Поднимемся, уважаемый читатель, вверх по течению реки времени в год семьсот девяносто третий от основания Рима, второй год правления Гая Цезаря, прозванного Калигулой.
Окинем взглядом вечный город и попробуем найти императора. Его нет в бесчисленных комнатах и коридорах Палатинского дворца, доходящего до самого форума; в амфитеатре Тавра, где народ с упоением смотрит кровавый гладиаторский бой, его тоже не видно; гонки колесниц на сегодня не запланированы, значит в цирке искать не стоит; для ночной оргии еще слишком рано. “Где же Гай Цезарь?”- в нетерпении воскликнете вы. Тише. Он беседует с Юпитером Капитолийским, шепчет ему что-то на ухо. Не следует мешать разговору богов. Да-да, я не ошибся, теперь к пантеону прибавился новый бог - сам император. Храм, посвященный Гаю Цезарю, уже построен в Риме, и статуи всесильного божественного правителя в образе Юпитера уже разосланы во все уголки империи, дабы водрузить их рядом с местными божествами, но кое-кто посмел возражать...
Получив приказ немедленно явиться к императору, легат Петроний в тайне от родственников переписал завещание, отказав треть своего состояния в пользу Гая Цезаря. Такая мера могла бы спасти семью от полного разорения в случае его смерти. Петроний не был по природе своей пессимистом, но привык мыслить расчетливо и здраво. Его считали одним из самых деятельных и перспективных военноначальников, поэтому возможность нового назначения казалась ему наиболее вероятной причиной вызова, однако свирепое и непредсказуемое в последнее время поведение Гая не позволяло исключить и наихудший вариант. “Я предстану перед императором солдатом полным достоинства и готовности выполнить свой долг”, - думал Петроний, поднимаясь по широкой дворцовой лестнице, - “Гай любит солдат и солдафонов, он вырос среди них.”
Калигула, принявший сегодня депутацию александрийских греков, жаловавшихся на иудеев, был
сильно возбуждён. Обычно бледное его лицо приняло теперь мертвенный оттенок, бешено сверкая
исподлобья глазами, он метался по залу, помышляя только о мести. Услышав доклад преторианского
трибуна, сообщавшего, что легат Петроний прибыл, он рявкнул:
- Немедленно ко мне.
Петроний вошёл быстрой размашистой походкой и твёрдым, командным голосом приветствовал Гая :
- Слава божественному Цезарю!
Военная форма легата с золотыми украшениями и пурпурным
плащом плотно облегала высокую атлетическую фигуру, мужественное лицо, некрасивое из-за большого
горбатого носа, выглядело совершенно бесстрастным.
Гай уставился на мускулистые ноги вошедшего и молчал с минуту, вдруг он вздрогнул всем телом и,
резко подавшись вперед, воскликнул :
- Ты знаешь, Петроний, что беспорядки творятся в государстве, и я, Цезарь, узнаю об этом почти
случайно?- Гай повернулся на каблуках и зашагал из стороны в сторону, продолжая выкрикивать. -
Известно ли тебе, Петроний, что зловредные иудеи отказываются почитать меня наряду со своим богом
и противятся установке моих статуй? - Калигула внезапно замер, глядя легату прямо в глаза.
- Я не могу быть более осведомлен, чем мой божественный император, - отчеканил Петроний.
Гай кивнул головой и более спокойным, не лишенным театральной торжественности голосом заявил :
- Я назначаю тебя, Петроний, наместником Сирии и командующим всеми моими легионами на востоке.
Я повелеваю - водрузить мою статую в Иерусалимском храме. Если иудеи воспротивятся, накажи
их сурово, - и, злобно усмехнувшись, добавил, - Вителию передай, что он слишком много спал и проспал
свою должность.
- Благодарю за доверие, мой Цезарь, - Петроний старался не смотреть на императора, помня, что Гай
не терпит людей более высокого роста, способных обратить внимание на его редкие волосы.
- Завтра получишь письменный приказ и немедленно отплывай в Антиохию. Можешь идти. -
Калигула махнул кистью левой руки и, повернувшись спиной, пошел прочь. “Этот человек станет мечом
в моей руке”, - удовлетворенно подумал он.
- Слава великому Цезарю, - по-солдатски отсалютовал Петроний, прижав правую руку к груди, и
покинул зал.
