Давид Шехтер

Лихой генерал

     Впервые я увидел Ариэля Шарона еще в 1974 году в ...Одессе. Нет, нет прославленный генерал не приехал с официальным визитом – между Израилем и СССР не было дипломатических отношений. Да и частная поездка в поисках исторических корней или для посещения могил предков, как это модно сегодня, была невозможна в атмосфере государственного антисемитизма, охватившего СССР. Просто мой отец, прийдя домой с работы, с гордостью показал очередную антиизраильскую брошюру, которые пачками выходили тогда во всех издательствах. Я знал много евреев, собиравших эти пасквили, у моего тестя была целая полка такого рода «литературы», где красовались низкопробная – для плебса - «Палестина в петле сионизма» и более солидная – для интеллигенции - «Египет времен президента Насера», Евгения Примакова - будущего российского премьера, а тогда собкора «Правды» в Каире . Большая часть этих книжонок была написана евреями, стремившимися выслужиться перед властью, как выяснилось впоследствии, и Евгений Маскимович Примаков, по поводу национальности которого из-за типичных фамилии-имени-отчества ни у кого не возникало сомнений, тоже оказался из той самой когорты.
     Название книжонки, принесенной отцом , улетучилось из памяти, зато я хорошо помню свое удивление – отец не принадлежал к числу еврейских мазохистов, коллекционировавших эти издания и не пытался извлечь из них хоть какую-то полезную информацию об Израиле. Он ненавидел советскую власть и с конца шестидесятых годов, как только появилась возможность выезда в Израиль, мечтал о репатриации. Ни на йоту не веря советским СМИ , отец слушал разные «голоса», в том числе «Голос Израиля», из которых и черпал всю информацию. Поэтому я был сильно удивлен, когда увидел в его руках антисионистскую брошюру. «Посмотри, посмотри, какой красавец, только из-за него я и купил это паскудство!»,- воскликнул отец и показал фотографию группы израильских генералов, в центре которой стоял высокий, чуть полноватый человек полевой форме, с марлевой повязкой на гордо поднятой голове и растрепанной шевелюрой. «Это – Шарон, тот самый, который спас Израиль во время войны Судного дня , прорвался на египетский берег Суэцкого канал и окружил две арабские армии. Я столько слышал о нем, а вот теперь впервые увидел фотографию»,-сказал растроганный отец,- «И как наши идиоты ее напечатали, она ведь говорит намного больше, чем вся большевистская пропаганда». Мне тоже понравилось лицо этого «израильского агрессора» - именно так я и представлял себе сабр, новое поколение евреев, выросших не в галуте – свободных, гордых, с прямым взглядом и твердой осанкой. От человека на фотографии исходила сила и уверенность, которой так не хватало тогда и мне и большинству моих знакомых евреев. Мог ли я тогда вообразить, что спустя 17 лет я буду одним руководителей предвыборного штаба Ариэля Шарона – кандидата на пост премьер-министра Израиля от партии Ликуд - мне доведется вплотную работать с ним и даже инструктировать его, как и что говорить в интервью ...российскому телевидению?!!
     Осенью 1973 я поступил в институт и нас сразу же отправили на уборку урожая. Из-за все того же антисемитизма я был вынужден уехать из Одессы, где было 13 вузов , в маленький, далекий Курган – столицу Зауралья. В конце сентября наша студенческая группа оказалась в крохотной деревеньке Жиляковка, а спустя неделю началась война Судного дня. И моим соученикам и жителям Жиляковки не было никакого дела ни до Израиля, ни до битвы на Ближнем Востоке, поэтому они никак не могли взять в толк, почему я не могу оторваться от радиоприемника. В Жиляковке можно было поймать только передачи «Маяка», впрочем, слушать иностранные голоса я бы и не рискнул, даже если бы и мог: мы все жили в одной комнате, на подоконнике единственного окна которой стоял приемник, поэтому скрыть от соучеников что именно я слушаю было бы невозможно. Наученный отцом, я не верил сообщениям «Маяка, но другого источника информации не было и я старался даже из бравурных сводок о победах арабов, понять правду. То, что положение отчаянное было ясно. Даже если и врут, ежедневно трубя о десятках сбитых израильских самолетов,о тысячах убитых солдат ЦАХАЛ, все равно ведь,- думал я,- даже если преувеличивают в два раза ( а ведь больше не могут, казалось мне, по наивности!) – все равно потери неслыханные, огромные! Нет, нет Израиль не на грани гибели, но положение критическое. Как ни странно, потом, читая уже в Израиле, да и еще находясь в отказе, всевозможную западную литературу про войну Судного дня, я убедился, что тогда, в Жиляковке, каким-то непонятным образом правильно сумел проанализировать ситуацию и мое представление о ней в общем-то сответствовало действительности. И вдруг, в самый разгар победных сводок проскользнуло крохотное сообщение – по утверждению агентства Рейтер несколько израильских танков просочились на африканский берег Суэцкого канала. В первый раз это сообщение передали в час ночи и потом не повторяли в течение почти суток. Стало ясно - произошло нечто из ряда вон выходящее. Я был в этом уверен, поэтому правдами и неправдами ухитрялся добраться до приемника и слушал новости каждый час.Но лишь спустя сутки советское радио сквозь зубы, нехотя начало выдавать информацию о прорыве танков генерала Шарона на египетскую территорию. Я впервые услышал тогда это имя – Ариэль Шарон, услышал и запомнил.
     Я начал искать информацию об этом человеке, но, конечно, не нашел – в советских изданиях ничего, кроме ругательств по его поводу так и не было напечатано.
     Впервые по настоящему, «живьем» увидеть Шарона мне довелось много лет спустя, летом 1991 года, когда группу израильских русскоязычных журналистов пригласили в канцелярию министра строительства – этот пост занимал Арик в правительстве Ицхака Шамира. Я хорошо помню отчаянные статьи в израильской прессе начала 90-х годов, когда массовая алия из СССР застала Израиль врасплох. Все свободные квартиры закончились, под съем сдавались уже любые углы и чуланы, а поток репатриантов не только не шел на убыль, а усиливался с каждым месяцем. Все ожидали, что вскоре их, как репатриантов пятидесятых годов, придется селить в палатках. Известный израильский общественный деятель Эйби Натан даже слетал в Пекин, где приобрел несколько больших военных палаток, использовавшихся в китайской армии. Палатки оказались хорошими – они не протекали и брезент в них был плотным, давая защиту от ветра. Натан хотел не только помочь новым гражданам, но и неплохо заработать , ведь таких палаток потребовались бы тысячи. И тут Шарон стал министром строительства. В неимоверно короткий срок он сделал то, что, казалось, было не под силу никому – сломал мафию строительных подрядчиков, заинтересованнных в высоких ценах и, следовательно, невысоких темпах строительства. За за два года он выстроил 144 тысячи квартир и закупил тысячи караванов.
     Ох, сколько грязи вылили на Шарона его политические противники за эти самые караваны, как только не изгалялись пропагандисты Рабочей партии по их поводу! А правда состояла в том, что благодаря Шарону, нашедшему быстрое и относительно хорошее ( пусть и временное) решение жилищной проблемы, десятки тысяч репатриантов поселились в караванах, а не в брезентовых палатках. Да, в караванах было жарковато летом и не так уж тепло зимой, но это было – при всех недостатках - нормальное жилье : комнаты, кухонька,туалет и даже ванна. В качестве временной меры они вполне сгодились, а спустя несколько лет большая часть репатриантов перебралась из караванов в собственные квартиры. Но тогда, летом 1991, когда я оказался в кабинете Шарона, алия была в самом разгаре, строительство караванных городков шло полным ходом и никто особеннно не задумывался, сколько они стоят и насколько удобно в них жить. Нужно было обеспечить крышей над головой сотни тысяч уже приехавших репатриантов и подготовиться к приему следующей волны алии.
     Арик рассказывал нам о реализации своих планов, но я больше вслушивался не в содержимое его речи, а в ее тон, в артикуляцию, мимику этого человека, давным-давно ставшего для меня легендой. Несмотря на то, что Арик уже давно демобилизовался, передо мной сидел генерал – и по внешности, и по характеру и по замашкам. Он говорил четкими, рублеными фразами, странно сочетавшимися с мягким тоном и характерной шароновской улыбкой. Но меня ни этот тон ни эта улыбка ничуть не обманывали –бывшего генерала выдавали глаза, блестевшие жестко и решительно, глаза человека, привыкшего отдавать приказы и не любящего выслушивать возражения. Шарон сразу же заявил, что пресс-конференция посвящена исключительно вопросам абсорбции ( в качестве живого доказательства этого в кабинете присутствовала тогдашний заместитель министра абсорбции Геула Коэн) и решению жилищной проблемы новых репатриантов. Зная, что у израильских политиков длинный язык и они очень любят поговорить на любые темы, сперва я, а затем и мои коллеги, попытались «раскрутить» Арика на политические вопросы. Но Шарон решительно отмел все наши попытки. «Я ведь сказал - говорим только об абсорбции. Значит, так оно и будет»,- отрезал Шарон.
     Я вышел с пресс-конференции со смешанными чувствами. Долгожданной встречи с героем не получилось, расстрогаться, что вот, наконец беседую с Ариком, да-да, тем самым!! – не удалось. Деловой, жесткий темп разговора не способствовал сантиментам и это - не скрою – меня несколько расстроило.Но потом я понял – иначе и не могло быть. Лирический тон подходил бы для героя, ушедшего на покой и вспоминающего с грустью и нежностью дела давно минувших дней и самого себя – молодого, полного сил, так непохожего на нынешнего,отрезанного от активной деятельности пенсионера. Но для Арика,находившегося в самом разгаре одной из самых важных кампаний в его жизни – битвы за за устройство репатриантов, битвы, от которой зависела судьбы алии – то есть приезда еще сотен тысяч евреев - сентиментальные воспоминания не соответствовали ситуации . Он прекрасно понимал, что стояло тогда на карте, он руководил дивизиями строителей, планировал и воздвигал новые кварталы, создавал поселения вдоль зеленой черты, которые должны были стать и стали! – барьером на границе с палестинцами и поэтому не имел ничего общего с героем, вышедшим в почетную отставку. А генерал в самом разгаре сражения мог быть только таким, каким он и предстал перед нами - жестким, решительным, отметающим все, что мешало ему двигаться к поставленной цели.
     К стыду своему и после той встречи у меня не нашлось времени, чтобы найти биографическую литературу о Шароне, а ее в Израиле хватает. Но этот недостаток информации с лихвой компенсировал мне журналист Ури Дан, котором я уже писал в предыдущих главах. С Ури я немало поколесил по свету и в течение многочисленных и дальних перелетов в самолете премьер-министра Биньямина Нетаниягу мы успели переговорить о многом, в том числе – и в первую очередь!- о его близком друге Ариэле Шароне. Ури – потрясающий рассказчик, но у него есть один, как бы это поточнее выразиться - «конек», на которого если уж он сядет, то надолго – истории о Шароне. «Я счастлив, что судьба свела меня с этим человеком, и я готов сделать для него все, что только смогу»,- не раз повторял мне, Дан,- «Шарон – выдающаяся личность и я считаю для себя огромным почетом, если могу подать ему стакан воды или утереть пот со лба». Во время перелета в Японию, длившегося пятнадцать часов, Ури
     чуть-ли не год за годом изложил мне биографию Шарона и я постараюсь вкратце передать его рассказ.
    
