Начну с рассказа "Билан", поскольку он мне представляется наиболее значительным из прочитанного, во всяком случае, в нем гораздо больше смысла и мысли разные высказываются, да еще и вопросы задаются - прямо туда, НАВЕРХ.
        Если идти по ходу чтения, то сразу появляется некоторое раздражение. Автор совершенно не склонен прописывать детали, мчится этакой беглой скорописью и приходится не читать, а вчитываться, чтобы что-нибудь понять, разобраться хотя бы в обстановке и месте действия. Сидят женщины в комнате, одна на счетах считает. Будто бухгалтерия. Но почему-то новый врач тоже здесь обосновывается. Если это ординаторская, то женщины не сидеть манекенами должны, а приходить-уходить, т. е. где-то за дверями действовать, больных, к примеру, лечить, или хотя бы в комнате об этом говорить. Но автору некогда вникать в мизансцены, он спешит добраться до главного лица - Билана, который тут же звонит, как-то сразу догадывается, что у телефона новый врач, дает ему ценные указания и потом на месяц пропадает. Новый врач по приглашению является к нему в гости, однако дружбы почему-то не получается. Но герой, этот новый врач постепенно узнает о Билане разные подробности, а вместе с ним узнаем и мы. И опять я как читатель удивляюсь упорному невниманию автора к деталям, иногда просто обязательным, хотя бы для того, чтобы текст получился правдоподобным.
        Санитарный пункт, в котором работает Билан, "на бумаге уничтожили", а людей (четырех!) оставили дорабатывать до пенсии. Само собой возникает каверзный вопрос: пункт на бумаге уничтожили, значит вместе со штатом, а как же они зарплату получали? В каких бумагах расписывались за нее? В советские времена, где все делалось строго по бумажкам, по исходящим сверху приказам, отчетам и спискам, а тут текст прямо по Гоголю - какие-то мертвые души. Правда, у Левинзона все наоборот: они не существуют, то есть, мертвые только на бумаге, но дорабатывают до пенсии. У Гоголя они на самом деле мертвые были, и пенсия им не светила. А тут еще Билан, не существующий на бумаге, на семинары ездит. Ну и что? Автора такие детали и подробности (зарплата и прочее) не интересуют, написал, что "до пенсии", и ладно, дальше пусть как хотят, вернее как хочет или не хочет домыслить читатель. Мелочи ведь все это. Но замечание про эти "мелочи" относится и ко всем другим рассказам автора. Не вдаваясь в детали, совершая как бы поверхностный обзор происходящего, автор легко бежит вперед. Главное - мысль, идею выразить. И чувствуется, что автор много хотел выразить своим маленьким рассказиком, много мыслей в него втиснуть. Герой (как и в рассказе "Провальное дело") обращается к Богу за разъяснениями. Обращается и к давно умершему Билану, тоже с вопросами. Хорошо бы еще понять, что он узнать хочет? В чем смысл жизни? Раз, мол, ничего значительного человек не достиг, то и смысла никакого нет, Бог с тобой соскучится, и по выражению автора, как "благородный судья", который отмеряет жизнь, решит жизнь Билана, а значит и кого угодно другого, прекратить как никчемную. А между тем множество разных и порой по нашему мнению никчемных людей живут себе и живут, и никто наверху, никакой "благородный судья" их не трогает своими "прозрачными решениями". А тот, кто наверху, не может быть ни благородным, ни неблагородным. Это чисто человеческие свойства. Которые герой рассказа как раз и проявил, протянув руку Билану, когда-то написавшему на него донос. Можно расценивать этот жест как благородство, а можно и как безразличие ко всему на свете. Склоняюсь ко второму, поскольку герой об "11 сентября" выразился как о красивом зрелище и больше ничего, после подобного заявления он сам представляется никчемной личностью, да и не личность, а фантом. Как и Билан фантом, проскользнул где-то на обочине жизни и исчез. Наверное, автор этого не предполагал и не задумывал, а предполагал нарисовать один образ, как мятущийся, ищущий смысл жизни, а другой как явную безнравственность, но не без талантов, но… что вышло, то вышло. Однако если рассказ вызывает какие-то мысли и наталкивает на рассуждения, значит в нем что-то есть, какой-то не сразу уловимый смысл, не в пример рассказам "Вальс" и "Провальное дело", в них и смысл и мысль практически не проглядываются и не прочитываются.
       
