Любовная лирика, в отличие от лирики гражданской, почти всегда легка для восприятия, ибо взывает к чувствам читателя, причем не к социализированной их части, а к самой что ни на есть подлинной, глубинной, частично скрытой от других и вытесняемой из собственного же сознания. Первое, что хочется сказать о данной подборке - что независимо от отличающихся от стиха к стиху художественных способов упрятывать чувства в слова или напротив, словами эти чувства проявлять, каждое из лирических стихотворений этой подборки заставляет меня почувствовать себя задетой за живое. Сперва мне казалось, что, кроме как отметить данный факт, мне нечего сказать о приведенных стихотворениях. "Глубоко трогают меня лично" - это не рецензия. Затем я перечитала подборку, словесно выражаемые мысли стали появляться, я села и записала их, постаравшись быть последовательной. Перечитав рецензию, я пришла к выводу, что она написана под влиянием моей профессиональной деформации: диагнозы, термины... с другой стороны, поскольку научная психология уже придумала термин для каждого сильного чувства, стихами Лукаша можно иллюстрировать главы учебников по психологии эмоций. А мне, в свою очередь, стихотворения Лукаша хочется иллюстрировать музыкальными произведениями современных исполнителей, от Земфиры до Каберне Денев.
Я начну обзор с последнего стихотворения, поскольку оно, по моему представлению, незаслуженно занимает заключительное место в подборке. Во-первых, оно не вписывается тематически. Во-вторых, оно на удивление бессвязно, и образы, вызываемые его чтением, друг с другом никак не взаимодействуют и не соседствуют (как говорят в Одессе: "даже рядом не стояло"). Основной фон возникающей картины - перерытый бульвар Иерусалима, чтоб этим градостроителям неладно было, по которому не только ходить, но и ездить в последние месяцы не рекомендуется. Никак не сочетается с перерытым бульваром образ арабок в прилипшей к телу одежде, разложивших телеса на свободных креслах в ожидании "знакомства не в лицо" с доктором Кацманом. Но дело, собственно, не в нем. В ком же тогда - ответа на этот вопрос мне так и не удалось найти.
В первом стихотворении первое же четверостишие расставляет ловушку на пути к пониманию авторской идеи. Я так и не могу перестать биться над вопросом: то ли здесь утверждается, что единственная причина, по которой герои не сойдут с ума - слова героини о поэте-пророке, а то ли, напротив, слова героини о том, что поэт - он же и пророк - недостаточная причина для того, чтобы сойти с ума. В общем, ко второму четверостишию я приступаю, будучи уже сбитой с толку. Во втором четверостишии меня еще больше озадачивает вопросительная форма утвердительного, как мне кажется, предложения. Почему в конце последней строки стоит вопросительный знак. Никак у меня не получается озвучить тут вопросительную интонацию, как и понять, "а в чем вопрос?"
Несколько удивляет резкий переход от депрессивно-фобического настроения первой и второй части к эйфории первого четверостишия четвертой части. Впрочем, да, есть еще такая болезнь: маниакально-депрессивный психоз. И, в последнем четверостишии у нас снова параноидальные идеи, касательно мрачного будущего. В целом стихотворение оставляет впечатление эмоциональной неустойчивости, и, вместе с тем, нельзя не признать его успешность, как выразительного средства последствий отношений с женщинами. Жизненная правда, иначе говоря. Подтверждаю: так оно и бывает.
Стих второй с точки зрения формы высказываемой идеи - безупречен. Всем, кто когда-либо привязывался к чему-либо, что стало для них дорогим, должно быть понятно, как сильно порой хочется избавиться от привязи, и как страшно то, к чему привязан, потерять. А всем, кто в любви переживал драматические повороты сюжета, даже и не нужно говорить о боли в груди, в паху. В паху, впрочем, это мужчинам понятнее.
Третье стихотворение мною воспринимается, как три отдельных. Они не без связи, а связывают их выражение страдания и упрек. В последних строках упрек приобретает традиционную форму высказываний брошенной с ребенком женщины, которая, сквозь выкрикиваемые проклятья, шепчет: люблю, жду.
