Фрагмент из моего нового Разговора с автоответчиком (первый Разговор с автоответчиком см. Одесский альманах Дерибасовская-Ришельевская 12, 2003).


        Дорогой наш предполагаемый читатель-автоответчик! Прочти, пожалуйста, мое стихотворение из книги стихов Звук и слово (Иерусалим, 1999, с. 25):

        * * *
        Обычай жить не торопясь
        и в чувствах не спешить
        нам позволяет утвердить
        судеб взаимосвязь.
        Есть мужество на то, чтоб ждать,
        и смелость на порыв,
        и ощущаешь благодать,
        себе не изменив.
        Я женщина, мне доверять
        и, руки опустив, пока окликнут,
        путь избрать,
        спешащего простив.

        Трудно представить себе, какие мрачные фантазии позволили поэту Феликсу Гойхману увидеть в этом сдержанном лирическом высказывании сходство с брачным объявлением (см. его эссе по поводу моих стихов, журнал 22 , 129). Что касается рассуждений эссеиста о наименовании "поэтесса", стоит отметить, что слова "поэт" и "поэтесса" в наши дни в основном утратили оценочную окраску, но память о том, что она существовала, еще живет в русском языке и диктует выбор самоназвания и правомерность словоупотребления. Большинство женщин, работающих в русской поэзии, считают себя поэтами, но определение "поэтесса" не вызывает сегодня той резкой негативной реакции, какую оно, как известно, вызывало у Ахматовой.
        Кстати. Существительные "автор" и "классик" не имеют в русском языке аналогов женского рода ("авторша" употребление разговорное, а у "классика" и такого нет), что вовсе не означает, что они неприменимы к женщинам.
        Я определяю себя словом "поэт", но соглашаюсь и с определением "поэтесса", как например, в статье Юрия Виноградова, помещенной на сайте журнала ODESSA ( 7-8, 1999):"... тут мне на память приходят строки пребывающей ныне в дальнем зарубежье одесской поэтессы Беллы Верниковой: ...им взрослым без нас на земле оставаться" .
        Здесь уместно сказать, что к писателям, начинающим литературную работу в одной стране и продолжающим ее в другой, применимо несколько локально-культурных определений. Мы с Феликсом Гойхманом, являясь израильскими писателями, работающими на русском языке, или, в глазах одесских читателей, одесскими поэтами, пребывающими в дальнем зарубежье, остаемся русскими поэтами по языку и культурной традиции. Это означает, что базовые культурные модели и направляющие образцы получены нами из русской поэзии, а не из германоязычной немецкой и английской или романоязычной итальянской и французской поэзии, где подобные модели также присутствуют.
        Мы с Феликсом знакомы с 1980-х гг., когда у человека, жившего в СССР и писавшего стихи без паровозов не было реальной возможности издать книжку своих стихотворений. За давностью знакомства, если бы мне удалось оторвать женщину от поэта, что не получилось даже у эссеиста, то как мать и как женщина я могла бы сказать: Феликс, эта бодяга, которую ты развел о брачных объявлениях и о своей жене - в огороде бузина, а в Киеве умница-жена, относится не к моим стихам, а к твоим собственным проблемам . Но неприятие риторики коммунальной кухни, унижающей достоинство отдельно взятой личности, не исчезает с выездом из коммуны, где чуждые люди с утра и до ночи до жизни твоей в разговорах охочи (см. Звук и слово , с. 39-40).
        Кстати. Существительное "личность" в русском языке женского рода и не имеет аналога мужского рода, что вовсе не означает, что мужчина не может быть личностью.
        Я написала Феликсу Гойхману письмо, которое отправила почтой, а теперь привожу в этом тексте, поскольку оно содержит только отзыв на публикацию и может быть прочитано каждым заинтересованным читателем-автоответчиком:"

Здравствуй, Феликс!

        Пишу это письмецо в дополнение к нашему телефонному разговору о твоем эссе в присланном тобой журнале 22 . Затеянное тобой составление мозаики о русской поэзии, изданной в последние годы в Израиле, дело очень нужное. После распада Союза русское литературное зарубежье значительно расширилось и те, кто остались в Одессе, и мы, уехавшие в Израиль, как и все, пишущие стихи по-русски в десятках стран ближнего и дальнего зарубежья, остаются русскими поэтами, и публикации, представляющие спектр русской поэзии того или иного региона в таком необязательном (в смысле свободном от обязательств), но интересном для читателя жанре как эссеистика, заслуживают искренней похвалы.
        Теперь о самой публикации. Необязательность эссеистики и то, что ты озаглавил эссе по поводу моих стихов Поэзия Беллы Верниковой глазами мужчины кое-как оправдывает сужение твоей трактовки этой поэзии до гендерной проблематики, укладывающейся в придуманную тобой броскую аналогию с брачными объявлениями. Но не надо забывать, что живущие в Израиле русские поэты пишут и о своем еврействе, и об отношении к Израилю так, моя книга Звук и слово открывается разделом Выжить на выжженном теле земли . Если в Союзе после сталинской репрессивной борьбы с космополитами любое упоминание о еврейском происхождении людей, работающих в русской культуре, приобретало негативную окраску, а в критике и литературоведении анализ национальной самоидентификации русского писателя-еврея (или татарина) не пропускался в печать, не стоит следовать этому канону здесь и сегодня.
        Меня порадовала та связь между называнием, зрением и слухом, которую ты нашел в моих стихах Слепнущий электрик , Все кажется, что счет утрат и Старые названья старых улиц , и которая закреплена самим названием книги Звук и слово . Еще ярче эта связь выражена в моем стихотворении (с. 99-100):

        Как он знает, какими красками куст
        прошуршит вослед человеку,
        как мазок добавляет к мазку,
        безъязыко знание растворив,
        как в пейзаж вплетает вселенский мотив
        тот художник, ведающий тоску
        по гармонии и разрыв миров.
        Он асоциален, терпим, здоров.


        Иногда костюм,
        пока не вышел из моды,
        изливает на нас избыточный свет,
        взятый мастерами у придорожной природы,
        где дороги рискованный цвет
        и блестящий свежими красками куст
        передают человеку от Бога привет
        из первых уст.

        Советую тебе в следующих публикациях заканчивать свое эссе подборкой стихов по 2-3 ярких стихотворения каждого из представленных поэтов, чтобы читатель мог убедиться не только в том, что эссеист умный и остроумный человек, и какая у него чудесная жена, но и в том, какие замечательные стихи написаны поэтами, о которых шла речь без стихов, которые говорят сами за себя, любая их интерпретация не дает представления о самой поэзии.
Привет Сусанне, будьте здоровы,
24 ноября 2003 г.
Иерусалим."

        Конечно, это письмо написано поэтом, оценившим проницательность критика там, где она проявлена, и пропустившим мимо ушей придуманный эссеистом завлекательный ход про брачные объявления.
        Пушкин упомянул о романтизме, когда тот еще не воспринимался как эпоха в литературе: Так он писал темно и вяло, что романтизмом мы зовем . Мы знаем, что романтизм не сводится к вялому письму. Как и постмодерн не сводится к стратегии текста, а во многом определяет авторское самочувствие. В эпоху постмодерна нам не грозит печатный донос, а печатное хамство воспринимается как литературные игры и почти не задевает. Поэтому можно спокойно не обращать внимания на то, что твоего внимания не заслуживает, и радоваться тому, что критику удалось сказать что-то новое и существенное о твоих стихах.
        январь 2004,
        Иерусалим.

        Белла Верникова, 2004."