1.
    В начале декабря над городскими средневековыми башнями висит серая пелена. Сырость забирается под одежду, ноги загребают слякотное месиво, фонари обомлели в расплывчатых нимбах, время от времени грязные ледышки вываливаются из водосточных труб прямо под ноги прохожим. В такое время хорошо сидеть с друзьями в кафе, поглядывая в окошко на тех, которые куда-то спешат. Еще не вечер, но уже не день. Человечество за окном кажется бесформенной массой, как комья снега, летящие в стекло. И только при большом желании в этой массе можно различить отдельного, без фантазии одетого немолодого человека, семенящего по мокрой мостовой на работу, в антикварный магазин, который он сторожит по ночам. Примечателен он только тем, что тщательно обходит лужи - на нем новые ботинки. Перепрыгивая через проталины, он подходит к кафе и покупает булочки. В сумке из добротной, но знавшей лучшие времена кожи лежат несколько газет, толстая рукопись и сигареты. До работы подать рукой, вот она, давно знакомая подворотня и как всегда переполненные мусорные контейнеры. Несколько облезлых котов нехотя прервали трапезу и лениво спрыгнули с кучи мусора. А теперь следует заглянуть в соседний подъезд, мало ли что... А там ведь кто-то есть! Подъезд раньше пах только кошками, а сейчас по нему разносился запах духов. Сторож вынул из кармана фонарик. При свете он разглядел обтянутые джинсами коленки, на которых лежала патлатая голова, прикрытая курткой. "Барышня!" - Сторож похлопал ее по плечу. Реакции не последовало. Тогда он приподнял ее голову за подбородок и посветил ей в лицо. Девчонка замычала, прикрыла глаза рукой, но не очнулась. Она была совершенно пьяна. Он узнал ее, это была Юля, повзрослевшая дочка его бывшего сослуживца, инспектора уголовного розыска. Лет шесть назад девочка часто забегала к ним в участок после уроков, приносила отцу то яблоко, то пирожок.
     Сторож подхватил ее под мышки и посадил на ступеньки магазина, пока сам размыкал многочисленные засовы. Он затащил девушку внутрь и бросил, словно мешок, в мягкое кресло "ампир", в которое никогда сам не садился, поскольку подозревал, что в нем водятся клопы. Девчонка похожа на вот эту ватную куклу, сидящую на подоконнике рядом с китайским фарфором и чернильным прибором, искусно подделанным под Фаберже. Тем проще снять с этого манекена ботинки и куртку.
     Он направился в темную кладовую, состоявшую из двух захламленных коморок. Здесь были стеллажи со всякой мелочью в коробках из-под конфет и печенья - значки, монеты, часики, колечки. В углу - целый сноп клинков, от совсем ржавых до слегка почищенных, а также свернутый в трубку ковер, в квитанции поименованный как персидский, а на самом деле - плебей-самозванец. На столе пылились газеты, каталоги, открытки, визитки и обрывки бумаги, испещренные цифрами. Безжалостный свет яркой конторской лампы выхватил из темноты заросшую коростой кофеварку, черствую булочку и грязные чашки. Сторож покачал головой, собрал немытую посуду и ступил в темноту торгового зала, держа направление к туалету. В это время девушка сонно заворочалась. Сторож подумал, что напрасно притащил ее сюда: проснется и что-нибудь расколошматит. Рядом с ней как раз на круглом столе китайский сервиз и немецкие фарфоровые безделушки. Вот и следи теперь за ней вместо того, чтобы спокойно заварить кофе, не спеша развернуть газету... Но придется подстелить газету под кофейную чашку, чтобы не испортить прилавок и глотать кофе в темноте...
     Юля почувствовала ломоту в затылке и открыла глаза. Занемела шея. Перед нею темнели силуэты громоздкой мебели и граммофонной трубы. Волшебно мерцали хрустальные вазы и бокалы, судорожно глотая скудные лучи света из зарешеченного окна. Под ногами на полу расположилось целое полчище самоваров, топорщась трубами. Из золотых окладов осуждающе поглядывали темноликие существа. Юля попыталась встать и обнаружила отсутствие ботинок, но пол оказался деревянным и теплым, будто живым. Если она уже на том свете, то зачем здесь граммофон и самовары? А ложками и вилками что здесь делают? Сквозь стеклянную витрину прилавка, как снег на рождественских открытках, посверкивало столовое серебро. Но тут из мрака возникла расплывчатая фигура с вопросом:
    - Проспалась?
    - Вроде... А это что, музей?
    - Нет, скорее кладбище.
    - Милое местечко.
    - Особенно в час ночи.
