***
дворник который трудится в темноте
видит страну южнее этой где воздух скис
окна туда размыты блестящих тел
падает в ноги идти по нему карниз
дворник идет необъятен глазами спит
тянет лицо и решетка рябит в глазах
утром его известили что он убит
с целью реакции манту и вздоха ах
как ни блести сосна не туда душа
прячется в гулких мыслях третьего рода
там лежит в кульке больничная груша
посередине жизни закрытого города
у ограды парка его
***
башня из кости а падает как трусы
мозговое движение в сторону от проспекта
это с криком женщину-то прости
пятится борода оглядываясь как некто
и не заметно вреда
их одолеет ночь
попавшие в колею хмурятся на ветру
тайное зная слово
а я ими густо блюю
в башне из кости слоновой
***
грудью лечь на траву
да сказать нет глазам
земляничный стакан
многограннее вас
и закатов и касс
до свистка сколько там
***
пьет и каркает глупый рено
и поглядывает вокруг
стоп стоит а ему все равно
что уже напряженье рук
сын промышленности коней
разошелся к концу времен
но ошибся в расчете дней
и нечаянно был пленен
бусы прыгают по грудям
дым и крик разъедает круг
воспаряет к луне саддам
в ореоле златых подруг
а из самой глуби морской
подымается осьминог
тянет щупальца но рено
лишь поглядывает вокруг
***
должен вернуться большой леонид
в зубы глядеть не боясь отраженья
палец его колыхательный спит
весь убежавший из поля сраженья
чайная роза струит лепесток
западным запахом в темя скребется
но леониду не страшен порок
сердце его ни на миг не прервется
пальцами ног шевеля темноту
роза кудрявит лицо леонида
пахнет горелой любовью во рту
и предыдущая тоже убита
***
вот как облако летает
нам нечасто так летать
это нам напоминает
то что страшно вспоминать
***
в дребезжании свечей
на изогнутых подвесках
злу кругами горячей
и отпрыгивая резко
и отпрядывая вглубь
проницает шум легальный
распушает хвост охальник
и накидывает рупь
ведь по совести ему же
лучше там поскольку хуже
и блудит оно по суше
чуя нет не утонуть
***
когда полетный жук вращаясь вышину
и там и сям сбирает ветхие картины
за это я лечу я избранный и мнимый
взрывающейся маской на кону
возлёг лимонный пес и запахом фекалий
наслаивал борей когтистую струю
на россыпи веков а снизу натекали
смирительный июнь и вогнутый июль
***
воет ветер-пистолет
в зуб бродячему пингвину
я его ли здесь покину
и пингвинам счастья нет
стих пришпиленный к дощечке
пребываю раз от разу
потому что больно глазу
отлучённому от щёчки
жнут придурки винтокрылы
феба розовое рыло
их намеренье остыло
их алеша карамазов
ехал ехал эстафета
широкоформатный это
как нарезанное сало
вдоль дороги трепетало
рысью рысью краснофлотцы
были белые гвардейцы
он потом плевался в урну
становящийся эстетом
он петров коня купает
голый утром в красной водке
на стене уже кропоткин
номер дома ноги-сваи
горы лестниц золочёных
и чугунных изваяньев
как стихи воспоминаньев
всех венер раскрепощенных
номер дома ноги-сваи
***
реве та стогне тишина
сомкнулись истинны пальмиры
еще горячие от сна
всех слез глаза
под треск и бронзу
сдвигает копья первый ряд
и рдеет в сумерках гриппозных
стальной солдат
***
луна идет звезда наперевес
и разбивает очередь словес
небес стекло
с лесного дна клубясь вода
перемещается туда
откуда не доносится уже
давным-давно
там бьются потрясая тишиной
кентавры с мускулистою спиной
в награду им обещан свальный грех
по роду их
молочный путь трепещет и шумит
вмешаться как во тьму ее гранит
торопится отвыкшее от рук
плечо расправить и кромешный вой
висит над лошадиной головой
***
нет не прилепится уже
руками громкими своими
и клиньев серые пески
как интегральные злодеи
восхищен моцартом длины
скорей внедряется в систему
ведь рабин действуя спиной
аплодисментами не сломлен
разгонит дальний барабан
прогресс домашнего искусства
он знал тем временем блистать
он знал наполненные веки
***
асфальт просыпается ночью
несутся его лепестки
он город-герой севастополь
глядит и волнует и что ж
смиренные две черепахи
остались на листьях сидеть
они от любви не взорвутся
взрыватель еще не созрел
и некому дернуть медузу
ее посторонним глазам
***
образ земли покачнуться не смел
тверди израиля в море стоящий
вздох и сквоженье мерцанья предел
в пенном размыве кренящийся ящик
сила за силой цветные миры
как бы ни рыскали слышимо льется
где-то глубоко во чреве горы
лепет колодца