Временами знакомство с обстоятельствами автора мешает воспринимать его творчество "вчистую", как есть, поскольку в фон, создаваемый стихами, вторгаются размышления и ассоциации. Применительно к третьему стихотворению, такое вторжение претерпел первый же столбец (ничего, что я так по-программистски? Столбцы, строки, базы данных…) А именно: у меня возникло стойкое впечатление, что вещающий визави - это не более ни менее, как автор выразительных строчек:
"От мая до июля
Меня любила Юля.
С июля вплоть до мая
Меня любила Мая,
И с мая до июня
Меня любила Дуня -
А я их весь свой век,
Как честный человек"
Не так уж важно, истинно мое предположение насчет персонажа стихотворения или нет. Важно, что, под влиянием сложившегося впечатления, я ушла в размышления на тему лжи во спасение и непостоянства наших же собственных идей в зависимости от обстоятельств и точки зрения. А еще о том, как легко давать советы, которым сам бы последовать не мог.
Жемчужина стихотворения - фраза: " Я, до сих пор, когда куда-то еду, всем телом представляю, что к тебе… "
Вот, это то, что остается по окончании чтения - чувство физического стремления навстречу объекту страсти. И - нетерпеливое ожидание времени, когда мучительное влечение, наконец, отпустит ("Когда-нибудь вольешься ты - когда же? - в единый образ женщины моей").
Следующие два стихотворения отражают досаду автора, но главное - вызывают ее и у читателя, в отношении того, что в этой штопаной жизни приходится убивать любовь, чему способствуют выписанные таблетки от бешенства, по штуке в день, плюс состегивание стишков в промежутках между попытками сбежать с работы на волю в лес. А что там, на воле? Любовь-то уже задушена.
Седьмое стихотворение восхитительно и практически безупречно по форме. Разве что расхожую идею о том, что за все в жизни приходится либо платить, либо расплачиваться, я бы переформулировала так: "что долг - опасен платежом".
А вот ассоциативный ряд следующего стихотворения мне недоступен. То есть, чутье подсказывает мне, что автор жалуется, я вот только не могу понять, на что. Впрочем, сам же признает свою вину. Во всей ясности мне раскрывается лишь смысл последнего четверостишия, а также, проявляя свою природную смекалку, гордо сообщу, что содержание заключающейся в них жалобы мне понятно: уровень притязаний лирического героя не отвечает получаемым в косвенной форме указаниям от общества в отношении формирования его поискового поведения.
Десятое стихотворение вызывает ассоциации с героиней серии романов Анн и Сержа Голон, Анжеликой. Там у героини была та же самая фишка: "Падающей звездой промчаться сквозь жизнь каждого из своих многочисленных мужчин, оставив в ней незабываемый след". Ей-богу, стихотворение можно размещать на форзаце каждого выходящего в свет томика "Анжелики и…" - "и всю жизнь получать гонорар".
Чистые лиственные ассоциации, возникающие при прочтении стиха, сильно омрачаются упоминанием гименопластики в начале и заставляют вспомнить множество гадких анекдотов из серии: "он считал, что в женщине должна быть какая-то до конца не постигаемая тайна, не подлежащая окончательному раскрытию, манящая своей неизвестностью, интригующая в течение всей долгой жизни… и поэтому занимался с ней исключительно анальным сексом".
Стихотворение, занимающее почетное, десятое, место, вызывает противоречивые чувства. С одной стороны, ППКС (данная чрезвычайно популярная в Интернете аббревиатура расшифровывается как "подписываюсь под каждым словом"). С другой стороны, возмущение вызывает попытка преподнести описанные в стихотворении переживания лирического героя, как присущие исключительно поэтическому племени.
"У поэта в изобильи беспросветной маеты" - а у критика, что, в недостатке?
Следующая тема: "А если не треугольный, то это не мой колпак" - "А если это не ты, то иди гуляй, не отвлекай от моей собственной страсти, проходите, не задерживайте очередь!" Можно подумать, что проблема "хочу, чтоб меня любил тот, кого хочу я, и не любил, кого не хочу" стоит только перед поэтами. Общечеловеческая эта проблема, всеобщая, если кто с первого раза не понял. Точно так же, как и проблема экзистенциального одиночества, раскрытая в третьей строфе.
