иерархии заняли профессиональные идеологи-доктринеры, к которым даже в брежневские времена относились весьма презрительно – как к пустословам и демагогам, готовым подвести «теоретическую базу» под любые действия здравствующего генсека. Они-то в результате целенаправленной кадровой политики Горбачева и оттеснили технократов от руководства экономической и социальной политикой; вместо продуманного и регулируемого перехода к рынку, постепенной и последовательной демократизации общества, под флагом возврата к «ленинской модели социализма» (уже обанкротившейся однажды), началась новая «революция сверху» – совершенно деструктивная, без ясной цели и плана, без надежной социальной опоры, – смывшая в конце концов своей волной самих «архитекторов и прорабов перестройки». В итоге этого очередного эксперимента Россия к концу ХХ века закрепилась в роли сырьевого придатка экономически развитых стран, а в качестве правящей элиты вместо меритократии получила криминократию. Возможно, это закономерный результат развития российской государственности [3].
Свобода и гласность были реальными плодами «перестройки». Однако отсутствие демократической традиции, соответствующей политической культуры общества и нравственных ориентиров, при полной эрозии прежних идеалов, повлекли за собой массу негативных последствий. В частности, под видом «русских», «патриотических» и «православных» легализовались шовинистические, фашистские и черносотенные организации со своей прессой; книжный рынок был наводнен юдофобской литературой. Но горбачевское руководство, увлеченное утопической целью придать социализму человеческое лицо, передав внутреннюю (в том числе и национальную) политику на откуп «живому творчеству масс», не желало, да уже и не могло вмешаться в эти процессы. (Плоды «творчества масс» пришлось вскоре пожинать в Нагорном Карабахе, Сумгаите, Узбекистане и других местах). Дело ограничилось немногочисленными публикациями в газетах «Известия» и «Комсомольская правда», предостерегавшими против разгула шовинизма и выдержанными к тому же в духе «верности подлинным ленинским идеям».
Коммунистическая идеология за семьдесят лет своего монопольного положения в советском обществе совершила дрейф от «пролетарского интернационализма» к «национал-большевизму» (термин, введенный еще в 20-е годы «сменовеховцем» Н.В.Устряловым). Как уже говорилось, в политике это нашло выражение, в частности, в государственном антисемитизме. После распада СССР и формальной демократизации режима государственный антисемитизм в России прекратил свое существование, но его место тут же занял антисемитизм «общественный» – не санкционированный властью, временами официально ею даже порицаемый, но фактически и не преследуемый по закону, так как он, как и его предшественник, легализует себя термином «антисионизм». Только отныне в вину евреям чаще ставилась уже их поддержка советской власти – «антинародной» и «антирусской». В начале 90-х годов лидер «Всемирного антисионистского и антимасонского фронта «Память» В.Емельянов заявлял: «В октябре 1917 года у нас была установлена первая в мире диктатура еврейского нацизма… Кстати, Гитлер тоже был еврей. Его настоящая фамилия Шекельгрубер, и он работал на них для подтверждения воплей об антисемитизме…».
Пещерной юдофобией оказалась заражена часть научной интеллигенции постперестроечной России. Один из лидеров «Русского сопротивления», доктор технических наук, профессор, декан юридического факультета Санкт-Петербургского государственного университета водных коммуникаций О.Каратаев, вдохновившись книгой А.Солженицына «Двести лет вместе», сочинил поразительный по цинизму документ: «Международно-правовые основы предъявления претензий со стороны русского народа государству Израиль, международным еврейским организациям». Согласно г-ну Каратаеву, для «мирного решения русско-еврейского вопроса» России необходима компенсация «нанесенных еврейством потерь в период 1917 – 1945 годов» (то есть включая и годы Холокоста!), а сумма «репараций» будет измеряться «триллионами долларов».
Теоретиками «правого» антисемитизма остаются некоторые бывшие диссиденты (например, академик Игорь Шафаревич). В гуманитарных науках – истории, философии, политологии и др. – большую популярность приобрела фантастическая концепция этногенеза, сформулированная профессором Л.Н.Гумилевым. Откровенно юдофобский подтекст имеют такие понятия его гипотезы, как химерные композиции, возникающие на суперэтническом уровне; этносы-паразиты и «народы-торгаши», живущие за счет коренных «народов-героев», и т.п. Концепция Л.Гумилева была подвергнута обоснованной критике некоторыми солидными учеными, например, профессором И.М.Дьяконовым. Однако, как и следовало ожидать, «теорию этногенеза» уже в полной мере используют в своей антисемитской пропаганде шовинисты, в том числе и многие «геополитики».