Последуем теперь в Антиохию, мой дорогой читатель, - столицу римской провинции Сирия. Обратите
внимание на величественное здание дворца сирийского наместника : по западному балкону
прогуливаются два знатных римлянина, они спокойно беседуют, наслаждаясь вечерней свежестью,
принесенной лёгким ветерком с берегов Оронта. Широкоплечий в военной форме - наш старый
знакомый, Петроний - беседует со своим седовласым предшественником, облаченным в нарядную тогу,
скрывающую округлости его невысокой эпикурейской фигуры.
- Что же, мой Петроний, ты проделал длинный путь значительно быстрее Улисса, всего за десять дней, - проконсул Луций Вителий усмехнулся, - а это означает, что "старой лисе", как меня здесь прозвали,
пора домой. Жаль, мне будет не хватать востока с его бесконечно разнообразным очарованием, -
вздохнул он, любуясь закатом. В памяти одна за другой всплывали яркие не забываемые картины:
веселые пиры, на которые он всегда приглашал и остроумных беспечных греков, и более воздержанных
рассудительных иудеев, стараясь не обижать ни одну из общин города, восторженная встреча в
Иерусалиме, где, казалось, весь народ в едином порыве приветствовал его, с небывалым по отношению
к римлянину радушием, переговоры на берегу Евфрата с престарелым царем царей Артабаном,
подарившим ему персидскую танцовщицу необычайной красоты, которая, к сожалению, недавно умерла
от лихорадки...
Петроний, между тем, молчал, не желая нарушать ход мысли проконсула. Он испытывал глубокое
уважение к этому, без сомнения, выдающемуся человеку, каким-то непостижимым способом, без войны,
заставившим поклониться значкам легионов самого парфянского царя, и в то же время, фраза
императора, которую было велено передать, жгла его изнутри.
- Цезарь не расположен к тебе, достойный Вителий, - наконец произнес он негромко, словно опасаясь
чужих ушей.
- Расположение Цезаря подобно божественному благоволению, - ответил Вителий так же тихо и с
оттенком иронии добавил, - Я всегда был любимцем богов, потому что не забываю вовремя приносить
жертвы. Впрочем, спасибо за предупреждение и оставим эту, как мне кажется, неудобную для нас обоих
тему, поговорим лучше о твоем будущем управлении.
- С удовольствием выслушаю твои рекомендации, - с уважением согласился Петроний.
- Здесь, на востоке, - начал Вителий, глядя вдаль, - тебе, мой Петроний, придется иметь дело с эллинами,
иудеями, арабами и парфянами, не считая твоих собственных людей, у которых, кстати, появится масса
соблазнов. Греки склонны прислушиваться к доводам разума, хорошая речь может принести тебе победу
над ними, они соблюдают договоры, особенно заключенные на выгодной для себя основе. Арабы и
парфяне, напротив, легко возбудимы, власть в их странах нестабильна, и любой договор для них ничего
не стоит, поэтому я содержу на этом направлении целую сеть шпионов и соглядатаев, не жалея денег
на подкуп. Что касается иудеев, то путь к их сердцам лежит через очень замысловатую систему
обычаев и верований, поняв которую ты сможешь руководить ими без труда. Заметь, я ни разу не
упомянул о военной силе, так как её использование приводит к снижению сбора налогов, чего в Риме
очень не любят. Вот послушай поучительную историю, - Вителий оживился.
“Он весьма словоохотлив,” - мысленно отметил Петроний.
Между тем проконсул продолжал, облокотившись на широкие перила балкона:
- Намереваясь осадить столицу Аравии Петру по приказу императора Тиберия, я был вынужден со
всем своим войском сделать крюк, обходя иудейские земли. Представь себе, Петроний, они отказались
меня пропустить.
- Предательство, - предположил Петроний.
- Так могло показаться на первый взгляд. Свой отказ они мотивировали тем обстоятельством, что
иудейская религия не допускает создания человеческих изображений, а наши знамена были украшены
портретами Тиберия. Передо мной были три возможности : затеять ссору с упрямыми иудеями,
поддавшись минутной вспышке гнева, что несомненно пошло бы на пользу врагу; удалить изображения
императора, о чем непременно бы сообщили в Рим соглядатаи, вечно роящиеся вокруг, назвав этот
поступок оскорблением величества; и, наконец, пойти в обход, потребовав в качестве компенсации
припасы, деньги и оружие. Я немного подумал и выбрал последнее. Несколько месяцев спустя,
Тиберий, да будет благословенно его имя, умер, арабы, напуганные нашим наступлением, предложили
выкуп, который я и принял с согласия Гая Цезаря, иудеи были довольны, а солдаты мои, почти не
вынимая меча из ножен, съев дареные припасы, вернулись назад в Антиохию, где получили от меня
подарки из военной добычи.
