Александр Карабчиевский

    
    
    
    Вот ситуация, которая сейчас занимает меня больше всего: как проходило бы заседание, если бы в наш писательский клуб принесла бы для обсуждения свои стихотворения какая-либо женщина, известная ценителям художественной литературы? С женскими стихотворениями в массовом сознании просто беда происходит. В памяти подавляющего большинства критиков существуют две писавшие стихи на русском языке классические дамы: Ахматова и Цветаева. Неважно, что первой из них порой не на что было квартиру нанять, а другая сдуру вернулась в Россию и с горя повесилась. Зато теперь с ними сравнивают остальных поэтесс.
Кроме того, некоторые из нас в состоянии вспомнить десяток женщин, писавших стихотворения. Например, Сафо на греческом, Эмили Дикинсон на английском или Рахель на иврите. Кто пообразованнее, вспомнит еще десятка два женщин, сочинявших стихи на русском языке. Я необразованный, я не вспомню. Разве что Мирру Лохвицкую или Ирину Одоецеву, начинавших до революции в 1917 году, а после Ольгу Берггольц, Маргариту Алигер, Римму Казакову, Ларису Васильеву, Беллу Ахмадулину, Юнну Мориц. Ну, еще детские поэтессы: Агния Барто, например, или Елена Благинина. Есть еще бардессы, которые свои стихи пели или поют теперь. Например, Новелла Матвева. Но это, примерно, и все. Конечно если мы вместе поднапряжемся все, то вспомним еще десяток женщин-поэтесс.
     Например, Марину Кудимову, Ольгу Седакову, Елену Шварц или Инну Кабыш. Проводя такую работу, попробуйте составлять параллельно два списка: на каждой строчке первого вписывайте поэтессу, стихи которой вы знаете из книг, не будучи знакомым с ней очно, а на каждой строчке второго списка указывайте имена пишущих стихи женщин, которых вы знаете лично. Я попытался проделать такую работу, и с ужасом обнаружил, что второй список у меня получился гораздо длиннее первого. Это ничего не говорит о поэзии, это свидетельствует обо мне. И я с ужасом думаю, зачем Ирина Маулер перешла от гипотетической возможности попасть в первый список к попаданию во второй? Это уже говорит кое-что не только обо мне, но и о ней. Зачем она, уже подарившая своим знакомым свои поэтические книжки, снова выносит на рассмотрение участников клуба свои стихи? Неужели ей необходимы неискренние и стандартные похвалы? Если да, то стыдно за поэта, от которого аудитория привыкла ожидать упражнений в искусстве человековедения. Почему похвалы непременно неискренние? Потому что качество поэтической работы проверяется первым списком, а не вторым. Потому что Ирина не попала бы ни в какой список, составляемый любым участником нашего клуба, если бы не пришла в клуб сама.
     Обратите внимание, чем меньшим выходит первый список у критика, тем менее квалифицирован такой критик. Тем меньше текстов он знает и тем менее способен судить о них с любых позиций, кроме вкусовых. У нас в клубе есть замечательная поэтесса, автор эпохальных строк: "Тебя я встретила внезапно, ты из сортира выходил", или "Скользнули пальчики проворно по шелку нежному груди, /И перейдя на ты невольно, я прошептала подожди". Однажды с ней в клуб пришел брат. Такой крепкий молодой человек. И он сказал: "У моей сестры - хорошие стихи. Когда она читает их маминым знакомым, они даже плачут от чувств". Хорошо ли, что знакомые мамы этой поэтессы плачут от чувств и стихов? По-моему, это прекрасно. Это показывает воздействие поэзии на сердца. Печально лишь то, что они - неквалифицированые критики, и оценивают авторов по второму списку, а не по первому. И члены клуба уподобятся этим плачущим людям, если попытаются в течение ближайшего часа рассказать о своих чувствах, овладевающих ими при прочтении стихотворений Ирины, или сравнить ее творчество с работами двух классических дам, одной из которых приходилось передачи в тюрьму носить, а другая с горя повесилась. Так вот: если бы какая-либо постоянно и длительно трудящаяся в литературе женщина пришла бы со своими стихами в наш писательский клуб, стали бы мы разбирать ее стихи с цитированием отдельных строк, или ограничились бы созданием для нее благодарной аудитории. Я расскажу, какую женщину имею в виду: любую из занимающих позиции с пятнадцатой по сорок пятую строку первых списков любого из участников нашего клуба.
     Только в московском союзе писателей - около десяти тысяч человек, более трети из них - женщины (выходит около трех тысяч), и не менее половины из них сочиняют стихи на таком уровне, чтобы быть профессионально отмеченными (выходит около полутора тысяч). Это только в Москве. В России их еще больше. А в Израиле в союзе русскоязычных писателей более двухсот шестидсяти человек, и половина из них - прекрасная половина человечества, то есть женщины (около ста двадцати, для ровного счета), и, допустим, каждая третья пишет стихи (не менее сорока получается). Иными словами, есть из кого составить как список незнакомых поэтесс, так и список знакомых. Но неквалифицированные обсуждатели не знакомятся с текстами вне заседаний клуба и не принимают во внимание остальную литературу, рассматривая какое-либо конкретное произведение. Они желают испытывать чувства вместо того чтобы задуматься над текстом.