На юдофобской базе попытались реанимировать также и панславизм. В сентябре 1992 года состоялась «Краковская конференция по безопасности и развитию славян», в которой приняли участие представители Польши, России, Украины, Белоруссии, Югославии и Болгарии. В своем докладе «Геополитическое положение славянства» один из идеологов неопанславизма Болеслав Тейковский сказал, что «и капитализм, и коммунизм являются антинародным общественным строем, созданием и орудием еврейского национализма». Это скандальное (как и другие, в том же духе) заявление не вызвало никакого протеста со стороны лидера КПРФ, сопредседателя Русского национального собора Г.А.Зюганова, принимавшего участие в конференции.
Влияние идей Л.Гумилева чувствуется и в многочисленных геополитических произведениях наиболее яркого из современных теоретиков «евразийства» – Александра Дугина, который резко выступает против «космополитического либерализма», глобализации и пр., считая, что «национал-большевизм и евразийство – единственное истинное учение». Стоит напомнить, что «евразийство» заявило о себе еще в 1921 году, когда в Софии вышел сборник «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев». Среди ведущих деятелей «евразийского движения» были известный лингвист и этнограф князь Н.С.Трубецкой, философ и богослов Г.Флоровский, экономист и географ П.Н.Савицкий, правовед Н.Н.Алексеев и другие. Они полагали, что евразийская культура порождает государство-церковь; при этом, чем здоровее культура и народ, тем большей властью и жестокостью отличается его государство. Н.Н.Алексеев, например, считал, что та «форма федерализма, которую можно назвать советской, обладает целым рядом преимуществ» перед западным федерализмом.
В конце «перестройки» возобновились нападки на А.Эйнштейна и теорию относительности; причем, как и в Веймарской (а потом – в гитлеровской) Германии, главный упор делался не на объективный научный анализ релятивистики, а на национальную принадлежность ее создателя. Так, новосибирский физик В.Секерин в своей брошюре «Теория относительности – мистификация века» утверждает, что «Эйнштейн и его теория перешли под опеку и на службу мирового сионизма, который стал использовать их для достижения своих целей…». Другой критик «квантово-релятивистского подсознания» – В.Черепенников из Саратова, по-прежнему апеллирующий к «партийности» науки, считает, что «критерием истины» в дискуссии о теории относительности «должен стать труд В.И.Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». Философ В.Филиппов не оспаривал научной ценности релятивистики, но в изданной Барнаульским государственным педагогическим университетом в 1997 году книге «Человек в концепции современного научного познания» он убеждал своих читателей (в первую очередь – студентов) в том, что академик В.И.Вернадский «предвосхитил теорию относительности за 20 лет до ее официального признания, связанного с именем А.Эйнштейна». Однако труды русского гения, продолжал Филиппов, на «долгое время были спрятаны в чуланы спецхрана усилиями сионистов, окопавшихся в Российской Академии наук…». И философ-юдофоб призывал: «Проснись, русская наука, стряхни с себя пелену, облепившую тебя жидомасонами!» (стиль оригинала). В этой же книге целыми страницами цитируются, как аутентичный документ, «Протоколы сионских мудрецов».
Не упустил своего шанса лягнуть гиганта и Шафаревич, которому претит, что Эйнштейн «считается как бы образцом, символом научного гения». В своей новой антисемитской книге «Трехтысячелетняя загадка. История еврейства из перспективы современной России» академик ставит под сомнение приоритет Эйнштейна в разработке как специальной, так и общей теории относительности. Не забыл Шафаревич и о поддержке великим физиком сионистского движения; попутно, как последовательный антикоммунист, он вменяет в вину Эйнштейну и его «левизну» (с 1923 года был членом Общества друзей новой России). С логикой, когда речь заходит о «еврейском вопросе», у Шафаревича всегда возникают проблемы. Совсем уж крохоборческим выглядит такой «аргумент» его против «сфабрикованного места Эйнштейна в «общественном сознании»: «И «коллективное бессознательное», – заявляет он, – почувствовало этот «рекламный» характер образа Эйнштейна: сейчас мультипликационное изображение Эйнштейна рекламирует по телевидению пиво. Думаю, что с Ньютоном или Гейзенбергом это было бы просто невозможно» [4]. Сейчас уже не кажется противоестественным, что бывший инакомыслящий, всю жизнь страдавший «за правду» и известный не только своей скандальной «Русофобией», но и «историософским» трудом (по сути – цитатником) «Социализм как явление мировой истории», изданным в 1977 году в Париже, в конце 80-х годов с одобрением отзывался о реакции исламских фундаменталистов на книгу С.Рушди «Сатанинские суры». Безо всякого смущения, с пафосом писал Шафаревич о том, как мусульманские фанатики устраивали «грандиозные демонстрации», как «в столкновениях с полицией сотни людей отдали свои жизни, – и в результате удалось добиться запрета книги во многих странах».