    Она начала лихорадочно рыться в сумочке и по карманам, но набрала лишь несколько монеток.
    - Одолжите на такси!
    В ответ сторож пожал плечами.
    Девушка посмотрела на него подозрительно:
    - Затащил беззащитную девушку в какую-то конуру! Нахал! Я вас знаю, вас зовут Илья Эрм, вы работали с моим отцом. Немедленно дайте мне позвонить! Мамуська, я с Лилей в баре, мы к ней ночевать поедем. Ну, высплюсь когда-нибудь! Все, пока, мамусик! - и она бросила трубку.
    - Ага! - прогнусавил Илья, - теперь у меня есть алиби! - И уселся поближе к ней.
    - Да отвяжитесь вы! Выпустите меня!
    - Куда ты среди ночи пойдешь без ботинок? Сказала бы мне лучше спасибо. В этом подъезде один господин имеет обыкновение по ночам своего бультерьера без поводка выгуливать... Вот смеху было бы!
     В кофеварке булькала вода. Илья поставил перед ней чашку из кузнецовского сервиза и положил на тарелку витую серебряную ложечку. Кофе был кстати, потому что у Юли жестяной язык сам по себе болтался во рту. Илья углубился в газету, а Юля разглядывала его. Невысокий, сухожильный. Если полезет, есть шанс с ним справиться. Вон под прилавком и кортик лежит... А одет! Как все в его годы - на моду давно рукой махнул, лишь бы тепло и удобно.
    - Знакомые буквы нашли? - спросила она хамовато. - Что пишут?
    - В Африке голод.
    - Далась вам Африка! Лучше о себе подумайте - у вас свитер на локте продрался, уже замохрилась дырка. А вы - Африка! Она далеко, а локоть ваш - вот он, из рукава рваного торчит!
    - Эх ты, чудо! Лучше бы тебя бультерьер слопал. Но ведь что-то нужно делать!
    - Конечно, нужно! Летом ягоды собирать и варенье из них варить и кормить голодающих. Меня, например.
    - Простите, сударыня, нет у меня варенья.
    - Вот видите!
    "Ну и зануда, - подумала Юля, - еще полночи с ним коротать!" А Илья снова укорил себя, зачем он с ней связался. Она нарушала своим присутствием привычное течение его жизни. Выходя из дома, он обычно предвкушал запах дорогого хозяйского кофе, позвякивание серебряной ложечки о любимую чашку, чтение газеты. В газете иногда писали такое, что выводило его из равновесия, но он надеялся на железные ставни, крепкий замок, а главное - на быстроту своей реакции. Врасплох его не застать. Окружающие его вещи казались ему сиротками, их настоящие хозяева лежали в разных землях по всему свету. Многие вещи, исчезнув из магазина, не уходили из его памяти. Более того, он иногда цеплялся душой за какую-нибудь этажерку, зеркало, вазу...
    Каминные часы бросили во тьму три отрывистых звоночка. Юля встала, пытаясь без ущерба для окружающей обстановки обогнуть стадо медных самоваров. У нее была опасная привычка познавать мир на ощупь. Она положила руку на часы, как хозяйка на спину собаки. Время стало домашним и вылизало ей руку. В дверном проеме темнел силуэт склонившегося над столом и что-то пишущего Ильи. Юля задела кусок бумаги, брошенной на подрамник, он слетел. Картина изображала монастырскую ограду с воротами. Несколько монашек заглядывали в щели забора, где морской залив был обагрен колоритным закатом, а в таинственной морской дали синел остров. Последние солнечные лучи освещали стену монастыря, дикий виноград и пирамидальные тополя окружали ограду. Картину портила только неумелая реставрация: какой-то маляр пытался замаскировать дырку в холсте как раз в районе гаснущего сиренево-голубого неба.
    Видя, что Юля заинтересовалась картиной, Илья подошел ближе:
    - Леонид Адамов, "У монастырской ограды", три тысячи долларов.
    - А ведь и мы на самом деле на мир сквозь щелки смотрим, - запальчиво сказала Юля. - Там жизнь настоящая, острова неизведанные, что-то замечательное там, наверное, происходит! А мы - под замком, за забором. Только знать бы, кто нас под этот замок посадил!
    - Кто, как не мы сами? - Илья затянулся сигаретой. Он не имел с молодежью ничего общего, поэтому не ожидал, что аляповатая картина Адамова может вызвать такие ассоциации. Он тоже присел на корточки рядом с картиной. В этот миг Юля потеряла равновесие и упала прямо на него. Она близко увидела жилистую шею и перебитый нос, почувствовала сильную руку, которая пришла ей на помощь. А Илье ее лицо без косметики напомнило лица его школьных подружек, которых он провожал после танцев в родном городе.