- Ты слишком добр к иудеям, - заметил, нахмурившись, Петроний, и, выдержав паузу, добавил, - между
тем, они оскорбили императора, отказавшись принять его статуи. Они очень боятся гнева своего бога и
совсем не боятся гнева Цезаря. Не ты ли виноват в этом, Вителий?
- Я вижу, ты настроен воинственно, - огорченно заметил бывший наместник.
- Гай Цезарь требует от меня решительных действий. Это его право и мой долг, - сухо ответил
Петроний.
- Понимаю, приказ императора необходимо выполнять, хочу только тебе сообщить, что
царь иудейский Агриппа сейчас живет в Риме и лет пять назад, в бытность мою консулом, он состоял
в большой дружбе с Гаем Цезарем, поэтому все может внезапно измениться. На твоём месте я писал
бы в Рим побольше писем, докучая докладами, и не торопился бы наживать себе
врагов.
- Благодарю тебя за ценные советы, уважаемый Вителий, да сопутствует тебе удача.
- Между прочим, об удаче, - Вителий улыбнулся, - в трудную минуту обратись к здешним астрологам,
они умеют поддержать. Я получил прекрасные предсказания и для себя, и для сына. Однако мы
заговорились, я, видишь ли, теперь частный человек, и у меня масса свободного времени. Я уезжаю
через неделю и пока - к твоим услугам. Будь здоров, достойный Петроний, - Вителий слегка кивнул и
удалился.
“Наверное, в Риме, рядом с Гаем, веселье его покинет,” - подумал Петроний, глядя вслед своему
счастливому предшественнику.
Если ты еще не устал от путешествий во времени и пространстве, мой терпеливый читатель, переместимся в Птолемиаду - небольшой приморский городок на северо-западной окраине Галилеи, он, кстати, существует и по сей день под названием Акко. Петроний прибыл сюда четыре месяца спустя после своего назначения во главе двадцатитысячной армии, основу которой составляли два полностью укомплектованных римских легиона. Дальнейшее продвижение войска замедлялось сильными проливными дождями. Иудеи не выказывали никаких признаков враждебности, однако принять статуи императора по-прежнему отказывались, так что не было ни войны, ни мира. В такой обстановке, не желая вести военные действия при плохой погоде на незнакомой ему местности, Петроний решил временно задержаться в Птолемиаде, послав начальника конницы Помпилия проверить расположение дорог и также передать иудеям в Иерусалим последнее предупреждение. Обо всем этом он написал императору в Рим.
По прошествии двух серых недель вернулся Помпилий. Он был озабочен и печален, совершенно
против своего обыкновения.
- Дорога утомила тебя, мой Помпилий, выпей великолепного греческого вина, оно было моим лучшим
другом в твое отсутствие, - Петроний по отечески похлопал его по плечу, наполняя
кубок.
- Есть ли вести от императора? - Помпилий быстро осушил кубок.
- Пока ничего. В зимнее время корабли часто задерживаются, - Петроний, пристально посмотрев на
своего молодого товарища, полюбившегося ему за искренность и беспечную веселость, спросил:
- Как прошла твоя экспедиция? Я вижу, ты чем-то расстроен.
- Я посетил множество городов, командир, и везде нас встречала скорбь на лицах людей, с плачем и
отчаянием они преграждали нам путь, уговаривая не осквернять святыни. В Иерусалиме наш отряд
обступила многотысячная толпа старцев, женщин и даже детей, все они на коленях умоляли продать их
в рабство или умертвить, но не оскорблять их бога, чтобы он не отвернулся от иудеев. Богачи
предлагали сейчас же отдать мне всё свое состояние. Земледельцы,
оставившие работу, и всякого рода оборванцы постоянно обступали меня по краям дорог со
стенаниями и просьбами не губить весь народ. Я в растерянности, командир, - Помпилий горько
покачал головой и, налив себе и Петронию вина, продолжал. - Вооруженных отрядов либо банд
бунтовщиков, к отражению которых я был готов с моими верными всадниками, нигде не наблюдалось.
Первосвященник Ионафан и брат царя Аристобул призывают народ к спокойствию и, по слухам,
дошедшим до меня, ищут с тобой встречи, - Помпилий сделал паузу и с неожиданной горячностью
добавил, - Несправедливо предать смерти множество людей из-за какой-то статуи, правда, командир?
Петроний, сдвинув густые брови, молчал, понимая, что его положение, а быть может, и жизнь зависят от
разрешения сложившейся ситуации. Наконец, он сказал:
- Дождемся вестей из Рима, - и показывая, что разговор закончен, добавил. - Время позднее. Иди спать,
Помпилий.