    

УРИ ДАН во пророках

    
     В войне за Независимость Арик командовал сперва пехотным отделением, а затем ротой. Участвовал в десятках сражений. Во время битвы под Латруном – самой кровопролитной за всю войну – получил тяжелое ранение и остался в тылу врага.Очнувшись, сумел уползти к своим. После этого боя Шарон сформулировал принцип, ставший основным в израильской армии –
     « раненых на поле боя не оставляют». В 1952 Арик вышел в отставку с поста командира батальона и поступил в Иерусалимский университет. Но учиться пришлось недолго. Палестинские бандиты обстреливали израильские города и поселения, устраивали засады на дорогах, убивали мирных жителей. Ситуация ухудшалась буквально с каждым днем. «Есть люди,кторые изучают историю, а есть люди, которые делают ее»,- сказал Шарону Моше Даян и поручил сформировать особый отряд для борьбы с террором. И Шарон действительно сделал историю – созданный им отряд 101 сумел обуздать распоясавшихся террористов. Солдаты Арика были вездесущи – они врывались на базы террористов, расположенные на территориях арабских стран, совершали акции возмездия.Бойцы отряда превратились в живую легенду ЦАХАЛа. «Хорошим командиром может считаться только тот, кто воспитал других хороших командиров»,- говорил Шарон. Воспитанные им бойцы, в том числе Меир Хар-Цион, которого Моше Даян назвал лучшим еврейским солдатом со времен Бар-Кохбы, стали основой офицерского корпуса ЦАХАЛа. А университет Арик все-таки закончил, получив степень бакалавра юриспруденции.
     В ходе операции Кадеш в 1956 году Шарон командовал бригадой парашютистов, которая десантировалась в египетском тылу, захватила перевал Митле и прорвалась на 250 километров вглубь Синайского полуострова. Я имел честь десантироваться вместе с солдатами Арика и это было одно из самых потрясающих событий за всю мою журналистскую карьеру. Победоносно завершив тяжелейший бой за Митле, парашютисты продолжили наступление на Шарм а-Шейх и осуществили неожиданный прорыв в тыл египтян – самый глубокий не только за время Синайской кампании, но и в истории всех войн, которые вел Израиль.
     В 1957 году Арик успешно закончил обучение в британской военнной академии и стал самым молодым (29 лет) полковником в истории ЦАХАЛа. Когда в 1967 году разразилась Шестидневная война, генерал-майор Шарон командовал уже бронетанковой дивизией, которой поручили штурмовать укрепрайон Абу-Агила – гордость египетской армии. Абу-Агила был прикрыт глубокими рвами,многочисленными рядами колючей проволоки, минными полями, бетонными дотами и являлся стратегическим центром всей египетской обороны в Синае. Когда Абу-Агила пал, война была фактически выиграна. Взятие Абу-Агила – самая сложная военная операция, когда-либо проведенная ЦАХАЛом.Английские историки братья Черчилль написали в своей книге «История Шестидневной войны» : «Это единственное сражение в той войне, достойное, чтобы его штудировали в академиях».И действительно, штурм Абу-Агила до сих пор изучается во всех военных академиях мира.
     В 1970 году министр обороны Моше Даян вновь вызвал к себе Арика, командовавшего тогда Южным военным округом. «Ситуация в Газе стала нестерпимой, террористы вновь подняли голову. Делай,что хочешь, но наведи там порядок»,- сказал Даян. И Арик в считанные месяцы навел порядок. Сотни террористов были уничтожены, тысячи выявлены и арестованы. Благодаря Шарону Газа на 17 лет стала оазисом спокойствия.
     В июле 1973 года Арик демобилизовался из армии и решил обосноваться на ферме Хават ха-Шикмим.Он хотел выращивать овец и пшеницу, но мирные планы вновь пришлось отложить.В первые же часы войны Судного дня (октябрь 1973 года) он возглавил бронетанковую дивизию резервистов. После тяжелых оборонительных боев, по существу не допустивших развал всего Южного фронта, дивизия Шарона перешла в контратаку, которую не ожидал никто - даже Даян, растерявшийся от вероломного нападения арабов. Танки Арика форсировали Суэцкий канал, уничтожили ракетные батареи, окружили египетские армии в Синае и вышли на подступы к Каиру. Израиль был спасен, Арик расчистил путь к миру.
     В 1978 году президент Анвар Садат прибыл с историческим визитом в Израиль.»Есть ли среди встречающих Ариэль Шарон?»,- спросил Садат, спустившись по трапу самолета. Когда Арик подошел к президенту, Садат пожал ему руку и сказал: «Вы, генерал Шарон, являетесь для нас олицетворением воинской доблести».
     В 1982 году Арик занял пост министра обороны.Стремясь положить конец непрерывным артиллерийским обстрелам наших северных районов, ЦАХАЛ провел операцию «Мир Галилее». В результате – был уничтожен ФАТХленд, в который превратился Южный Ливан, бандформирования ООП изгнаны из Ливана и рассеяны по всему арабскому миру.В течение 12 лет после «Мир Галилее» ни один снаряд не упал на города и поселки севера страны. Во время операции ЦАХАЛ обнаружил и уничтожил десятки тщательно замаскированных подземных баз, в которых хранилось советское вооружение, достаточное для снабжения армии, численностью в миллион человек. Лишь наивному человеку могло бы прийти в голову, что эти склады предназначались для арафатовских головорезов. Нет, они представляли собой форпост Красной армии на Ближнем Востоке.
     Политическая карьера Арика оказалась не менее блестящей, чем военная.Он занимал посты министра обороны,промышленности и торговли, строительства, сельского хозяйства, национальных инфраструктур, иностранных дел.Шарон разработал и осуществил грандиозную программу создания поселений в Галилее, Негеве, Голанских высотах, Иудее, Самарие и Газе.Только в одной Галилее он основал 56 новых поселений и тем самым положил конец подавляющему большинству арабов в этом районе еврейского государства. Арик по праву считается самым талантливым полководцем за всю историю Израиля. Качества военачальника пригодились ему и в политике – он точно знает, когда нужно нестись вперед, как танк сметая все на пути, где следует совершить фланговый маневр, а где - пойти на компромисс. И ты еще увидишь, что придет время, когда народ Израиля попросит – я особо подчеркиваю это слово - Шарона возглавить правительство. Я не знаю, когда это произойдет, но уверен – достаточно скоро.
     Ури оказался прав. После нашего разговора в самолете прошло меньше двух лет и Шарон возглавил Ликуд, став главой оппозиции, а еще спустя полтора года одержал невиданную победу над Эхудом Бараком. Израильтяне оказали Шарону беспрецедентный кредит доверия, поскольку видели в нем человека, который сумеет положить конец войне на истощение, развязанной Арафатом.
    