        Вот возьмем рассказ "Вальс". В общем-то, не рассказ это, а малоинтересная зарисовка. Собралась некая кучка молодых людей пообсуждать стихи, и ясно видно, что ничем не примечательные люди пытаются обсудить ничем не примечательные стихи, ничего кроме взаимных оскорблений у них не получается, и все это очень мелко и скучно. И вот только последняя фраза про Щаранского, который сходит с обложки и садится за рояль, заинтриговывает. Кажется, эта фраза совсем из другого рассказа и в этом тексте ей явно не место. Потому что после этой фразы должно бы начаться нечто интересное и фантасмагористическое. Но нет. Текст на этом заканчивается. Для чего все это написано? Кстати, написано весьма неважно. Кроме последней фразы. После нее хочется позвонить Щаранскому и спросить, умеет ли он играть на рояле. Еще лучше было бы заменить Щаранского на Маяковского, тот хоть отношение к стихам имеет и в тексте будет более к месту.
       
        Несколько другое впечатление оставляет рассказ "Провальное дело". Но ненамного лучшее. Претензии героя рассказа к судьбе учительницы Тамары абсолютно несостоятельны и легко могут быть опровергнуты. "Награда и сдержанные аплодисменты", которых требует для Тамары герой (и совершенно безосновательно), не достаются в жизни огромному числу людей, совершивших гораздо более значительные вещи, чем скромная учительница и ее муж Сеня. И герой, требующий у Бога объяснений, не только смешон, но и несколько глуповат. Наверное, поэтому он не может справиться с написанием рассказа, заявляя, что "ничего не смог выдумать". Мол, я вам правду жизни преподнес, которая интереснее всякой выдумки. Но интереснее ли на самом деле - это вопрос. И ответ не в пользу автора. Ведь выдумать что-нибудь интересное гораздо труднее, но и гораздо увлекательнее, это вроде Щаранского у рояля (картинка эта настоятельно требует продолжения).
       
        Есть маленькие замечания по тексту.
        В рассказе "Вальс" написано: "…специальная уважительная подставка". Специальная - понятно, но "уважительная" как-то не очень. Видимо, под этим словом предполагается что-то вроде доски почета для книг. Через строчку такое обращение: "Уважаемые коллеги…". Явный излишек уважения в таком маленьком кусочке текста.
        "Губы, ярко крашенные, сыплются помадой". Ответственно заявляю, что ни сейчас, ни в некие недавние времена помада с губ не сыпалась, это не тальк и не зубной порошок.
        В рассказе "Провальное дело" автор пишет: "…весь коричневый и горбоносый". Во-первых, к этим прилагательным хорошо бы приложить существительное, во-вторых, получилось, что весь горбоносый, а не только коричневый. Вот такой продавец апельсинов. Слово "продавец" я употребила, не автор. Автор на существительных экономит.
        А почему выходил скандал по поводу яблока? "В первый после Йом-Кипура вечер". Если вечером, после Йом-Кипура - то уже можно есть. Вот если просто в первый вечер Йом-Кипура, то другое дело. Значит, слово после необходимо убрать.
        "Договор" - довольно пошлая зарисовка. Таких пошлых историй можно услышать, а также самому насочинять, бессчетное множество. И стена Плача тоже пририсована к этой пошлости.
        А вот маленький рассказик-картинка "Привоз" (хотя это тоже зарисовка, на рассказ не тянет) читается не без любопытства. Узнаваемо всё, хотя и гротескно. Проглядывается у автора тяга к написанию малых форм, даже формочек. Конечно, их писать вроде легче, чем большой сюжетный рассказ, требующий немалой работы. Но ведь и малые вещи требуют тщательной работы, может быть, даже большей, а ее, этой работы не очень видно. Поверхностно всё, неглубоко и легковесно.
       
        Вот и все мысли по поводу.
       
        ---------