Антисемиты на свой лад отметили и столетие специальной теории относительности: в московском издательстве «Яуза» вышла книга доктора физико-математических наук В.Бояринцева «АнтиЭйнштейн. Главный миф ХХ века», в которой предпринята очередная попытка дискредитировать «гения всех времен и одного народа». Тенденциозность этих усилий очевидна: половина книжки посвящена «опровержению» теории относительности, половина – «доказательству» того, что Эйнштейн якобы присвоил себе результаты исследований в области релятивистики Г.Лоренца и А.Пуанкаре. Это произведение предназначено для крайне невзыскательного читателя! Заодно Бояринцев «проехался» и по выдающемуся советскому физику Л.Д.Ландау – понятно, чем тот ему пришелся не по душе.
Советский государственный антисемитизм был «стыдливым» и строго дозированным «сверху». (На этом основании профессор С.Кара-Мурза вообще отрицает его существование в СССР, называя госантисемитизм неуловимым, «как призрак».) Он играл роль оружия в «холодной войне» и официально направлялся против сионизма, как идеологического соперника коммунизма, и Израиля, как союзника Соединенных Штатов, но не против евреев как народа. «Перестройка», помимо желания властей, сорвала этот последний камуфляж. Первым сигналом к легализации коммунистической юдофобии, еще при сохранении и подчеркивании «руководящей роли» партии, но уже без «классовой» риторики, стала публикация в «Советской России» (13 марта 1988 года) статьи Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами». В ней, среди прочего, выражалась «тревога» по поводу того, что «с воинствующим космополитизмом связана ныне практика «отказничества» от социализма». При этом автор ссылалась на К.Маркса и Ф.Энгельса, которые «называли целые нации на определенном этапе их истории «контрреволюционными»…». Понятно, что на данном историческом этапе пришло время называть «контрреволюционной» нацию «воинствующих космополитов» и «отказников», т.е. евреев…
Трансформация принципа «партийности науки» в концепцию «русской науки» завершилась примерно к середине 90-х годов. Теоретическое «обоснование» левого, марксистского антисемитизма на базе национал-большевизма было дано секретарем Ленинградского обкома КПРФ Ю.Беловым в статье «Шейлок и Кузьма. Еврейство на фоне русских проблем» [5]. Несколько ранее, в бывшем центральном печатном органе КПСС, газете «Правда», появилась публикация Д.Герасимова «Сатанинское племя. Кто стоит за убийцей иноков?» (5 мая 1993 года), содержавшая кровавый навет на любавичских евреев. Именно на эти «теоретические установки» и опирался впоследствии в своих юдофобских выступлениях депутат Государственной думы от КПРФ генерал А.Макашов.
Важной особенностью неокоммунистического антисемитизма в российской науке является то, что он организационно оформлен. Когда в начале 1998 года была предпринята попытка (надо сказать, довольно неуклюжая) объединить российскую интеллигенцию в демократическую общественную организацию, способную противодействовать проявлениям политического экстремизма и национализма, коммунистам удалось расколоть региональные конгрессы интеллигенции, выдвинув «национально-патриотические» лозунги. В 1994 году было создано общество РУСО («Российские ученые социалистической ориентации»), с отделениями в краях и областях Российской Федерации.
Под видом популяризации «научных и политических знаний», члены общества занялись антисемитской пропагандой через доступные им масс-медиа. Рупором общества РУСО стали региональные газеты КПРФ. Когда же, например, демократическая общественность Барнаула потребовала привлечь к ответственности за разжигание межнациональной вражды и оскорбительные выпады в адрес еврейского народа двух профессоров – авторов антисемитской монографии «Россия, Ленин и современный мир», активисты Алтайского отделения РУСО развернули в прессе, на радио и телевидении шумную кампанию в защиту «уважаемых и заслуженных ученых». В письме главному прокурору Алтайского края руководителей регионального отделения общества РУСО говорилось: авторы упомянутой «монографии» были уверены в том, что «большая часть евреев поймет несовместимость сионизма как человеконенавистнической идеологии, унижающей евреев». Между тем, в «монографии» евреи назывались опасным и проклятым племенем, ни на что, кроме подлости, не способным, сравнивались с крысами и тараканами и т.д.