    
    

ДВА БЕРЕГА ОДНОЙ РЕКИ

    
     В бытность пресс-секретарем парламентской фракции Исраэль ба-алия мне приходилось очень часто сталкиваться с Ариком – комнаты наших фракций оказались расположенными дверь в дверь, а глава оппозиции Ариэль Шарон старался не пропустить ни одного дня работы Кнессета. Приход его я нызывал явлением Арика народу – он появлялся около полудня, когда пятый этаж Кнессета, на котором расположены комнаты фракций, был уже заполнен журналистами, парламентскими помощниками и депутатами. Арик – грузный, всегда в черном костюме,с высоко поднятой седой головой, быстро, несмотря на возраст и вес, шел по коридору, рассекая толпу, окруженнный телохранителями и свитой. Он никогда не останавливался, лишь кивком головы отвечая на приветствия, не задерживался возле журналистов, как с удовольствием делали многие депутаты, для которых разговор с представителем СМИ – причем на любую тему – зачастую является главной целью появления в Кнессете. Арик всегда спешил, будто бы впереди его ожидало какое-то важное событие, хотя, в начале каденции Эхуда Барака, когда, всем казалось, что премьер от Рабочей партии пришел к власти на добрые восемь лет, какие уж такие важные дела могли быть у лидера потерпевшего сокрушительное поражение Ликуда? Спешить ему, действительно, было некуда, просто такой уж характер у Шарона – он все делает решительно, с уверенностью в том, что нынешняя задача – самая важная и решить ее надлежит быстро и эффективно. День за днем наблюдая за Ариком - не только, естественно, за его проходами по корридорам Кнессета, но и в парламентской работе: на заседаниях комиссий, выступлениях с трибуны, участии в прениях, я не мог не отдать должное этой уверености, этому отсутствию – конечно же внешнему – сомнений в том, что дело, которое ты делаешь сегодня – главное, в отсутствии колебаний и сантиментов. Мне казалось, что кличка, прилепленная Шарону - «бульдозер», действительно как нельзя лучше отражает его характер – этакая стальная машина, в любых условиях , невзирая ни на что, прущая к поставленной цели. И вот однажды, декабрьским вечером 1999 года, когда в зале заседаний Кнессета шло последнее обсуждение госбюджета на следующий год, передо мной предстал совершенно другой Арик.
     Парламентская фракция Исраэль ба-алия отказалась поддержать бюджет, что было грубейшим нарушением коалиционной дисциплины. Но иначе поступить мы не могли – после многочасовых переговоров с тогдашним министром финансов Байгой Шохатом и самим премьером Бараком, бюджет министерства абсорбции был все таки урезан на 70 миллионов шекелей. Причем урезан именно в параграфах, касавшихся деятельности репатриантских общественных организаций и помощи частным бизнесам новых граждан страны. Депутаты Исраэль ба-алия, как представители людей, по которым наносился этот удар, сочли совершенно неприемлемым поддержать такой бюджет и в знак протеста решили не участвовать в голосовании по нему. Вся фракция демонстративно уселась в депутатском буфете и мирно ужинала, не обращая внимания на бурные дебаты, шедшие в соседнем зале. Мы сдвинули два столика и удобно расположились в самом центре буфета. Спустя несколько минут к нам подсела депутат от Рабочей партии Яэль Даян – дочь Моше Даяна. В тот момент она испытывал к мятежной фракции самые теплые чувства, ведь пост министра абсорбции занимала Юлия Тамир – политический соперник Яэль, также претендовавшая на роль первой дамы Рабочей партии. Наша критика бюджета касалась и Тамир, не сумевшей – да и не очень-то стремившейся – отстоять репатриантские организации. А любой афронт по отношению к Тамир играл, естественно, на руку Даян. Мы вели с ней светскую беседу, и она уже явно начала искать повод, чтобы откланяться, как тут в буфете появился Арик, стремительно подошел к нашему столику и уселся на свободное место рядом со мной.
     Я, честно говоря, ожидал, что появление Арика станет для Яэль тем самым поводом: одно дело выражать симпатии к хоть и фрондерствующей, но все же коалиционной фракции, и совсем, совсем другое – оказаться в компании с лидером опозиции, да еще таким, как Шарон. Но к моему великому удивлению Яэль не только не ушла, а завела самую что ни на есть душевную беседу с Ариком, быстро перешедшую в обмен воспоминаниями. Оказалось, что они вместе воевали в войну Судного дня, провели чуть ли не в одном танке несколько недель в Синае и Арик подробно описал, какой замечательный ужин приготовила Яэль буквально из ничего в один из самых тяжелых дней войны. «Она буквально спасла нас от голодной смерти»,- прочувствованно сказал Арик.
     Я смотрел на двух этих людей, которые с нескрываемой нежностью вспоминали совместное прошлое - битвы, споры, общих друзей и не верил собственным ушам. А когда Арик рассказал, что был свидетелем на свадьбе у Яэль, удивления не скрыл даже обычно сдержанный Щаранский. Еще бы: в израильском Кнессете не было двух больших антиподов – крайне правый Арик и крайне левая Даян. Он не желал отдать арабам даже одного сантиметра земли, она – неистовово добивалась немедленного мира с палестинцами и передачи им всей Иудеи с Самарией. Он при каждом удобном случае повторял, что Арафат – это враг, более того - военный преступник. А она при первой же возможности шастала в гости к главарю автономии. Арик – примерный семьянин и однолюб, Яэль – рупор гомиков и лесбиянок, притаскивавшая эту братию в Кнессет. И вот эти люди, которых, как мне казалось, разделяла пропасть, имели, оказывается и общее прошлое и многочисленных общих знакомых и явно испытывали друг к другу глубокое уважение! Я понял в тот вечер, как все же много общего у израильтян, принадлежащих к самым противоположным политическим лагерям, денно и нощно проклинающим друг друга. Собственно, великой мудрости в столь нехитром выводе не содержалось, но одно дело – понимать это абстрактно, а другое – убедиться лично, да еще на таком примере! Беседа Шарона с Даян продемонстрировала мне, что клей, скрепляющий израильское общество, разрываемое внутренними конфликтами и распрями, на самом деле очень крепок, и рассчеты врагов разорвать нас изнутри обречены на провал. И еще я понял, как все же толератны коренные жители страны. Ведь мы, вновь прибывшие не имеем этого общего прошлого, общих поражений и побед. Мы должны быть для них чужими и, если быть до конца честными – по большому счету чужими и являемся. И все же они принимают нас, пусть не всегда на равных, но принимают в свой круг, не давая в большинстве случаев почувствовать этой чужести. В тот вечер Арик и Яэль – соль земли Израиля, разговаривали с нами, политическими представителями новых репатриантов, на равных, как со своими. И, кстати, не только в тот вечер. Но тогда, в буфете Кнесссета все утверждения о ксенофобии израильтя, об их неприязни к новеньким были еще раз – и решительно! - опровергнуты на моих глазах.
    