Близились к концу наиболее благоприятные для возможных боевых действий весенние месяцы, однако Гай Цезарь никаких распоряжений не присылал, увлеченный своим походом к северным границам империи, тем временем, беспорядки постоянно росли. Иудеи, собравшись в бесчисленных количествах со всей страны, разбили палатки у стен Птолемиады по соседству с частью войска, не вместившейся в казармы. Они проводили целые дни в непрерывных молитвах и стенаниях, а наиболее ретивые смущали легионеров уговорами и подарками. Петроний, каждый день наблюдая эту картину со своего смотрового пункта, расположенного на высокой башне городских укреплений, и пребывая в неведении относительно воли императора, хмурился, но разогнать народ не решался. Понимая необходимость поддерживать дисциплину, он велел выставить на лагерном валу двойную стражу и под угрозой смерти не пропускать гражданских внутрь, ежедневно выезжая в сопровождении конного отряда на проверку. Неоднократно во время таких вылазок толпа окружала его с просьбами и увещеваниями. Сохраняя спокойствие, он предлагал собравшимся разойтись по домам, уверяя, что не собирается делать ничего противоречащего их закону.
Получив долгожданное письмо из Рима, Петроний уединился и внимательно его прочитал. Гай повторял свой приказ, разрешая использовать любые средства и методы для его быстрейшего исполнения.
Посоветовавшись со своими офицерами, Петроний решил назначить встречу брату царя иудейского Аристобулу в Тивериаде, надеясь, во-первых, найти дипломатическое решение проблемы и, во-вторых, полагая, что осаждавшая войско толпа с его отъездом рассеется.
Итак, мой верный читатель, Петроний с отрядом в двести всадников прибыл в Тивериаду - город, основанный сыном Ирода Великого Антипой, в честь императора Тиберия, на крутом западном берегу озера, называемого в наши дни Кинерет. Этот городок существует и поныне практически под тем же названием ( Тверия ) и даже считается курортом международного класса благодаря целебным источникам.
Петроний решил встретиться с Аристобулом наедине в доме одного знатного гражданина, приказав
солдатам оцепить соседние улицы.
- Благодарю тебя, славный Петроний, за согласие со мной встретиться, - почтительно сказал Аристобул,
склонив голову. Смуглое, с выразительными карими глазами, лицо иудея, окаймленное небольшой
аккуратно подстриженной бородой, показалось Петронию исполненным
благородства.
- Мы оба нуждались в этой встрече, достойный Аристобул, - Петроний жестом пригласил его сесть и,
пристально посмотрев на собеседника, добавил. - Положение дел тебе известно. Каковы будут твои
предложения?
- Народ иудейский уважает власть императора и желает ему и всему римскому народу счастья и
процветания, однако мы просим не нарушать священный закон, который уважали все предшественники
Гая Цезаря, - слова Аристобула звучали спокойно, но твердо.
- Цезарь повторил в своем последнем письме требования, чтобы иудеи, подобно остальным народам,
населяющим империю, почитали его за бога. - Петроний понизил голос и продолжал. - Неужели нельзя
найти приемлемое решение? Не хотите ставить статую в своем храме, постройте для императора новый
храм, - римлянин наклонился вперед, ожидая ответа.
- Бог единственный. Строя храм, посвященный кому-либо, мы отступим от истинной веры, - лицо иудея
сохраняло прежнее почтительное выражение, только глаза его лишились своего мягкого блеска. Такая
перемена не ускользнула от наблюдательного Петрония. “ С этим придется повозиться,” - подумал он и,
вскочив на ноги, всем своим видом изображая гнев, крикнул:
- Кому-либо! Ты называешь владыку половины мира, командующего самой мощной из существующих
армий, божественного Гая Цезаря - кем-либо?
Аристобул был по-прежнему невозмутим и даже хотел что-то возразить, но сдержался. Видя, что
напугать иудея не удалось, и как опытный военный, не желая терять инициативу, Петроний быстро сел
и тихо сказал :
- Оставайтесь при своей вере,это не помешает вам начать строительство здания, скажем так,
неопределенного назначения. Я напишу Гаю, что в этом здании будет поставлена его статуя, как только
оно будет закончено. Тем временем брат твой попытается уговорить императора отказаться от его затеи.
Если спроектировать большое и красивое здание, то на его постройку могут понадобиться месяцы и
даже годы.
- Можно обмануть человека, но не Всевышнего, - быстро ответил Аристобул.
