Многие тексты производят впечатление искусственности, заданности, слепленности. Может быть, в философской поэзии это и неизбежно, но результат не оправдывает использованные средства. Часты смысловые повторы, вызванные исключительно потребностью заполнения формы. Случается, за внешней значительностью фразы ничего не стоит. Автор включает в свои тексты разнообразные народные выражения, присловья и т.п. -- и почти всегда , поставленные рядом или близко друг к другу, они друг друга смазывают, сбивают с толку читателя. Все вышеперечисленное относится особенно к главам ВЕНОК МАГАРАЛУ, ЕВРЕЙСКИЕ МОТИВЫ, ЭПОХА.
Собственно говоря, таковые претензии я предъявляю только в силу откровенно заявляемой автором декларации: к моей поэзии необходимо применять мерку смысла. Ведь вот не было бы вопросов, если бы это была поэзия звукописи, аллюзий, непоняток, шифров и презрения к читательским массам. КОРМАН, однако, намеренно, настойчиво проводит определенные (еврейские, в духе Горенштейна) идеологемы. От читателя и критика в первую очередь требуется именно реакция на эти содержательные аспекты текста, но не на эстетические. Потому последним и сам автор придает очевидно меньше значения; смыслы -- вперед, эстетика -- постольку поскольку. Даже собственно форма (рифма, размерность) -- постольку поскольку она не мешает смыслу. Хорошо, все это право автора. Но тогда и судить его мы должны по его же законам. И тогда основные требования предъявляются к прозрачности, логичности и оригинальности смысла стихов. А вот тут и начинаются проблемы.
Ты кукла? Химера? Не все ли равно:
Тварь, идол, слуга домочадцам...
Но то, что имело начаться давно,
недавно сумело начаться.
Кукла и химера - далеко не одно и то же. Перечисление во второй строке также ничего не добавляет к пониманию того, что же такое "ты". А в третьей и четвертой строке вообще бессмыслие: если то, что имело начаться давно, началось недавно, то почему? И что "то"? Ведь было только что "ты"?
Оврагом ты не был и не был совой
ни лесом, ни следом копыта,
а просто ты был завиток звуковой
и шепота переизбыток.
Опять-таки перечисление того, чем не был голем. еще не добавляет ничего к его характеристике. А вот несущие положительную смысловую нагрузку третья и четвертая строки как раз и хороши и запоминаются. То есть поэзия, выбивающаяся из заранее намеченной колейки, заслоняет в восприятии читателя чисто логические (к тому жде отрицательные) абстракции.
Вот еще одна аналогичная ситуация (КОЛИ МЫ ГОЛЕМЫ, гимн големов):
Полюбила голема
внучка Магарала,
на него ресничные
подняла забрала.
Здесь начало племени
големской крови,
Големов Богемии
и всея земли.
Глиняной дилеммою
с комплексом вины
мучимся проблемою:
големы ли мы?
Хоть нам все позволено,
пиво и кутья,
но коли мы големы,
мы особь статья.
Не по нашей воле мы
всех перемолчим,
Но коли мы големы,
плакать нет причин.
Коли мы големы
на семи ветрах,
ветряками в поле мы
нагоняем страх.
Магаралом взятый
Глиняный редут:
по земле покатой
големы идут!
Внучка Магарала полюбили Голема. И появились у них дети (надо догадаться). Ясно, что эти дети - мутанты; полуголемы, полулюди. И тогда третий катрен - зачем? И он совершенно беспомощен сам по себе, внутри себя: дилемма в первой строчке ("глиняная" не спасает), комплекс вины во второй строчке, проблема в третьей...
А далее: "Хоть нам все позволено,/ пиво и кутья, но коли мы големы..." Эти "Хоть" и "но" стоят тут исключительно для размера (что-нибудь одно, по крайней мере), если я не ошибаюсь. Пиво и кутья - это все, что им позволено? Ну, так это немного. Из предыдущих четверостиший мы видели, как им позволено и сожительство с дочерями человеческими... И уж совершенно очевидно, что коли они големы, то "особь статья". Это даже и в повторении не нуждается, коли бы размер не требовал. Но автора явно увлек автоматизм падежной рифмовки: два подряд, да еще таких ходких выражения. Как и через несколько строчек повтор смысловой, обусловленный тою же рифмой и размером: Коли мы големы\ на семи ветрах\ ветряками в поле мы...
И прекрасное последнее четверостишие, никак не обусловленное и стоящее особняком в стихотворении...
Даже лучшие тексты КОРМАНА не свободны от некоторой вторичности и смысловой неточности. Например, в прекрасном стихотворении СКАЗАНИЕ О СПЯЩЕМ ГОЛЕМЕ встречаем "бесприютность русских полей", застилающую глаза "пелену-пелерину", и напоследок "намокание дождем".
Опять-таки подчеркну. Такие требования к чистоте выражений и смысла мы прдъявляем КОРМАНУ исключительно в силу избранного им самим для себя закона -- стихотворение есть как минимум смысл, и притом вложенный в отточенную поэтическую и логическую форму.
От них слова уходят в маки,
унося патронташ обид,
а по поводу главной строки
запускаю первый флюид.
И в пику тем, кто слова не берег
и как пену гнал, на фу-фу,
я рифмовкой зачищу концы двух строк --
и замкну электрострофу.
КОРМАН часто проигрвает сражение со словом, причем это именно сражение; слова ему, как мы видели, приходится усмирять ради предустановленной сверхзадачи.
Пулеметные гнезда строф
и абзацы - брустверы - бровки...
лишь бы только хватило слов
для трассирующей рифмовки.
Поэт-словеснопоточник свободно вихляется в одной плоскости - плоскости форм языка, иногда случайным образом получая на выходе оригинальный смысл и стычки слов, сходящие за образы да метафоры. КОРМАН сознательно ограничивает себя пересечением двух плоскостей: форм языка и логической определенности. В итоге он далеко не всегда получает достаточно прямую (на глаз) прямую. Чем и характерны его тексты, что в них наряду с... встречаются куски, достойные пародирования, и злого пародирования. Нет в представленной подборке безупречных стихотворений; всегда встретишь какой-нибудь ляпсус, или банальность,или бессмыслицу, или раскавыченную цитату (попавшую в текст не по злому умыслу, разумеется), что и гробит все впечатление.
По возрасту моему не мне указывать КОРМАНУ как писать, что надо бы тщательнее, и т.п.. Ничего другого сказать, однако, не могу...