     Первое что хочется выделить сразу: этот роман написан очень талантливым человеком.
     В аннотации к книге Якова Шехтера сравнивают смировыми знаменитостями – с Коэльо и Кастанедой... Я подобные аналогии не увидел. Взгляд у автора цепкий, стиль оригинальный, воображение удивительное, зацепляющее душу читателя, так что повод для аналогий вроде бы есть. Но достоинство таланта Шехтера – совсем иное, чем у вышеназванных авторов. Он впервые изобразил психологию религиозного мистика с позиции «изнутри» (тем паче – иудаиста-каббалиста).
     Персонаж, от имени которого автор ведет сюжет, сам объясняет нам, почему практически невозможно найти никого в художественной литературе, подобному Шехтеру. В жизни сознательное погружение личности в «психометрию» (так назван в романе религиозно-духовный мирконтакт человека с Богом) требует для себя всю личность, целиком, без остатков. Финальный крах героя на избранной с детства «дороги к Космосу» (постепенное разочарование главного героя в своих возможностях, самопознание, но и самобичевание самоуверенного молодого мистика – это и составляет сюжет романа) – все это связано с«пороком» героя, подхваченного в светской школе. Его ущербность в «психометрии» видится порожденной неизбывной любовью к художественной литературе.
     Но служенье Космосу, поиск Мастера, проводника в Бесконечное, все это не терпит никаких соперников, не выносит нашей земной суеты! Герой испытывает искушения, терзания, поиски «психометризма» и в финале сюжета платит по счетам за искушения и слабости - крахом избранного жизненного пути!
     Или – я не так его понял? Может быть, его бесследное исчезновение в конце романа означает – напротив – что он был-таки прощен Космосом и отправлен туда, где может стереть былые заблуждения (например, брак с «не той женщиной». Или – наоборот – с той? Все неясно, все зыбко вмечущемся воображении персонажа...). Или - пристрастие литературе, т. е. к миру сему?
     Для нас, читателей, крах персонажа, его разочарование в своих жизненных задачах - они обернулись необыкновенной удачей: возможностью проникнуть в мироощущение мистика, описанное, повторяю,изнутри, т. е. с той позиции, куда до сих пор никогда не проникала литература.
     В чем скрыта драма героя? Она такая же, как у любого светского человека – в свободе выбора. Только светский человек «подвергает все сомнению» и соответственно мучается от неопределенности в условиях вечно недостаточной информации. А наш лектор-мистик ищет объект, не допускающий сомнения по определению – таинственного и скрывающего от учеников Мастера. У «психометриста» есть незыблемый Авторитет, и, кажется, ему легче жить, чем сомневающимся во всем «хилоним»... Увы, это видимое облегчение: «психометрист» никогда не уверен, что его надежды на явление Мастера сбудутся, что он выбрал в Мастера того человека. В сущности, он подменил объект сомнений, но остается существовать в той же драме Выбора, что и человек-обыватель....
     Время от времени по воле автора плавное течение сюжета прерывается вставными главами из рукописи, которую пишет герой – истории таинственной, скрытой в земле Реховотской крепости. Ее крестоносное, мамлюкское, османское прошлое, визит в ее цитадель союзника мусульман из Европы, наполеоновского генерала по кличке Деревянная Нога...Написана история крепости настолько ярко и живо, настолько она правдоподобна в мелких деталях, что, сплетничают, якобы в сегодняшнем реховотском муниципалитете кто-то из «пакидим» сделал прямой запрос писателю - о его исторических источниках! Зачем Яков Шехтер вставил в свой крепко сколоченный вокруг фигуры «лектора-психометриста» сюжет всю эту серию вставных новелл?
     Мне видится, что смысл данных глав для автора заключался вот в чем: на историческом фоне (экзотически католическом, какими смотрятся у него рыцари Храма из Западной Европе; экзотически-исламском, какими описаны мамлюки или ассасины; экзотически-православном, какой являет украинское казачество на фоне привычного нам православия) просвечивают пласты духовной и материальной жизни, те привычки, уклад, интуитивные нормы в жизни народов, что складывались в их истории. Данный опыт необходимо ощущать, планируя жизнь среди народов мира, хотя он как бы уже невидим, «скрыт под землей», но мистически – всеживет (воплощенный в образе таинственной «железной кровати») и оказывает невидимое воздействие на потомков храмовников, ассасинов, казаков...