    

СНАЙПЕР ПРОТИВ НОВОБРАНЦА

    
    
    
     В ходе предвыборной кампании на пост главы правительства, когда Ариэль Шарон бросил вызов премьер-министру Эхуду Бараку, я занимал пост главы пресс-службы "русского" штаба пропаганды Шарона и отвечал за все публикации на русском языке, выходившие из этого штаба. Поэтому я во всех тонкостях знаком с перипетиями этой кампании, во время которой мне довелось работать бок о бок с Шароном.
     Борьба за «русские голоса» была очень жесткой – все понимали, что именно новые репатрианты решат судьбу выборов. Барак выделил своему «русскому» штабу чуть ли не половину всех средств, отпущенных на кампанию, и все же его поражение на репатриантской улице было сокрушительным. Самой главной ошибкой Барака была стратегически неверная оценка расстановки сил в среде репатриантов. После того, как на последних парламентских выборах 1999 года за него проголосовали более 50 процентов «русских», Барак решил, что он в состоянии вести диалог с ними напрямую, минуя партию Исраэль ба-алия. Блестящий успех на парламентских выборах сыграл с премьером злую шутку. В Рабочей партии решили, что с Исраэль ба-алия можно больше не считаться, более того, с ней не страшно и поссориться. Следствием столь опрометчивого решения стал раскол Исраэль ба-алия, который, по мнению руководителей этой партии был инспирирован ближайшим окружением Барака. Советники премьера отмахнулись от этих обвинений – не беда, в результате ухода Р.Бронфмана и А.Цинкера - двух парламентариев , создавших новую фракцию, ориентированную на Барака - электоральная сила Исраэль ба-алия подорвана. Советников поразила распространенная среди политиков и крайне опасная болезнь - головокружение от успехов, они не приняли в расчет один небольшой нюанс, который на самом-то деле был решающим. И заключался он в том, что на парламентских выборах Исраэль ба-алия занимала нейтральную позицию по вопросу главы правительства. Поэтому на них "русской" команде Барака противостояла только "русская"команда Нетаниягу. Ее баракисты сумели разгромить и находясь в эйфории от победы позабыли, что вели сражение не с Исраэль ба-алия, а только с малочисленной и не очень опытной группой Нетаниягу, сколоченной буквально в последний момент из остатков «русского» Ликуда, в основном перешедшего в партию Авигдора Либермана. Но в феврале 2001 года в бой вступили силы Исраэль ба-алия, прекрасно понимавшие психологию и ментальность репатриантов, умевшие оказать на них влияние и к тому же обуреваемые жаждой мести по отношению к вероломно поведшему себя премьеру. Против команды Исраэль ба-алия штаб Барака оказался совершенно бессильным - несмотря на то, что действовал вроде бы проверенными методами, полностью оправдавшими себя на парламентских выборах, несмотря на огромные суммы, исчисляемые десятками миллионов шекелей, предоставленными в его распоряжение. Разгром оказался сокрушительным - около 70 процентов репатриантов проголосовали за Ариэля Шарона.
     В чем же дело? Если воспользоваться столь любимыми Бараком военными терминами, то эта ситуация была подобна противоборству плохо обученного солдата, хоть и обладающего большим количеством боеприпасов и оружия, со снайпером, имеющим в своем распоряжении всего одну винтовку и несколько патронов. Солдат-неумеха, понятия не имеющий, где скрывается противник, палит без разбору во все стороны и результат от этой стрельбы нулевой. А вот снайперу, точно знающему куда именно направить огонь, достаточно произвести всего несколько прицельных выстрелов, чтобы решить исход боя.
     "Русский" штаб Барака не сумел выработать правильную тактику, не смог точно определить тех, к кому он должен обращаться и повел свою пропаганду по старым рецептам, обеспечившим в свое время победу над Нетаниягу. Странное дело, но почему-то в штабе Барака никто не дал себе труда задуматься над элементарной мыслью - то, что сработало полтора года назад вовсе не обязательно сработает и сегодня! Ставка была сделана на два тезиса: "Барак - наш, Шарон - ШАС" и "Шарон - это война". Первый тезис был заранее обречен на неудачу, поскольку за ним скрывалась высокомерная позиция левых интеллектуалов, рассматривавших репатриантов, как людей, не обладающих минимальной памятью и минимальным умением анализировать ситуацию. Эхуд Барак на протяжении полутора лет своей каденции последовательно сдававший ШАС все позиции в вопросах взаимоотношения религии и государства, попросту не имел права поднимать эту тему ! Репатрианты хорошо помнили, как Барак, провозгласивший перед выборами 1999 года призыв всех ешиботников в армию, торпедировал собственный законопроект, поддержав выводы комиссии Таля, демобилизовавшей учащихся ешив.
     Репатрианты не забыли и подписанный Бараком договор с ШАС, предоставлявший премьеру "страховочную сеть", в результате которого уже выработанное соглашение о создании правительства национального единства было выброшено в корзину в обмен на поддержку ШАСа. Лишь двух этих фактов было достаточно, чтобы понять - ставка на запугивание ШАСом абсолютно проигрышна. Тем не менее в штабе Барака понять этого не сумели и приложили немало усилий для муссирования темы ШАС, которая на самом деле била не по Шарону, а бумерангом - по Бараку. Для подстраховки Шарон все же сделал два демонстративных шага - оставил во время церемонии открытия предвыборной кампании во Дворце Нации женский хор на сцене, в результате чего депутаты ШАС покинули зал, и заявил, что пост министра просвещения будет передан представителю Ликуда , а не религиозных партий. Этих двух акций , потребовавших минимальных средств и усилий, оказалось вполне достаточно, чтобы нейтрализовать всю широкомасштабную кампанию штаба Барака.
     Тезис "Шарон - это война" был более опасным и мне пришлось отнестись к нему с большим вниманием. Мы решили не вступать в перепалку с пропагандистами Барака, а сосредоточиться на описании личности Шарона - его биографии и планов на будущее, в первую очередь на достижение мира. Тем более, что на основании постоянно проводившихся опросов и фокус-групп, нам были известны главные проблемы, волновавшие репатриантов: усиление террора, бесконечные политические зигзаги Барака, отсутствие стабильности в его правительстве и, как следствие, в стране. Поэтому мы сосредоточились на таких аспектах биографии Шарона, как его умение обуздать террор и его основательность, серьезность,стабильность во всем, в том числе и в личной жизни. Мы много писали об истории его любви с Лили - ведь рассказ об этой действительно прекрасной семье, где на протяжении десятилетий царили любовь, верность и уважение друг к другу, косвенным образом демонстрировал, что Шарон - человек надежный и верный, за ним - как за каменной стеной. Это качество Шарона особенно впечатляло женщин, составлявших немалую часть "плавающих голосов". Кстати, в штабе Барака тоже поняли, что следует особое внимание уделить женщинам. Не случайно в последние дни кампании на передний план вдруг выдвинулась Нава Барак, произносившая пламенные речи в пользу супруга, который в это время сидел в первом ряду и плакал от умиления, и эти слезы, так не соответствовавшие имиджу «солдата номер один», столь тщательно разрабатывавшегося в ходе предыдущей кампании, крупным планом показывали все телеканалы. Но и тут штаб премьера сплоховал - все это подрывало предыдущий имидж, вновь подчеркивало «зигзагообразность» поведения Барака, носило откровенно пропагандистский характер, да и было проведено слишком поздно.