Петроний снова поднялся и нервно зашагал по комнате.
- Ваше упрямство может привести к смерти тысяч и тысяч. Может даже случиться так, что ваш бог
останется без почитателей, - грозно сдвинув брови, предупредил наместник.
- Император также потеряет в нашем лице и верных подданных, и честных налогоплательщиков, не
прибавив себе ни почета, ни славы, ни денег, - возразил Аристобул.
- Воистину, иудеи самый упрямый народ на свете! - воскликнул Петроний, махнув
рукой.
- Почему ты называешь упрямством верность идеалам? - удивленно вскинув брови, спросил иудей.
- Не сейчас, так в другой раз вы подвергнетесь уничтожению. Народ, не идущий на уступки, не
способен к выживанию, - неожиданно спокойно и печально сказал Петроний, устало опустившись в
кресло. На эту мысль его навело выражение глаз Аристобула, таившее в себе некую обреченность, в
памяти римлянина сейчас же всплыли рыдающие люди, выкрикивающие в своем религиозном экстазе,
что готовы пойти на смерть.
- Человеку, уступившему своему страху, заглушившему в нем голос совести, незачем жить, - гордо сказал
брат иудейского царя и добавил громко с внезапно появившейся в голосе внутренней силой, - И ты,
славный Петроний, прислушайся. Что говорит тебе совесть?
- Гай пришлет вместо меня другого, человека жестокого и злонамеренного, - мрачно ответил после
долгой паузы Петроний.
- Предоставь Гая Цезаря заботам Предвечного. Реши сам за себя, - не уступал Аристобул.
- Хорошо. Я не из тех, кто раздумывает годами, - твердо сказал Петроний. Взгляд его, еще мгновение
назад печальный и блеклый, вновь оживился, говоря о том, что решение принято, и теперь наступает
пора действий. - Я постараюсь убедить императора отказаться от своего намерения. Будет также
неплохо сообщить твоему брату Агриппе имена некоторых людей в Риме, которые могут оказаться
полезными в этом деле. Кроме того, поклянись, что Агриппа поможет моей семье в случае
необходимости, как если бы это были его собственные близкие, - Петроний поднялся. Все мышцы его
крупного тела были напряжены, и в то же время, он ощутил необычайную душевную легкость.
- Клянусь честью царской семьи, и пусть Всевышний покарает меня и весь мой род, если я
отступлюсь, - горячо пообещал Аристобул и тихо добавил, - можешь также рассчитывать на любую
сумму, которую мне удастся собрать.
- Может быть, в будущем мне понадобятся деньги, пока же нужно успокоить народ и вернуть его к
работе. Надеюсь, что налогов будет собрано не меньше, чем в прошлом году.
- Все будет, как должно.
- Собери завтра людей, достойный Аристобул, я объявлю о выводе войск.
- Всевышний не оставит тебя, славный Петроний. - Аристобул поклонился и вышел.
Возвратившись с войском в Антиохию, Петроний написал императору письмо, сообщая, с какими трудностями он столкнулся, приводя массу аргументов в пользу отмены данного ему приказа и прося отставки в случае, если Гаю Цезарю будет угодно осуществить свой замысел любой ценой. Практически не сомневаясь, что Гай будет взбешен таким посланием, и зная не понаслышке о его жестокости, Петроний всерьёз опасался за свою жизнь, видя лишь две реальных возможности её сохранить. Одной, относительно легко осуществимой, казалось бегство в Армению, однако спасаться бегством Петроний считал не только недостойным, но и стратегически ошибочным шагом. Боевой опыт подсказывал ему, что единственное правильное решение - атаковать, подняв восточные легионы против ненавистного многим Гая, и только опасения за судьбу семьи, оставшейся в Риме, вынуждали временно воздержаться от бесповоротных решений.
Напряженное ожидание было внезапно прервано известием о смерти Гая от рук заговорщиков.
Восшедший на престол император Клавдий отменил все безумные приказы Калигулы, позволив Петронию разбить злополучные статуи, сделанные, кстати, из прекрасного коринфского мрамора, и использовать обломки для хозяйственных целей.
Через месяц после смерти Гая из Рима пришло задержавшееся в дороге письмо, доставленное,
наконец, адресату добросовестным курьером, в котором бывший император, словно зловещая тень,
восставшая из царства мертвых, выносил Петронию смертный приговор. Петроний хотел сперва это
письмо сжечь, но, подумав, решил сохранить в качестве доказательства ненависти Гая, которое могло
оказаться полезным при новом режиме.