    - Но-но, - сказал он, - не приставай к старому человеку.
    - А вам не жаль, что все это не ваше?
    -Да нет, нисколько! Да я бы не смог продать... даже это, - он повертел в руках полупрозрачную китайскую чашечку.
    - Да что же в этой чашке такого, что ее продать невозможно?
    - Скажем, легко ли тебе было бы близкого кого-нибудь продать? А мои друзья - вот они... - Он обвел рукой, как бы обнимая помещение лавки.
    - Знаете, вы просто не от мира сего! - обозлилась Юля. - Закрылись замками и ставнями, с чашками и горшками легко дружить, а люди внимания требуют иногда. А вы напрягаться не хотите!
    - О, да! Сегодня бультерьер напрасно лишился лакомого кусочка! - Илья проиллюстрировал свои слова чувствительным щипком на Юлиной ляжке. - Тебя-то мне не жаль, но я привык помнить добро. Твоему отцу я кое-чем обязан...
     Два-три окна, выходящих во двор, осветились жидким утренним светом, несколько раз хлопнула дверь подъезда, по двору действительно прошел человек с собакой. Илья принес Юле ботинки и куртку. Пока он вставлял ключ в замок, Юля стояла у него за спиной. Ей показалось, что все-таки на прощанье надо как-то поблагодарить его, но на ум приходили одни банальности. И тогда она просто положила руку на его запястье. Тело Ильи дернулось, и Юля упала на колени со страшной болью в локтях.
    - Ох... прости дурака! Я же сторожевой пес, у меня рефлексы!
    - Чего уж там... - Юля кое-как встала и пошла через двор, заваленный картонными коробками.
     Ровно в восемь явился сменить Илью заспанный дневной охранник. Он, как всегда, жаловался на нелегкую жизнь, которую делил между службой в полиции, работой в антикварном магазине, женой, двумя детьми и несовершеннолетней любовницей.
    - Знаешь, - говорил он Илье, озабоченно листая свой ежедневник, - как трудно из семнадцатилетней девушки вырастить женщину? - И тяжко вздыхал. От этого сиплого вздоха Сторожу становилось не по себе: если этот парень сломается, придется работать сутками, пока не найдут нового охранника.
    
    
    2.
    Юля шла в фиолетовом предрассветном пространстве к Институту искусств, где она работала натурщицей. Казалось, с утра наступил фестиваль авангардной моды - это студенты тянулись на занятия. Юля без особой надежды нажала кнопку лифта, но сегодняшний день начался с удачи: лифт распахнул перед ней свои объятья. Пока Юля ехала на пятый этаж, за ней наблюдал изображенный кем-то на дверце лифта фиолетовый глаз. Юля поплелась к шкафчику и сняла верхнюю одежду. Мимо прополз молодой натурщик, которого Юля редко узнавала: он бывал то лысый, то бородатый, и лишь одно в нем было неизменно: состояние перманентного похмелья. Сегодня они переглянулись и поняли друг друга без слов. Юля взяла покрывало и пошла в класс. Вдруг распахнулась дверь, и лихо въехал велосипедист, оставляя на пыльном полу мокрый след. Затем снова приоткрылась дверь, на этот раз в нее просунулась собачья морда. С розового языка падала пена, с шерсти слетали комья мокрого снега.
     Студенты встали за мольберты. Юля взобралась на подиум. В руку преподаватель вложил ей красное яблоко. В это момент произошло очередное явление - появилась Лина. Такие чекнутые есть в любом творческом вузе. Лина встала к мольберту и уставилась на пустой лист бумаги. Рисовать она не стала, так и протопталась перед мольбертом целый урок.
     Юля чуть-чуть, незаметно, укусила яблоко. Собака подозрительно обошла подиум, уставилась на яблоко и завиляла хвостом.
     Юля давно перестала строить глазки студентам. В женщине должна быть загадка, а какие могут быть загадки, когда студентам давно известны все твои параметры? Для них она что-то вроде колонны или вазы - натура. В их глазах нет ни возбуждения, ни интереса. Краснеют разве что поступающие.
     Юле пришлось позировать три часа. Безумно хотелось заорать и выпрыгнуть в окно, но счетчик где-то внутри считал заработанные деньги. И Юля никуда не побежала и даже не заорала.
     Вот и следующий урок, но в класс не попасть: он заперт изнутри. Преподаватель сильно дернул дверь, замок сломался. В кабинете два парня спали, обнявшись, на куче изрисованной бумаги. Тихо прикрыв дверь, художник пошел искать другую аудиторию...