     Созданию атмосферы уверенности и стабильности способствовал и тон наших пропагандистских материалов - спокойный, даже минорный. Он находился в абсолютном противоречии с материалами Барака, не просто атаковавшими Шарона, а выплескивавшими на него ушаты грязи. Удары ниже пояса, личные, непристойные выпады в адрес соперника не только не принесли пользы Бараку, а, как и кампания с ШАС, ударили по нему бумерангом. "Русский" штаб премьера вновь ошибся и не сумел определить, к какой части электората ему следует обращаться. Нападки на Шарона, Щаранского и даже на Авиталь Щаранскую могли понравиться лишь убежденным сторонникам Барака, но на колеблющихся они производили крайне негативное впечатление. Ох, сколько критики пришлось выслушать мне за наш спокойный тон. "Атакуйте, отвечайте, опровергайте эту клевету!",- требовали десятки людей, ежедневно обращавшихся ко мне. Я не спорил, я задавал им только один вопрос - "А за кого вы собираетесь голосовать?". И ответ был всегда одинаков - за Ариэля Шарона. Ни разу меня не подверг критике человек, еще не сделавший свой выбор. Это давало точную индикацию, что мы держим верную линию - ведь пропагандистские материалы предназначались не для убежденных, а для сомневающихся. А вот на атаки штаба Барака остро и болезненно реагировали все - в том числе и сомневающиеся. Более того, большинство колеблющихся однозначно считало, что штаб Барака не имеет права пользоваться столь грязными методами. Поэтому, открывая очередной номер бараковской пропагандистской газетки на русском языке, выспренно называвшейся "Мир Израиля", где накатывали на Шарона сорок бочек арестантов, я просто немел от восторга - лучшей агитации за Арика нельзя было и придумать! Мое ощущение подтверждали опросы. В соответствии с одним из них, проведенном в Интернете, на вопрос " К чему вас подтолкнула пропаганда Барака" более 60 процентов респондентов ответили - к поддержке Ариэля Шарона!
     Но об этом мы узнали лишь утром 7 февраля – на следующий день после выборов. А на протяжении всей кампании предстоящее голосование репатриантской улицы было самой большой головной болью предвыборного штаба Арика. Несмотря очевидное преимущество Шарона, все же значительное число репатриантов занимало выжидательную позицию. Когда Исраэль ба-алия вошла в предвыборный штаб и включилась в работу, нас ознакомили с данными опросов, внушавших Реувену Адлеру - руководителю предвыборной кампании Шарона - серьезные опасения. Опросы свидетельствовали, что из 100 процентов колеблющихся 80 процентов приходились на репатриантов. Проблема заключалась в том, что многие из них вовсе не собирались прийти на избирательные участки. Голосовать за Барака они не хотели, поскольку премьер не выполнил большинства обещаний, данных репатриантам перед выборами 1999 года, но и не намеревались поддержать Шарона - кандидат Ликуда был им почти не известен. Поэтому (в соответствии с основной стратегической линией кампании, разработанной Артуром Финкельштейном - о ней я расскажу чуть позже) было принято решение сосредоточиться не на дискуссиях с аргументами Барака, а на разъяснении позиции Шарона. Тем более что, по существу, на Арика работали два предвыборных репатриантских штаба - собственно шароновский и Барака.
     Я уже писал, что неправильная оценка ситуации, неправильное определение электоральных предпочтений репатриантов и, как следствие, неверная аргументация и акценты в пропаганде «русского» штаба премьера привели к парадоксальному явлению: пропаганда Барака активно способствовала Шарону. В том, что выводы и действия многочисленных советников Барака, почему-то возомнивших себя специалистами по репатриантской улице, были крайне неудачными, мы убеждались, получая результаты регулярно проводившихся опросов и фокус-групп. Но в какой-то момент Реувен Адлер решил - эти ошибки так наслоились одна на другую, что изменить ситуацию на "русской" улице штабу Барака уже не удастся. К тому же наш анализ этих ошибок и их влияние на электорат
     ( которое мы прогнозировали) в точности совпадали с данными опросов и фокус-групп. Прямым следствием этого стало решение Адлера прекратить проведение опросов и фокус-групп на русской улице.
     Его подход вкратце можно было бы сформулировать так - да зачем вам, ребята, эти дорогостоящие опросы, вы и так все знаете, давайте потратим деньги на что-нибудь другое, более важное и нужное. Конечно, это было проявлением доверия к нашим профессиональным способностям и не могло не льстить, но -увы -мы лишались очень важной обратной связи с избирателями. К чести моих коллег по штабу, никто из них не страдал звездной болезнью и не приписывал себе свойств ясновидящего. Мы не сомневались в правильности своих оценок, но ответственность была велика, и мы нуждались в регулярных контрольных проверках. А Реувен Адлер был непреклонен. Он не изменил своей точки зрения даже когда нам стало известно, что сотни работников бараковского штаба начали обзванивать репатриантов, вести с ними "задушевные" беседы и убеждать голосовать за премьера. Это было сильное оружие, прекрасно сработавшее на прошлых выборах и его нельзя было не учитывать. Поэтому мы настаивали на возобновлении работы фокус-групп. Но и Адлер продолжал упорствовать. Наши споры хоть и не были жаркими, но велись регулярно, пока в дело не вмешалась та самая случайность, которую никогда нельзя сбрасывать со счетов.
     Как-то вечером Адлер приехал в свой тель-авивский офис и остановил машину перед шлагбаумом, преграждавшим въезд на подземную стоянку. Охранник, взимавший плату, оказался репатриантом из СНГ и уж не знаю почему, наклеил стикер русского штаба Барака на шлагбаум. Адлер увидел наклейку и попросил перевести ее содержание. Когда выяснилось, что это - наклейка Барака, он немедленно принял решение о возобновлении деятельности фокус-групп. Адлер рассуждал просто - если охранник решил все же наклеить стикер, значит новый виток пропаганды Барака начал оказывать влияние. Работа фокус-групп возобновилась, мы "обкатали" на них разные варианты ответа на телефонную кампанию Барака, предприняли соответствующие шаги и сумели нейтрализовать ее влияние. Этот маленький эпизод еще раз наглядно демонстрирует значение "роли личности в истории". Понятно, что Адлер никогда бы не пошел на принятие такого решения только на основании стикера. Он стал, что называется, последней каплей, переполнившей чашу. Но все же, не наклей "русский" вахтер бараковский стикер на шлагбаум, не окажись в тот день Адлер за рулем автомобиля... Все эти если бы да кабы тем не менее отступают на второй план - ведь, в конечном счете, все решила не случайная цепь обстоятельств, а внимательность руководителя шароновского штаба, его политическое чутье и мгновенная реакция. Не следует забывать - эта история произошла в самый разгар кампании, когда Адлер работал по 20 часов в сутки. И, тем не менее, даже будучи предельно уставшим, с казалось бы, притупленным восприятием, он не пропустил появление даже небольшого стикера на незнакомом языке, моментально сориентировался и принял правильное решение...
     Подводя итог этого краткого анализа можно сказать - бараковским штабом были совершены множество ошибок - и стратегическая, приведшая к тому, что Исраэль ба-алия повела массовую агитацию за Шарона, возглавив работу пропагандистского штаба и выведя на улицу тысячи своих активистов, и тактические. В результате Ариэль Шарон одержал колоссальную победу, совершенно беспрецедентную не только в истории Израиля, но и западных демократий.
     Впрочем, не хочу, чтобы у читателя возникло ощущение, что у меня случился острый приступ мании величия, похожий на тот, который обуял людей Барака. Конечно, главной причиной поражения Барака был сам Барак, его непоследовательная и опасная для страны внешняя и внутренняя политика, его неподготовленность к посту главы правительства. На свой счет мы же можем записать то, что не дали пропагандистам Барака задурить избирателям головы и сумели нейтрализовать действительно колоссальную работу "русского "штаба премьера. В аналогичном штабе Арика работали чуть больше десяти человек, его бюджет был меньше бюджета бараковского штаба не в два, не в три, и даже не в десять, а в 40 (сорок!!) раз, но мы сумели не только дать достойный отпор, мы выиграли бой нокаутом. И этим достижением по праву гордимся.
    
