Многоэтажка на Аялоне шикарного зодчества, Сыграй мне мелодию на домофоне – «Сто лет одиночества» В честь таракана, ползущего в лифте В пентхаус на ПМЖ - вкусил он отравы в ходе забавы с сородичами в гараже. В Кейсарию мчится Лихой «ягуар» - Где кэш шелушится, Как лишний загар. По Аялону Несутся машины Как рыбы на нерест, В потоке хамсина, Блестя и скользя Сквозь воздушную слизь К бездонному морю По имени Жизнь. Навстречу – другие, Боясь не успеть, К бездонному морю По имени Смерть. *** Как твоя жизнь, лесная травинка моя? Все ль тебе ладно? Солнца и влаги хватает? Дышит шуршащая суть – суета бытия - Как бумага из принтера, дни вылетают. Жесткими дисками годы ложатся на ствол, Лес как архив мелодий жизни и смерти. Ландыши поят нектаром забвения пчел, Белыми пальцами перебирая всемирные сети, Выстелют свой хоум-пейдж мхом и травой, тонко заткут кружевною березовой тенью… Что это было? Со мной, не со мной?.. Помнишь меня? Хотя бы солги во спасенье… *** Горлинка рыжая тянется за зерном, Чует, как с тростником беседует ветер. День ото дня он сетует лишь об одном: Боги в отлучке, осиротели их дети. Море в угоду им хочет казаться ручным, Ластится, кинется в ноги по первому зову... В бывших жилищах богов удушливый дым - Пляшет огонь, к опасным забавам готовый. Ветер звереет при виде живого огня, И потому за себя ручаться не может... Книгу закроет ребенок, ко сну отходя, Перышком птичьим страницу заложит. *** Девочка провожает кошачьим взглядом снующий меж машин велосипед парень едет небрежно прижимая большое зеркало локтем как уверенно сидит он в седле как энергично крутит педали перебегают зеркало два манекена в витрине старушка с палочкой семейство с детской коляской мальчишка на роликах. девушка на шпильках блестящий шекель собака пара хасидов в черных шляпах воробьи в драке за муху мужские трусы на веревке Яффо в сумерках Море по привычке приласкает Яффо,как законную жену. Смуглый мальчик камешки бросает в жестяную ржавую луну. В звездном коммунальном коридоре меж землей и небом - одинок, он босой ногой толкает море в надоедливый тяжелый бок. Тени, словно тряпки и пожитки, брошенные в спешке на песке. Город белой шоколадной плиткой Оплывая, тает вдалеке. Хутор На расхлябанном проселке Снега с грязью по колено. День июльский,как иголка, Затерялся в стоге сена. Стог стоит на поле мглистом, Пахнет клевером, любовью, И пучок травы душистой У хозяйки в изголовье. *** Равнодушные дети ранних насквозь промерзших трамваев, насильно разбуженные, насильно одетые – валенки, мутоновая шубка, варежки на резинке, за ночь подсохшие на радиаторе, зевок и пустой желудок. Трамвай тащится в анемичном свете прожекторов в самый гиблый, сырой предрассветный час вдоль бесконечных заборов из Копли вверх, на Маяка, с Маяка – вниз, в Копли – недетская карусель, встречные перевозки обреченных – тебя все равно оторвут от мамы и уведут есть манную кашу и пить кофе из цикория. Никто не знает, когда разомкнется круг, трамваи сойдут с рельсов и потащат от привычного ужаса в неизвестность *** Гитарист Выщипывает музыку Из тучного тела ночи. Дешевый плюш южного неба особенно хорошо шел когда-то на портьеры. Помните - иногда к нему давали луну – «пришей сам»? Еще и сейчас кое-где в выбитых окнах тель-авивских трущоб Ветер трепет синие плюшевые лохмотья, А луна до сих пор сияет как новая. Женщина вспоминает И мотает клубок звездной шерсти – Свяжет старику фуфайку, Чтобы стало тепло на сердце. *** Перед нами осколки хрустального замка. Королевская дочь – проститутка и наркоманка. А король – алкоголик, наследник престола – бандит. Королева со смены вернулась и спит. Такова цена искристого снега, кружев инея, звездного фейерверка. Им босыми ногами по стеклам идти, Им – утраченный дом, а нам – конфетти… *** Остывая к осени, Италия Светится, как виноград в меду. Гладиатор в кожаных сандалиях Мерзнет у туристов на виду. Были дни хорошие в Вероне – Сыр, вино, а счастья ни на грош: Не видать Джульетты на балконе, На Ромео турок не похож Взрослым тяжек золотистый воздух, Липок мед, дурманит виноград . А ребенок в стайке рыбок звездных На дельфине мчится в райский сад.