В целом, можно сказать, что стихотворение замечательное, поскольку очень доходчиво представляет общечеловеческие проблемы в шкурной эгоистической форме. Сразу веришь. И на собственную шкуру проецируешь немедленно, на автопилоте, без вмешательства сознания. Ох, - отчаянно закатывает глаза критик, - как бы мне самой хотелось, чтобы меня любил тот, кто я хочу, чтобы меня любил, а все остальные чтобы берегли свое душевное здоровье и держались на расстоянии, то есть, берегли бы еще и мое…
Это настроение тесно переплетается со второй строфой следующего стихотворения. Осознание бесцельно прожитых лет, за которые потом будет мучительно больно, своей, проводимой в отрыве от объекта влечения, невечности, нагнетает сильнейшее уныние и заставляет всерьез задумываться об обращении к доктору за таблетками от бешенства из шестого стихотворения (здесь добавлю краткое разъяснение по теории эмоций и темперамента: уныние представляется практически синонимом меланхолии, а меланхолия является обращенным внутрь себя приступом холерического бешенства, которое естественным образом было бы направлено на других).
Немаловажным представляется бунт:
" Довольно! Мне осточертело
души не чающее тело"
Проблема широко распространена и в фольклоре описывается в разных формах: от анекдота про обезьяну, которая не может разорваться между умом и красотой, до еврейской пословицы на идиш, которая заявляет: "Есть тот, кто красив, и есть тот, кто знает". Применительно к нашей ситуации, есть те, что любят красивые тела, и есть те, что любят умных. По наблюдениям, чаще дамы склонны оскорбляться, когда выясняется, что интерес, испытываемый к ним лицами противоположного пола, носит исключительно сексуальный характер, и, таким образом, не востребованной, а то и вовсе не замеченной, остается их душа. Согласно тем же наблюдениям, дамы в такой ситуации оскорбляются чаще, а мужчины - сильнее. Потому что реже в нее попадают, привычки нет. Вот, автор обнаружил себя не в этой, но в отчасти сходной ситуации, - и смотрите, как возмущен!
" И все же, это очень странно,
что я - хочу тебя лечить,
а ты - меня лечить не хочешь." - тут критик, она же психолог, недоуменно разводит руками: а что, мол, здесь странного? Вот представь себе: приходишь на пляж, а там станки, станки, станки…ну или стройка, стройка, стройка…
А вообще, напоминает Земфиру: "пьяный мачо лечит меня и плачет оттого, что знает, как хорошо бывает". Автор подборки тоже, как порой кажется, на грани слез, с комком в горле - того и гляди, заплачет - оттого, что знает, как хорошо бывает, и потому сегодняшняя ситуация, так сильно отличающаяся от того самого хорошо, причиняет настолько сильные страдания. Все познается в сравнении. А вот жил бы всю жизнь, как середнячок, не писал бы стихов, имел бы свою маньку, считал бы, что королевы и ажурное белье бывают только в сказке - была бы очень простая жизнь без таблеток и любого рода эмоциональных взбрыков. Если не подниматься высоко, падать неоткуда. Это очень безопасный выбор - не проигрывать потому, что никогда не рискуешь.
Но мы не ищем легких путей. Легких путей хочется тогда, когда сильно свалился на пути трудном, набил себе набор разноцветных синяков и разнокалиберных шишек, и теперь сам себя ужасно жалеешь. Вот в этот момент хочется доли полегче, карты попроще. А в целом, руководствуемся принципом, услышанным мною от нынешнего начальника: "Целить надо на луну. Даже если не допрыгнешь, где упадешь? Среди звезд".
длинные дороги
нравятся не многим
почему? - не пойму...
путь по ним невесел
ни друзей, ни песен
так всегда! не беда!
никакого чуда!
верю я, что буду
по весне на луне.
(Каберне Денев)
Можно добавить, что среди звезд ты оказываешься уже в самом начале своего пути, на взлете, и продолжаешь среди них оставаться на любом этапе своего путешествия на луну. Начальник считает, что я уже стартовала и упрямо держу курс на "меньшее светило". Наверное, он прав, думаю я, обнаружив себя среди звезд, имя одной из которых - Павел Лукаш.