     Я обо всем этом говорю нарочно вот почему, прежде чем перейти к краткому и неутомительному разбору текстов, представленных Ириной: для меня в обсуждаемом предмете содержится несколько концептуальных загадок, которые наверняка не будут решены в течение сегодняшнего обсуждения и вряд ли могут быть решены вообще. Но формулирование этих загадок может натолкнуть неизвестных мне и при этом хороших людей на новые мысли, что обогатит литературу хоят бы в разделе критического жанра. Вот эти загадки.
     Следует ли помнить пол обсуждаемого автора при оценке стихов? Иначе говоря, отличаются ли принципиально в совокупности своей стихи, написанные женщинами, от стихов, написанных мужчинами, если не учитывать спряжения употребляемых в тексте глаголов в единственном числе первого лица? В спорте, в балете и в оперном искусстве такое разделение признается, в живописи - не признается. Как обстоит дело в поэзии, я пока не знаю, и полагаю, окружающие меня люди не знают тоже, хотя с горечью надеюсь, что они имеют по этому вопросу стихийные собственные мнения.
     Какие именно критерии, кроме определяемых словами "мне нравится" или "мне не нравится", следует использовать при оценке художественных текстов, в том числе поэтических? Может ли служить критерием оценки беллетристики, к которой относятся и стихи, успех или неуспех у читателей произведения, выпущенного на свободный рынок, то есть количество проданных экземпляров или тексты рецензий? По моему, необходима комплексная многофакторная оценка, включающая разнообразные критерии, но вот о том, какую степень приоритета какому фактору присвоить - предстоят долгие споры.
     В какой степени понятие "вторичности" применимо при оценке художественных произедений в нашем клубе?
     Как добиться притока в писклуб свежих, умных и интересных людей, приносящих талантливые произведения? Председатель клуба говорил однажды на заседании, что вступить в клуб желают десятки людей. Что они по интернету присылают свои заявки. Почему их нет на заседаниях? Мне глубоко обидно читать свои тексты только тем, кто меня знает: зачем же к выступлению готовиться, если все свои, все знакомые? Этот синдром провинциала - тоже концептуальный вопрос.
     Следует ли признавать текст в целом удачным, если обсуждающему кажется удачным один из десятка образов, а остальные - неудачными? Иными словами: следует ли признать текст неудачным, если в нем нет строк, которые оценивающий готов признать яркими и достойными лучших образцов рассматриваемого жанра?
     Все эти концептуальные проблемы имеют непосредственное отношение к обсуждению текстов Ирины Маулер. Я делаю скидку на ее пол, то есть говорю о женских стихах как об особом феномене литературы. Я присваиваю ее неуспеху у читателей сравнительно высокий приоритет, и из-за этого нападаю на ее стихи, хотя если бы он читала эти же стихи мне в четыре часа утра в романтической обстановке, я бы хвалил их всеми доступными и не вызывающими отвращения методами. Я горжусь тем обстоятельством, что стал первым, кто рассказал Ирине о нашем писательском клубе и пригласил ее на заседание. Я отвратительно субъективен, и потому выдергиваю из ее стихотворений цитаты, которые кажутся мне снижающими качество стиха.
     А теперь придется говорить собственно о текстах, представленных Ириной к обсуждению и вывешенных в Интернете. Наиболее интересным мне представляется написанное Ириной предисловие к этим текстам. Приведу его полностью.
     "Приехала в Израиль 1990 году из Москвы. Закончила Московский автомобильно-дорожный институт. Пишу давно. В Израиле вышло 2 книги: "Лирософия" в 1996 и "Бег над временем" в 2001. B книги вошли также мои переводы израильской поэтecсы Ионы Волах. Занимаюсь живописью - рабoтаю маслом. Член ришонского отделения Союза художников. Периодически выставляюсь. Kомпозитор Хаим Школьник написал 12 песен на мои стихи и выпустил диск. Работаю инженером, муж-врач, двое детей - 14 и 4 лет".
     Всё! Замечательный текст. Если не считать сомнительного с корректорской точки зрения глагола "выставляюсь" - передо мной чудесный рассказ о счастливой женщине. У нее все хорошо. Ничего больше не нужно, а если что-то и нужно, то оно лежит за пределами моей компетенции. Слава Богу! Она победила жизнь, и проблемы, которые она решает, не связаны с неудачным составлением слов во фразе. Лишь бы дети были здоровы и чтобы не было войны.
     Но нет мира под оливами. Ирина Маулер развязывает войну. Она смеет предлагать читателям весьма несовершенные строчки. К примеру, практически с самого начала, в стихотворении: БЕГ НАД ВРЕМЕНЕМ.
     Цитирую:
    

