Еврейской прозы - в местечково-мировом масштабе - изначально по-русски существовало мало (а была? был ли мальчик Мотл-то?). Одна жила услада - переводы. Но давно уже шолом-алейхемы, менделе-сфоримы и даже башевисы-зингеры ушли туда, где заветное вино и мендельсон-бартольди теплыми вечерами….
    Но тут торжественно, как во время утренней молитвы, отодвинулся бархатный полог и возник прозаик Яков Шехтер-Реховотский.
    - Шо-ша? - иронически спросил он. - Шалишь! - и внес свитки, где все сказано о бесах в синагоге, о переходящем кубке Элиягу, о защитниках Реховотской крепости и многом ином. И (ликую!) - кириллицей, родимой.
    Вглядываешься в эти тексты, замешанные на тайнописи - зыбь прозы, как будто горячий воздух дрожит в полдень или свеча трещит в сумерках - и бормочешь просветленно: "Кабы была каббала да бела, а то вроде и есть окно, ан темно". Мир моих представлений как бы отделен сплошной решеткой от представления, разыгрываемого героями Шехтера - и только посверкивает сквозь щели любопытствующий (мой) глаз. Правда, и оттуда не меня, вероятно, смотрят - внял ли? Не прочистить ли щель тоненькой отверткой?
    Шахты Шехтера - извилистые ходы подтекста, основанного, увы, не на моей традиции. Я бы с благодарностью открывал душу авторскому Откровению, стоя на горе, но, увы-два, вынужден довольствоваться выданным "на гора" - то есть лишь внешним (вместо взращенных жемчужин - нарубанный уголек). Поэтому вместо периметра комментариев - просто несколько терпеливых слов.
    Передо мной - четыре очередных рассказа Шехтера. Они настолько внутренне сплетаются, что обозначим их "Четыре рассказа" (как у Сэлинджера - девять! Дзен создателя Холдена Колфилда, без этого не понять, тоже не сахар, хотя до сфирот далеко). Набоков как-то буркнул о женской прозе: "Все фразы запахиваются налево". У Шехтера каждый рассказ носит кипу и строго, поучительно поднимает указательный палец. Все они - как бы единые и неделимые главы единой "Книги Якова".
    Сам же Автор - словно сидящий на облаках, следящий за почками (по древним диагностам: ум, честь и совесть человеческих существ - в почках) живущих персонажей.
     - Жизнь - бурчит он, - не гладкая, а закрученная в тугой столбик.
    Шукшин называл своих героев "чудики". У Шехтера - "чудосы", контаминация "чудо" и "дос". Шехтер чуток до слов и падок до чудес. Он с любовью и тщанием сооружает и расставляет в тексте словесные ловушки - слова у Шехтера надо бдительно ловить.
    - Но и они нас ловят, - говорит автор. Недаром один рассказ так и назван - "Ловушка". Мы все в капкане судьбы - Нава замурована в парализованном теле, Эльханан в семье, Арье - в своем сердце, Залман - в прошлом. Ловушка слова, Лот - это из имен рассказов :"ло", ребята, - напевает автор, - все нет, все не так, ребята. Не вырвешься, от себя не уйдешь, не смотаешься в Лос-Анджелес - как сказала бы (правда, в другом контексте) рассказчица из "Ловушки": Б-г найдет бедолагу. Везде достанет. Или это будет болезнь (Цви, Нава, Эстер, Арье) или любовь (что тоже, утверждают, вирус) - Залман, жующий лотос в ресторане "Локис", плюс Бируте, жена Лотаса. Символов в этих печальных (временами печаль светла) историях предостаточно.
     Знак (как звал это Джойс) "Ловушки" - листья. Тень от листьев ("родимое" пятно на фото) как бы оттягивая (предвкушая?) беду в конце-концов превращает Наву в "растение" - а "листья вокруг вздрагивали и шелестели", шифруя дальше.
    Знак "Неторопливых слов" - розовое. Эстер в "неописуемо розовом" с кружевами превращается в "розовое мясо" ожогов. Знак "Второго сердца", на первый взгляд - второе сердце (у Арье в боку, у Леи в земле), но это для Шехтера слишком просто, поэтому скоро доходит, что истинный символ - пушок (икры, покрытые светлым пушком, рука в "золотистом пушке"), а донесло его из "Неторопливых" - желанный пушок над верхней губой Эстер, губа же раскаталась из "Ловушки", где выдергивают волоски над ней…. Слова перетекают из сообщающихся рассказов, струятся, струнно оркестрируют и я согласно киваю головой вслед Якову Шехтеру: "С какой осторожностью нужно относиться к этим, казалось бы, мгновенно исчезающим в мировом пространстве звукам".