    

ИСТОРИИ С ВЫБОРОВ

    

    В ходе предвыборной кампании произошло несколько историй, порой смешных, порой забавных, а порой и достаточно грустных. Я приведу лишь некоторые, поскольку они хорошо характеризуют людей, которые играли и будут играть важную роль в израильской политике и журналистике.
     Первая история, естественно, об Ариэле Шароне. В огромном здании тель-авивской штаб-квартиры Ликуда - "Мецудат Зэев" ("Твердыня Зэева" - в честь Зэева (Владимира) Жаботинского) функционируют всего два лифта. Здание было построено много лет тому назад, его проектировщики не учли тенденций развития израильского общества и не предусмотрели ни подземного паркинга под зданием, ни даже мало-мальски большой стоянки возле него. Сегодня в штаб-квартиру Ликуда ежедневно приезжают сотни людей, а имеющаяся стоянка рассчитана всего на пару десятков автомашин. Но если эту проблему еще как-то можно решить за счет кошелька активистов, вынужденных парковаться на близлежащих частных стоянках, где с них взимается астрономическая почасовая плата, то проблема лифтов намного сложнее. Два лифта совершенно не справляются с нагрузкой и посетителям "Мецудат Зэев" приходится подолгу простаивать в лобби, ожидая своей очереди. Выход, собственно, существует - простой, но не каждому подходящий: отправиться наверх пешком. Кто помоложе и посноровистей так и поступает. Но тем, кто из-за возраста или состояния здоровья не может карабкаться по узким лестницам "Мецуды" (тоже - еще один просчет архитекторов), приходится ждать, проклиная все на свете. А в период предвыборной кампании, когда на счету буквально каждая минута, потеря драгоценного времени в особенности возмущала многочисленных посетителей. И все же, несмотря на их недовольство, в преддверии каждого приезда Шарона, агенты службы безопасности оккупировали один из лифтов и держали его на первом этаже в состоянии готовности. Опросы общественного мнения предвещали Шарону победу и служба безопасности ШАБАК охраняла его уже не как лидера оппозиции, а как премьер-министра - со всеми вытекающими из этого неудобствами для окружающих. Поэтому уже за полчаса до прибытия Шарона лифт занимали два телохранителя, очередь в холле резко увеличивалась, а нервная температура стоящих в ней доходила до точки кипения.
     Я в таких очередях не стоял, предпочитая им разминку на лестнице, хотя подниматься приходилось на десятый этаж, где находился «русский» штаб. Тем не менее, несколько раз мне довелось наблюдать прибытие Шарона. Окруженный телохранителями, он подходил к лифту и всегда - подчеркиваю всегда! - громко извинялся перед стоящими в очереди за то, что заставил их ждать. Никто, собственно, к Арику претензий не высказывал, поскольку оккупация лифта проводилась службой безопасности, и он не имел ней никакого отношения. Более того, все, стоявшие в очереди, были активистами или функционерами Ликуда и в любом случае голосовали бы за Арика. Поэтому извинение Шарона не было рассчитано на публику и не являлось вежливостью политика перед выборами, цена которой зачастую - ломаный грош. Будущий премьер действительно чувствовал себя неудобно и, что самое главное, не считал ниже своего достоинства извиниться перед простым народом. А вот это уже дорогого стоит.
    
    

ЧЕСТНОЕ СЛОВО

    
    