     Драма же самого главного персонажа сводится к тому, что он ищет Высшее наслаждение жизни, каким явится контакт с Космосом (читай – с Богом), но при этом никогда не уверен, что знание, навыки и умения, которыми он овладел, и есть дорога к подлинному единству с Космосом, а не обман, лишь притворившийся «Контактом», причем обман многовариантный, чаще всего самообман, лишь приодевшийся в мистические наряды. Как найти истину, как не превратиться в одного из многочисленных «эзотериков»-обманщиков? Сюжет выстроен на сопоставлении личной судьбы героя-«лектора» с рассказами-исповедями двух встреченных им одесситок. Обе женщины стали жертвами мистиков-провокаторов, и их исповеди служат для героя мощным катализатором прозрения в его собственных пороках и крушения души.
     Честность требует от меня признать невольные слабости романа. Шехтер – опытный литератор: он умеет строить фразу, так что веришь каждому слову, умеет начертать образ – иногда лишь деталью, но ее не забудешь в ходе сюжета. Но – романы этот писатель пока что не писал, этот - первый. Но умение сколотить композицию большого сочинения есть искусство особое. И здесь мастерства, как мне видится, писателю явно не хватило. Обе новеллы – и Ларисы, и особенно Тани – читаются как искусственные вставки в основной сюжет. Они хорошо написаны, не отрицаю, но именно в роли особых новелл, а не частей романа!. Они не похожи на живые рассказы двух женщин о своей судьбе: литературно написанные произведения, а не устные исповеди...
     Конечно, автор предусмотрел подобное возражение критика, и у него оба женских рассказа играют роль записей в дневнике «лектора», т. е. роль именно новелл, записанных рукой профессионала-литератора по вечерам в его рабочий дневник. Но читателя-то не провести! Чисто «идейно», так сказать, новеллы стоят на месте, т.к подготовляют нас к последующему прозрению героя, к пониманию собственного несовершенства и возможного, хотя и невольного обмана учеников – подобного тому, какой сопровождал мистический контакт несчастных жертв с их «учителями». Но композиционно новеллы выбиваются из сюжета, они все равно заставляют забывать о главной линии. Т. е. встроены в роман не слишком ловко. И если в первом рассказе, Ларисы, автор все-таки не забывает образ героя-«слушателя», он набрасывает ощущения, сомнения, соблазны, он перебивает сюжет новеллы сравнением Ларисы с женой «лектора» (кстати, ни разу и не появившийся в действии, но необыкновенно ярко набросанный образ!), и таким образом позволяет каким-то образом воспринимать рассказ женщины именно как ее рассказ, хотя и несколько затянутый, то в описании второй исповеди, Тани, Шехтер чрезмерно увлекся своим сюжетом - и мы начинаем забывать, собственно, зачем все это записано именно в данном романе. С композицией, по-моему, вышел явный сбой!
     Особо мне запомнились эпизодически выписанные образы «новых украинцев», этих деловых людей, которые, «строят новую Украину». Это настоящие удачи – и эпизодический Паша, муж Ларисы, и майор-водитель, а особенно родственник «лектора», Филя, казалось бы, антипод, а на самом деле – своего рода двойник главного героя, избравший, однако, иную судьбу!
     Роман Якова Шехтера видится мне истинным событием в истории литературы. Предыдущие сочинения авторов-евреев, включая и «русских израильтян», выглядят все-таки типичными для русской литературы изделиями, лишь посвященными особой, еврейской или израильской теме, т. е. отличающимися от чисто русских произведений всего-навсего особой тематикой. Это отнюдь не упрек: принадлежность к великой литературе есть достоинство, и потому ценность написанного нашими коллегами зависит исключительно от качества исполнения ими работы. Но вот роман Я. Шехтера выглядит в этом ряду на особицу: он есть первое крупное произведение еврейской литературы, исполненное, однако, на русском языке.
Я вижу этот роман своего рода историческим событием в духовной жизни ашкеназского еврейства.