"Поэзия  -  когда монисто
Из звезд рассыпано ревниво
По гладкой черной шее ночи".

Слово "ревниво" здесь так же уместно, как "красиво", "не лживо", "блудливо" или "спесиво". Чтобы проиллюстрировать свою мысль, мне придется привести фрагмент рецензии гораздо более искушенного, чем я, критика. Рецензия эта связана с неточностью в стихах другой поэтессы. Вот фрагменты из отзыва Петра Межурицкого на рукопись Риты Бальминой: "Может быть, и впрямь при всех встречах с ней, заканчивая нынешней в доме номер 6 на улице Каплан в Тель-Авиве, я публично ругаю ее не за то и хвалю не за это. Ведь где-то и от кого-то она все-таки слышала, а главное - запомнила, что поэт вроде бы должен видеть как-то не так, как прочие смертные... Читаем рукопись и узнаем, что "Среди кикимор, упырей /Лесным хорём живет хорей". Почему хорей живет именно среди упырей, а не, допустим, морей, царей или солдатских матерей? А леший его знает! Красиво жить не запретишь!" (к.ц.) Да, не запретишь красиво, то бишь ревниво рассыпать монисто.
     За рифму "вечность-бесконечность" в стихотворении "Поиск слова" можно только поцеловать автора, потому что кусаться запрещено уставом клуба. То же самое можно сделать за рифму "нежность-безбрежность" в стихотворении "Мой город". А в стихотворении "АКАЦИЯ" - новая проблема, и как раз связанная с поцелуем:
    

"И воздух пьяный ожиданьем
Твоей руки,
И поцелуй без окончанья
Как звук строки
Весенней..."

     Тут эротика, я ее спинным мозгом чувствую. Но каково должно быть окончание поцелуя? По-видимому, поэтесса имет в виду непрекращающийся поцелуй. Пусть люди, более нас с Ириной сведущие в эротике, если такие найдутся среди участников заседания, разъяснят вопрос о специфичности окончания поцелуя. Чем должен оканчиваться поцелуй? - это еще одна концептуальная проблема.
    

"Как лунатик парила безднами
Отвергая законы знатности.
Были перья мои - белыми
Были крылья мои - знаками".

    Законы знатности - это красивая аллитерация, но по смыслу - неглубокая. И рифма "знатности-знаками" неудачна. Тот случай, когда автор стремится высказаться красиво в ущерб образу. А образ "Вдохновение - бег над пропастью" - сильно заезжен. Очень сильно. Большинство из тех полутора тысяч женщин, которые выпускают стихотворные книжки в Москве, и из тех сорока женщин, которые решаются на это в Израиле, рассматривают в своих текстах природу вдохновения, и приходят примерно к тем же выводам примерно теми же словами. Поскольку я недостаточно для профессионального критика изучал женскую поэзию на русском языке, то ритм, образный строй и манера многих стихотворений Ирины напомнили мне те же факторы только у одной, но очень известной, классической поэтессы. Той из двоих, которая вернулась в Россию, а не той, которая не уезжала.
     Несмотря на все произнесенное выше, я все-таки настаиваю, что стихи Ирины Маулер вполне хороши. А на фоне нашего писательского клуба она - самая лучшая среди поэтесс. И даже если ее стихи изредка похожи на классиков, это доказывает лишь то, что она пользуется хорошими примерами. Ее строки: "Поэзия - это счастье /Слышать то, что не слышно". - очень верны. Увы, я как истый прозаик, то есть человек, от поэзи далекий, слышу только то, что слышно. Ей-Богу мне этого хватает.