     За неделю до выборов, в канцелярию Шарона пришел запрос из московской "Международной панорамы". Российские телевизионщики осведомлялись, не будет ли готов кандидат на пост главы израильского правительства ответить на несколько вопросов. Мы удивились такому предложению и, естественно, немедленно согласились. Ведь ни для кого не секрет, что подавляющее большинство русскоговорящих репатриантов предпочитает российские телеканалы израильским, поэтому выступление в любой передаче, а уж в особенности такой рейтинговой, как "Международная панорама", представляет собой замечательную трибуну, о которой политик во время предвыборной кампании может только мечтать. Забегая несколько вперед отмечу, что несколько неожиданная любезность со стороны москвичей, как выяснилось, была продиктована ни чем иным, как журналистской этикой - в передаче должен был выступить Эхуд Барак (интересно, сколько усилий стоило это его репатриантскому штабу?), поэтому сотрудники российского телеканала решили во имя объективности и взвешенного подхода предоставить возможность выступить и второму претенденту. (Ой, как многому следует поучиться у редакции "Международной панорамы" и кое-каким их коллегам с других российских телеканалов и уж тем более израильским журналистам!!) Понятно, что мы немедленно согласились на предложение москвичей, сразу же приславших четыре вопроса, на которые Шарону следовало ответить. Почему-то вопросы эти были на английском языке, хотя все переговоры с редакцией велись на русском. Москвичи также поставили свои условия - они нанимают израильскую телебригаду, которая приедет в "Мецудат Зэев", снимет Шарона и перегонит материал по спутнику в редакцию "Панорамы", где материал отредактируют и сделают перевод ответов Шарона с английского на русский. Эта была самая удобная для нас ситуация - практически всю работу брали на себя россияне, нам оставалось только присутствовать при съемке.
     Перед ее началом я дал Шарону небольшой практический совет - не вставлять, как это он любит делать, разговаривая с репатриантами, в середине ответов отдельные слова или даже фразы на русском. В отличие от израильского ТВ, где всегда слышен интервьюируемый на каком бы языке (и уж тем более на английском) он бы не говорил, а для перевода используют субтитры, на российском телевидении голос интервьюируемого приглушают, а то и убирают полностью и вместо него звучит голос переводчика. От языка оригинала в интервью остается лишь первая и последняя фразы. Поэтому я посоветовал Шарону не перемежать свою речь русскими словами, которые все равно не будут слышны, а сосредоточить их либо в начале, либо в конце ответов. Мы также договорились, что вопросы москвичей будет зачитывать Оделия - пресс-секретарь Шарона. В свое время она работала продюсером на Би-би-си и обладает прекрасным английским произношением.
     Интервью должно было уже начаться, как вдруг в кабинет Шарона вошла еще одна телебригада, во главе с Иланой Даян – одним из столпов израильской тележурналистики, символом объективности и неподкупности, автором суперрейтинговой программы "Увда" ("Факт"). Оказывается, для этой программы Даян снимала рабочий день Шарона и сопровождала кандидата в премьеры с утра до вечера. Когда Илана узнала, что происходит подготовка к съемке для российского телевидения, глаза ее сразу загорелись. "Ага, уважаемый,- обратилась она ко мне, попросив представиться,- "выходит, Шарон сумел пробиться на российский канал, чтобы таким образом оказать влияние на израильских избирателей?! И для этого использует пресс-службу Исраэль ба-алия?" Это был типичный журналистский подвох, поскольку по израильскому законодательству любая предвыборная пропаганда через иностранные СМИ категорически запрещена. Илана замерла в ожидании ответа, а я краем глаза успел заметить, что ее команда направила на меня камеру и микрофон. Я разъяснил, что интервью проводится по просьбе россиян, приславших свои вопросы, я присутствую на съемке в качестве консультанта Шарона и не имею к российской бригаде никакого отношения. Что же касается повода для интервью, то он самый, что ни на есть, естественный - в СНГ живо интересуются происходящим в Израиле. "Все понятно",- разочаровано вздохнула Даян и оглянулась в поисках другой потенциальной жертвы. Ею оказался Гад Лиор, советник Шарона.
     "А скажи-ка мне Лиор, кто победит на предстоящих выборах спросила у него Даян. Лиор попытался отвертеться - "Зачем я буду говорить правду, я ведь не хочу расхолаживать наших избирателей, которые могут решить, что все уже в порядке и попросту не пойдут голосовать!" "Я тебе обещаю, что это не выйдет в эфир до выборов,"- сказала Даян, и повторила для вящей убедительности, - "Я обещаю!" Лиор согласился и объяснил, что, по его мнению, выборы Шарон уже выиграл и весь вопрос заключается лишь в том, какой будет его отрыв от Барака. Заявление Лиора было полностью продемонстрировано в очередной передаче Даян, транслировавшейся вечером накануне выборов! Справедливости ради отмечу - в той передаче Даян резко прошлась и по Бараку, что вызвало волну благородного негодования прогрессивной израильской общественности. Эту общественность возмутило не только содержание вопросов, а даже тон, которым Даян разговаривала с премьером. Возмущение оказалось настолько серьезным, что Даян была вынуждена извиниться перед Бараком. О том, извинилась ли она перед Лиором за нарушенное обещание мне ничего не известно.
     В той передаче Даян нарушила еще одно обещание. Перед началом съемки для "Панорамы", когда Оделия заняла место напротив Шарона, я сразу же предупредил одного из руководителей шароновского штаба - нельзя, чтобы Даян снимала эту сцену. Ведь без соответствующих разъяснений она выглядела достаточно странно - Шарон дает интервью московскому телевидению, а вопросы зачитывает его собственный пресс-секретарь. Без таких разъяснений эту сцену можно было воспринять не как интервью, а как журналистскую "подставу", скрытую пропаганду. Поэтому я обратил внимание руководителя штаба, что на всякий случай не следует команде Даян дать возможность заснять Оделию, зачитывающую вопросы Шарону. Руководитель штаба разъяснил Даян ситуацию. "Нет, нет, мы не будем это показывать,- заверила Илана,- " это нам неинтересно". Тем не менее, и эта сцена была продемонстрирована в передаче, да еще с тем самым комментарием, которого я и опасался - странное, мол, дело, интервью для русского ТВ, а вопросы почему-то задает Оделия.
     На время интервью Даян все же попросили покинуть кабинет Шарона, но она вернулась, как только интервью закончилось. В этот момент я о чем-то говорил с Шароном и команда Даян уже с порога направила на нас камеру и микрофоны. Но тертого политика Шарона, имеющего многолетний опыт общения с прессой, застать врасплох было не так то просто. Едва бросив взгляд в сторону Даян, Арик немедленно перешел на русский! Не могу сказать, что этим языком он владеет в совершенстве и способен прочитать на нем лекцию о международном положении. Но Шарон, безусловно, все понимает, в том числе и сложные вопросы, и достаточно бегло изъясняется. Поэтому наш разговор пошел в нормальном темпе, на котором разговаривают люди, свободно владеющие языком.
     -" На каком языке вы говорите?,- спросила ошеломленная Даян. "Как это, на каком - на русском,"- ответил я. "Но ведь Шарон не знает русский!,- еще больше удивилась журналистка. "Как видите, уважаемая, факт свидетельствует ровно об обратном",- обыграл я название ее программы.
     А ведь сколько сил потратила бараковская пропаганда, чтобы доказать - Шарон, дескать, на самом деле не знает русского! Уже в первый вечер трансляции телевизионной предвыборной пропаганды мы прокрутили ролик, где Шарон обратился к репатриантам на русском и эффект был просто великолепным! У Шарона оказался характерный акцент, с которым разговаривали еврейские старики в России и это привело многих в умиление. Моя теща просто заплакала, когда услышала Арика, говорившего точно так же, как ее покойный отец - и, думаю, не она одна. Содержание речи Шарона было совершенно не важно, важным был его тон, его произношение, создававшие у репатриантов ощущение, что к ним обращается свой. Это была козырная карта, поэтому обращение Шарона мы постарались прокрутить как можно большее количество раз. Для нейтрализации воздействия этого ролика на репатриантов штаб Барака не придумал ничего более умного, чем утверждение, что Шарон на самом деле ничего не понимает, а, как попугай, повторяет выученные наизусть фразы. Репатрианты баракистам не поверили, а вот Илана Даян стала таки жертвой этой нелепицы. Поэтому- то ее недоумение было совершенно искренним - ведь Шарон не знает русского, на каком же языке он так бойко общается с пресс-секретарем "русской" партии?! В особенности удивила Даян странная, доселе невиданная ситуация - будущий глава израильского правительства для того, чтобы скрыть что-то от израильского же журналиста перешел на русский язык. "Ничего, ничего", - успокоил я Илану,- " это только цветочки, ягодки еще впереди. Арик еще всех удивит - и не только знанием русского, но, главное, пониманием выходцев из России - их ментальности, их проблем и их надежд".
     Подтверждение собственному утверждению я получил буквально через месяц после выборов, когда Юлий Эдельштейн - один из лидеров Исраэль ба-алия, занявший в правительстве Арика пост заместителя министра абсорбции (при том, что министром являлся сам Шарон – то есть Эдельштейн фактически стал полноправным хозяином министерства) организовал встречу Шарона с руководством министерства. Во время встречи премьер поделился своей мечтой – алия в Израиль еще миллиона евреев в течение 10-15 лет . «Вот соберемся через месяц на следующее совещание, и я посмотрю, сколько репатриантов вы успеете к тому времени привести»,- сказал, улыбаясь, Шарон. «Что ж, придется нам строить потемкинские деревни»,- не растерялся Эдельштейн. Заметив, что для руководителей министерства, в основном коренных израильтян, это выражение оказалось непонятным, Арик тут же перевел его на иврит и объяснил смысл, тем самым еще раз продемонстрировав прекрасное знание русского языка.
    

НЕ СТРЕЛЯЙТЕ В САМОУБИЙЦУ!

    
    