    ...Навстречу Юле текли облака снежной пыли, их волны накрывали старые дома. Во двор, куда выходила витрина антикварной лавки, сверху падали твердые, как рыбья чешуя, снежинки. Юля подошла к витрине и постучала в стекло. Звякнули ключи, дверь открылась, и Юля очутилась в полном мраке.
    - Дай руку, пойдем чай пить, сегодня у меня даже варенье есть. Казалось, Илья ждал ее. Юля не могла понять, почему она снова здесь. Да и не пыталась разобраться.
     На столе уже стояла знакомая чашка с витой ложечкой и обшарпанный, но благородный заварной чайник. Илья достал вторую чашку, подвинул варенье... Но для чего-то она все-таки пришла?
     Они попили чай, Юля начала убирать со стола, смахнула крошки бумажной салфеткой.
    - Ты не особенно старайся, тут генеральная уборка требуется.
    - Да вы не воображайте, мне, может, нравится!
    - Если так, то и кофеварку можешь вымыть, и пол подмести.
    Юля хмыкнула и направилась по едва освещенному помещению к крану с водой, но споткнулась о чугунную черепаху.
    - Вот это да! Видишь что-нибудь?
    - Черепаха.
    -А где она вчера лежала, не помнишь?
    - Под столом.
    - А сейчас вон она где!
    - Ну да, - съязвила Юля, - черепаха выползла из-под стола, чтобы покупатели скорее обратили на нее внимание. Наверное, пол кто-нибудь все-таки подметал.
    - Э, нет! Обычно вещи затвердевают, чтобы в нашей памяти их не сдвигали с места.
    - Что-что?!
    Илья верил, что здесь время, вещи и люди вели себя по своим особым законам. Он представил себе, что пьет чай со своей неродившейся дочерью, которой могло быть сейчас столько лет, сколько Юле. Юле же подумалось: а не ангел ли он, с помощью которого Бог оживляет неживые предметы? Ангел иногда вполне может выглядеть как такой вот вечно одинокий человек, как один из нас... Сколько радости приносит на миг капитуляция перед иллюзиями!
     На столе лежал бархатный фотоальбом. Юля открыла его на первой попавшейся странице. Там была приклеена фотография веселого юноши, который лежал в пене теплого моря. Рядом вилась надпись изящным почерком, вся в круглых и длинных линиях, теперь так не пишут:
    
    Лежу на грубом берегу,
    Соленым воздухом согретый,
    И жизнь любовно берегу,
    Дар многой радости и света.
    
    - Вот человек. Вот море. Как в древности. Не унизительно зависеть от погоды, быть ниже облака, дерева или горы.
     А каминные часы между тем бережно отсчитывали время, незаметно сглаживая расстояние между вчера и завтра.
    
    
    
    3.
    Неужели ее приручили, как дворнягу? Ну да, если этот человек может сделать ручным время, то что уж говорить о ней, Юле? Она и сама почувствовала, что немного справляется с одушевлением неживых предметов: вот, например, медно-бурое существо, трепыхаясь, приклеилось к оконному стеклу. Когда-то оно было кленовым листом, но потеряло свою древесную душу и теперь безразлично скитается по ветру. Юля приложила палец к стеклу. Если бы не стекло, подумала она, кто знает, может быть, лист в ее руках приобрел бы какую-нибудь новую жизнь?
     Из подворотни тянул удушливый запах гари. Юля уже вошла во двор, когда услышала странный стук. Он доносился из-за двери антикварной лавки.
    - Илья! - позвала Юля.
    Из-за двери раздался приглушенный голос:
    - Быстро вызови полицию!
    - Что случилось?!
    - Потом, потом, все потом!
    Юля не ощутила ни растерянности, ни страха. Без суеты она пересекла узкую улочку, распахнула двери ресторанчика напротив и направилась прямо в кухню. Пока она связывалась с полицией, весь персонал сбежался в кухню. Она вышла из ресторана и тут же увидела патрульную полицейскую машину. Несколько юных полицейских в необмятой форме, передвигаясь нелепыми перебежками, проникли во двор. Эти меры предосторожности были уже ни к чему - грабителей след простыл еще час назад. Полицейские завели с Ильей разговор через дверь, потом кое-как взломали ее. Илья вышел на ступеньки. Вид его ужаснул Юлю. Кто-то по рации вызвал амбуланс. Илья сел на крыльцо, держась за распухшую окровавленную голову. Лицо его багровело с каждой минутой, один глаз совершенно заплыл. На руках и брюках болтались обрывки изоленты.