Итак, преемницей «партийной науки» в России становится наука «социалистической ориентации». Но идеологическое ядро последней, как и у «арийской науки», – антисемитизм. Символична история В.Безверхого – кандидата философских наук, бывшего члена КПСС, преподавателя кафедры марксизма-ленинизма, который написал кровью клятву – отдать всю жизнь «борьбе с иудейством». Он был привлечен к суду за издание и распространение сокращенного перевода книги Гитлера «Майн кампф». В.Безверхий – убежденный нацист, пропагандировавший необходимость ликвидации «неполноценных» наций: евреев, цыган и прочих. Несмотря на все это, коллегия по уголовным делам Санкт-Петербургского городского суда в феврале 1993 года вынесла в отношении Безверхого оправдательный приговор.
Посильный вклад в окончательное решение самой «жгучей» для современной России проблемы торопятся внести и некоторые вышедшие в тираж партаппаратчики, не обремененные интеллектуальным и нравственным багажом, зато нашедшие себя на новом поприще. Например, в своей книге «Теневой народ. К истории евреев в России» (2002) А.Прохожев, бывший в перестроечные годы заведующим отделом пропаганды и агитации Алтайского крайкома КПСС, прилежно переписав все зады юдофобской премудрости у разномастных единомышленников, выдал конкретные рекомендации соответствующим учреждениям и ведомствам, сидящим, как видно, без работы. «В борьбе с сионизмом, – поучает сей неофит «социалистической ориентации», – не должны остаться в стороне органы Федеральной службы безопасности и Внешней разведки».
Впрочем, в многонациональной России остаются и приверженцы «русской национальной исторической науки», всерьез заявляющие о том, что они выступают передаточным звеном «от Светлых Космических Сил к русскому народу», который «забыл своих Светлых Богов» (Перуна, Велеса и др.) и «стал поклоняться иудейскому богу Яхве (Иегове) и его сыну И.Христу» – злонамеренным выдумкам «Темных Космических Сил». Именно так пишет в вышедшей в Омске в 2002 году книге «Современная образованщина и Русская Национальная Идея» В.Демин – «научный руководитель Общественной Русско-Славянской Академии».
Настоящий ренессанс переживает «кабинетная мифология» – «Велесова книга», подлинность которой не признавал даже Л.Гумилев, является первоисточником многих этногенетических «исследований» [6]. Ведутся жаркие споры о том, сколько лет насчитывает история русского народа – 10 миллионов (!) или «всего лишь» 10-12 тысяч. А.Дугин в одной из своих проповедей «национал-экзистенциализма» утверждал: «К русским принадлежат не только люди, но и особые избранные стихии, некоторые звери, духи, растения, камни, воды». Тут же им делалось интересное замечание: «Немцы единственный народ, в котором иногда проглядывает понимание русских…».
Мы уже отмечали, что идеологические и политические доктрины апеллируют к авторитету науки. Тем большую опасность для общества представляет политика, основывающаяся на лженаучных концепциях. П.Гюнерфельд, исследователь философии М.Хайдеггера, говоря о корнях германского фашизма, назвал в их числе иррационализм и опасную романтику, смешанную с национализмом и нетерпимостью к инакомыслящим. И вот в наши дни один из «социалистически ориентированных» ученых так выражает важнейшую духовную проблему, стоящую перед современной Россией: «Возможно ли соединить русскую идею с идеей социализма?» И отвечает уверенно: «Не только возможно, но и необходимо».
Таким образом, крайности сошлись. История ХХ века дала поучительный пример «соединения» национальной идеи и социализма. Оно так и называлось: национал-социализм. Ученые «социалистической ориентации» предлагают теперь, судя по всему, не что иное, как его российский вариант. Что же касается науки вообще, то она может быть либо подлинной, либо какой-нибудь «ориентации» («партийной», «арийской» и пр.), то есть обыкновенным шарлатанством.
Оглавление журнала "Артикль"
Клуб
литераторов Тель-Авива