     Эти слова принадлежат Артуру Финкельштейну - тому самому тайному советнику Биби, о котором израильская пресса написала превеликое множество слухов и небылиц. Финкельштейн был главным имиджмейкером Биби во время предвыборной кампании 1996 года и в точности предсказал ее результат, хотя Нетаниягу победил Шимона Переса с отрывом в несколько десятых процента. Именно на Финкельштейна израильская пресса возложила основную вину за потерю власти левым лагерем, поэтому его имя превратилось чуть ли не ругательство. Чего только не писали о Финкельштейне - и что Биби не мог принять ни одного решения без его совета, и что подлинным главой правительства являлся именно Финкельштейн, живущий в Америке и появлявшийся в Израиле на считанные часы, чтобы проверить, как его врио справляется с делами. Пресса в подробностях расписывала, какие меры предосторожности предпринимаются Финкельштейном дабы избежать контактов с журналистами. В его нежелании общаться с представителями СМИ видели что-то мистическое, загадочное, почти сатанинское. Может быть потому, что столь последовательное увиливание от встреч с прессой было непонятно в первую очередь самим журналистам? Представители четвертой власти, особенно в Израиле, привыкли к почти подобострастному отношению к ним политиков, готовых зачастую пуститься во все тяжкие ради интервью, и даже просто фотографии в газете. И вдруг – столь категорическое, столь демонстративное нежелание общаться! Неуловимый советник, которого, несмотря на действительно огромные усилия, репортеры никак не могли отловить, отказывался не то, чтобы давать интервью, но и- подумать только!- передать свою фотографию для публикации. Сей странный американец не искал рекламы, наоборот, намеренно ее избегал! Этого израильская пресса совсем не могла взять в толк и, уж тем более, принять. Поэтому и отношение ее к Финкельштейну было самое что ни на есть отрицательное. Из многочисленных и пространных описаний таинственного советника , базировавшихся, в основном, на слухах, вставал образ этакого зловещего любителя потемков, угрюмого, подозрительного, чурающего общения, нелюдимого чужака, правящего нами из своего нью-йоркского далека.
     Поэтому, когда в один из первых дней работы в штабе меня представили высокому, лысоватому человеку, с лица которого не сходила широкая, открытая улыбка, я просто не поверил своим глазам. Это - Артур Финкельштейн?! Этот мягкий, симпатичный, доброжелательный человек – и есть тот самый нелюдь? Назначение Финкельштейна на должность стратегического советника Арика оказалось необычайно удачным. Советы американца были точными и своевременным, а стиль его работы оказывал благотворное - не подберу иного слова - влияние на весь штаб. Артур буквально излучал доброжелательность, со вниманием относился к предложениям и доводам собеседников, а если и спорил, то очень мягко, никогда не повышая голоса. Он перемежал разговор шутками, постоянно улыбался и задавал тем самым тон окружающим. С ним было приятно работать, и буквально через несколько минут разговора ты полностью забывал, что имеешь дело с притчей во языцах – «страшным и ужасным» Финкельштейном.
     Примерно за две недели до выборов мы собрались на очередное вечернее заседание пропагандистского штаба, начинавшееся совместным просмотром телетрансляции предвыборных роликов. Передача закончилась, и в комнате совещаний наступило молчание. Это был переломный момент кампании, когда соперники уже использовали все аргументы и следовало решать, что же делать дальше - придумывать и раскручивать что-то новое или вести кампанию такой, как она есть. Решение было самое что ни на есть стратегическое. Поэтому все молчали, ожидая, что скажет Артур. Он повертел своей круглой, лысой головой, подошел к доске, висевшей на стене и в течение получаса проанализировал не только то, что уже произошло с начала кампании, но и перспективы ее развития. И вот тогда я понял, что рассказ о той точности, с которой Финкельштейн за две недели до выборов 1996 года предсказал Нетаниягу их результат, причем предсказал не в общих словах, а с цифрами, был не слухом, а базировался на фактах.
     Артур разделил все население Израиля на 4 группы - сторонники Нетаниягу, в любом случае голосующие за Шарона, сторонники Переса, в любом случае проголосующие за Барака, сторонники Нетаниягу, на прошлых выборах поддержавшие Барака и сторонники Переса, которые могут и на этот раз отдать свой голос Бараку. Первые две группы он сразу же записал на баланс претендентов, и основное внимание уделил анализу ситуации в двух оставшихся. По его мнению, подавляющая часть сторонников Нетаниягу, переметнувшихся на прошлых выборах в лагерь Барака, на этот раз должна была вернуться "домой". А большинство сторонников Переса, из четвертой группы, считал Артур, не намеревалось пойти на избирательные участки. Финкельштейн исписал доску цифрами, а потом подвел итог - разрыв между Шароном и Бараком составит минимум двадцать процентов, впрочем, он склоняется к тому, что разрыв, скорей всего, достигнет 25 процентов. Следовательно, в кампании ничего менять не имеет смысла, более того, попросту запрещено. В завершение Артур повторил свой лозунг, который сформулировал еще в начале кампании - "Не стреляйте в самоубийцу!". Под самоубийцей он имел в виду Барака, полным ходом несшегося к политической гибели и наша задача заключалась лишь в том, чтобы ему не мешать. Именно поэтому Финкельштейн с Адлером и выбрали стратегическую линию не ввязываться в перепалку с Бараком, не отвечать на атаки его штаба и не "наезжать" на премьера. Артур Финкельштейн оказался абсолютно прав - и в выборе стратегической линии и в размере предстоящего разрыва между кандидатами, который составил 25.2 процента.
    
    

НАДЕЖДЫ МАЛЕНЬКИЙ ОРКЕСТРИК

    
     Ариэль Шарон победил, и перед ним встала не менее трудная задача – сформировать правительство. Следует напомнить - Биби Нетаниягу, после объявления досрочных выборов заявивший о намерении баллотироваться, снял свою кандидатуру, когда стало известно, что эти выборы коснутся только главы правительства, но не Кнессета. Нетаниягу счел для себя попросту невозможным работать с расколотым на 16 фракций парламентом, раздираемым противоречиями, сгубившими за полтора года правительство Барака. Поэтому нельзя не восхититься тем, как всего за полтора месяца Арику удалось сформировать достаточно устойчивое правительство национального единства , впрячь в политическую телегу коня Ликуда и трепетную лань Рабочей партии, левоватую дочь Рабина Далию и ультраправого Рехаваама Зээви. Арик создал такую общественную атмосферу, при которой Рабочая партия не посмела отказаться от его предложения войти в правительство – ведь в этом случае на нее пала бы вина за срыв усилий вновь избранного премьера объединить народ. Естественно, многочисленные министерские посты, предложенные Рабочей партии, также стали весьма серьезным доводом. Невиданная щедрость Арика, отдавшего проигравшей стороне ключевые министерства – обороны, иностранных дел, транспорта, промышленности и торговли и многие другие оставалась загадкой для многих израильтян. В том числе и для меня. Поэтому во время коалиционных переговоров (я входил в переговорную группу Исраэль ба-алия) я напрямую задал этот вопрос одному из самых близких сотрудников Шарона, с которым рука об руку проработал всю предвыборную кампанию. «Неужели ты действительно не понимаешь?»,- искренне удивился он,- «мы стоим на пороге серьезного конфликта, может быть даже войны, и в такой ситуации Рабочая партия обязана быть внутри правительства. Для этого Арик готов заплатить любую цену».
     В сформированном Шароном кабинете Шимон Перес занял пост министра иностранных дел и тем самым был создан тандем двух старейших израильских политиков, относящихся к поколению отцов-основателей государства. Это был блестящий ход – политику правого Арика должен был отстаивать и пропагандировать во всем мире автор ословских соглашений! Более того, Шарон отдал пост заместителя министра обороны дочке Рабина Далии, не имевшей никакого опыта в этой области, да и вообще не блещущей особыми талантами. Всю работу должен был делать министр обороны, опытный генерал Биньямин Бен Элиэзер, Далию пристроили опять же для паблик релейшен – освящать своим именем политику Арика.
     Правительство Шарона было сформировано очень мудро и с прицелом на будущее. Поэтому Исраэль ба-алия, обладавшая (после бараковского трюка с уходом Бронфмана с Цинкером) всего четырьмя депутатскими мандатами, получила под свой контроль два министерства – строительства и абсорбции. Арик учел не столько ее силу в парламенте, сколько реальное влияние на избирателя. А вот крайне правого Либермана , способного развалить коалицию изнутри, Шарон сумел нейтрализовать, предоставив ему кресло министра национальных инфраструктур, о котором Либерман давно мечтал. Поэтому в первые же месяцы существования кабинета Либерман хоть и подвергал критике недостаточно жесткую, по его мнению, линию Шарона, но выходить из коалиции не собирался. «Я получаю удовольствие от каждого дня пребывания на своем посту»,- вырвалось у него в одном из интервью. Да и для остальных партнеров Арик сумел припасти такие «конфетки» и так привязать их к себе, что, по всей видимости, несмотря на предстоящие очень серьезные испытания, его коалиция окажется достаточно устойчивой.
     Политическая мудрость Шарона проявилась еще и в том, что он оставил в оппозиции только те партии, у которых практически нет шанса пройти электоральный барьер на следующих парламентских выборах. Расчет Арика был прост – эти партии хоть и будут для вида критиковать правительство, как и положено оппозиции в демократическом обществе, но на самом деле не предпримут серьезных усилий для падения кабинета. Более того, они будут счастливы присоединиться к коалиции, если Перес не сумеет удержать в ней Рабочую партию. Таким образом, Шарон сумел превосходно справиться с почти неразрешимой задачей.
     Кроме политических опыта и мудрости Шарон обладает еще одним свойством, являющимся в нынешней ситуации совершенно необходимым для премьер-министра государства Израиль. В ходе предвыборной кампании наш штаб организовал ему встречу с редакцией «Вестей» - одной из крупнейших русскоязычных газет Израиля. Журналисты попросили кандидата в премьер-министры дать самому себе краткую характеристику и Шарон, не задумываясь ни на секунду, ответил – «Я создан для критических ситуаций.» После краха ословских соглашений и безответственных зигзагов Эхуда Барака Израиль очутился именно в такой ситуации. Я надеюсь, что волею судеб Ариэль Шарон оказался нужным человеком на нужном месте и в нужное время. Я хочу верить, что благодаря своему опыту, своим талантам и своему характеру он сумеет вывести государство Израиль из кризиса – пожалуй, самого серьезного за всю историю его существования.