     Одни полицейские начали бестолковые расспросы, другие слонялись по двору. Выяснилось, что грабители подожгли мусорные баки во дворе у него под дверью, а в ту минуту, когда задыхающийся от дыма Илья открыл дверь, его стукнули по голове и связали. Уходя, они бросили его в лавке и заперли. Время наконец-то взяло над ним верх - он, старик, безнадежно проиграл.
     На все попытки увести Илью в машину он отвечал, что до прихода хозяев он на работе. "Пес сторожевой!" - с раздражением подумала Юля.
     Появились хозяева - два паренька с остекленевшими рыбьими глазами. Лавка для них была чем-то вроде кукольного домика, в котором они складывали мозаики из золота и серебра, но кто-то испортил им всю игру. Они перешагнули через сидящего на пороге Илью и пошли подсчитывать убытки.
     Юля помогла Илье дойти до машины. Он дрожал, как будто ему было холодно. В больнице Юле разрешили проводить Илью до палаты. В дверях его так качнуло, что она едва успела его подхватить. Илья скривился, пытаясь улыбнуться, и произнес какой-то бред: "Танец ангелов".
     Медсестра указала на свободную кровать, Илья улегся и впал в забытье.
     На койке лежал беспомощный пожилой мужик. Кто он такой без своей лавки? Просто старик, который перед телевизором в мягких тапочках станет читать "Спорт". Юля вспомнила, как безразлично он переодевался в больнице с ее помощью. А что, если он сейчас еще "утку" попросит? Она осторожно поднялась и вышла.
    
    4.
     В холодный солнечный день Юля шла по улице, ведущей к кладбищу. Преподаватель Института искусств пригласил ее на открытие своего произведения, которое он назвал инсталляцией. Юлю заинтриговало то, что презентация состоится на кладбище.
     В самом конце улицы она заметила Илью. Сворачивать было поздно, да и некуда, он приближался. Илья был подтянут и внутренне собран, словно спортсмен перед длинной дистанцией. Они поздоровались и вместе пошли вдоль ограды. Возле свежевырытой могилы стояла кучка молодых людей, одетых явно не для церемонии погребения. Настроение у них тоже было не похоронное. У некоторых через плечо висели мольберты. Могила была изготовлена по всем правилам, просто на дне ее чуть-чуть наклонно лежало большое зеркало, в котором Юля увидела свое отражение и отшатнулась.
    - Боишься мертвецов? - с иронией спросил Илья. - А что их боятся? Какая разница? Натура есть натура.
     Он подобрал увесистый камень и со всего размаху запустил им в зеркало. В брызнувших осколках метнулась его преломленная фигура, синее небо, рыжие сосны, удивленные люди. Потом Сторож повернулся к могиле спиной и пошел по аллее к воротам. Наконец он свернул и исчез из виду между памятниками.
    - Ну да, с детства внушают тебе, что ты ничтожество, а потом требуют поступков! - Юля искала оправдания неизвестно за что.
     Потом она долго бродила по городу в надежде встретить кого-нибудь из знакомых. Еще издали она заметила в перспективе знакомой улочки что-то непривычное. Вместо дома, где находилась антикварная лавка, стояло пожарище. Сырой туман висел в прилежащих переулках. Кое-где еще тлели балки, огонь нехотя догладывал их. Закопченные крепостные стены проглядывали сквозь остов дома, который изнутри выгорел дотла. Жалкие струйки воды стекали тут и там, ползли вниз по булыжной мостовой, замерзая по пути. Зевак было мало: за столько веков этот город привык к пожарам. Юля обошла огороженный бумажными лентами угол и заглянула во двор. Лавки больше не существовало. Хозяева получили свою страховку сполна.
    
     Летом Юля зашла к своей подруге Свете, которая подрабатывала уборщицей в издательстве. Древний дом, в котором теперь располагались офисы, когда-то был жилым. Юля уселась в кресло босса и спросила подругу:
    - И зачем ты тут за гроши уродуешься?
     Света открыла окно и вытряхнула цветную метелочку для пыли прямо на головы прохожих.
    - Представь, пришла я сюда наниматься и чувствую, что я в этой комнате будто дома. Поверишь ли, с чего бы это? Рассказала отцу - вот какая, говорю, мистика. Оказалось, никакой мистики. Моя прабабушка родилась и всю жизнь прожила в этой квартире. - И она снова принялась орудовать метелочкой среди компьютеров.
    В открытое окно доносилась мелодия, которую уличный саксофонист исполнял для гуляющих. На столе лежала только что изданная книга Ильи Эрма "Вчерашнее завтра". Юля открыла ее и прочла: "В самом начале декабря над городскими средневековыми башнями висит серая пелена..."