***
мыши быстрее в углу
где изнанка другое земелье
прыгает синий любить кенгуру
планка восемь прицел шрапнелью
плинтус отсох янтарей подвал
хрусткий тонет дальше идейней
вниз головою чем лошадь ковал
прохаживается шин-фейн
в ее футляре связка координат
наконечники камешки канифоли перья
смычок треугольники вытершийся квадрат
и пыль и запасная америка
***
невыбирание невода из воды
ночь соответствуя глухо ее судьбе
палочки риса надписи на полу
и бесконечное и размягчающее вином
о как бомбежка раствор цемента в крови
мир-леопард от нажатия на глаза
время стиральных машин по дороге в рай
и разрывание невода на зачем
***
отход величины вот дерево митраль
дым дымные ресниц
исписанная жаль
идут ему углы подпёртые плечом
проста автопечаль
лучёю навлечён
не медь медали страх горючею звездой
опаханный вошел перерекая вздор
тогда на дне гурьбой и галькой и песком
где многая печаль
соорудился дом
***
спит земля посередине головы
что и будет толстый ветер из глазниц
и жуки блестят и мертвые мертвы
темнотою пальцы мучает свинец
низачем ему голодному ручью
но оплачено оплачено о плачь
или смейся над жуками ибо чью
разворачиваешь избранную ночь
их обвитые снегами голоса
и надкушенные груди вечеров
кто светил тебе и кто кого спасал
или медлил или просто нездоров
***
вот луна зарешёчена очень
зарёю своей неширокой
а лодка рекой постоянно стеклянно
в пекле гротовом лилит мечебровая
бледная спит на ковре безвечерия
вниз с изголовья волос раздвигая значения
из-под венца
вот решетки ломаются
море с землею слепой обнимается
близится царь
***
отрезок пыльный
плоскостопий час
сам голубь бьет крылом роняя перья
пуховых рек щемящее отребье
и города кубические корни
взмывают в середину вышины
и мнутся над пустыней разогнать
не менее не менее святое
глубокое теснится побережье
шурша песком приборовых ланит
перебирая пальцев колоннаду
образованье высшее пред ним
***
вы отрада зимы
вас лугами циновень дерзали
вам камень жилища смарагд
из-под ног угадали
волочённой земли где кремли и медали
вас газели побед
разыгравшись до боли из губ травяных
ну а леший смурной
вот что пил за троих
взял русалку свою порешил
***
падурок иерусалимов
иероконских мук библее
и синих еденных картинок
не лепо ли их бяшеть друг
поскольку волоком щебнистым
волокна окна разрывая
еще ищу из-под ладони
еще ищу приметы вдруг
протолетя свое доленье
протороча музык секвойи
и он влюбляется и плачет
весенним внемля чудесам
идет разменивает мелочь
розоволистых щек касаясь
и вдоль земли приобретает
свой образ внутренним словам
***
воспомни обведя водой шаги ветвей
и разрастание души любви больней
о, недостаточности свет излишек дня
весь опоясанный кругами немоты
лицо отвел а будь глаза его чисты
ломился б молча он сквозь утренний бедлам
и губы пробовал губами в темноте
и не кончался бы и кончиться хотел
***
там облако втирая небу очи
подбровию снование впрягает
и шелковый узоров безразмер
соскальзывает чайка разреженья
всё это прилагается к земле
касается грунтов людей растений
слипается с волной гоняет пену
младенцу в рот беззубый залезает
и сплющенные ноздри криком жжет
***
если в горах снег
а в городах сушь
подъем твоих рек
плотину лет рушь
путаница добра
ветреница чернил
расплёскивай свой грааль
с обрыва речей сил
или вздохнуть дай
или вспорхнуть вели
где же он тот край
который и есть ли
***
небо быть черным хотело но нет не могло
звезды упавшие все по нему поднимались
все от святых до царей ангела в голубом
полк оцепления только поэты остались
вровень с землей как пощечину день проводин
вдруг схлопотавшей и замершей в недоуменье
вровень с самими собою без груза глубин
башен небесных различия рас мельпоменных
так раздвигали вы сами охват бытия
так домогались итогом войти оправдаться
urbi et orbi по жизни вы пали в боях
вам остается теперь это мертвое царство
***
будучи очень далёк
всё же осмеливаюсь сказать
было уже истёк
надобно перевязать
будучи близок к вам
знаю не избежал
кто-то другой сезам
этого я и ждал
будучи на свету
тяжко глаза поднять
вовремя приплету
век потерявший ять
видимо он восток
кто б его ни просил
будучи так далёк
что не хватает сил
***
как нам великолепна пыль небес
слезу скрепя в поток необозримый
моргана фатум меловых словес
крошит тебе но это мимо мимо
несется пыль решетки сети руки
не успевают пенье отразить
и тихо повергаются связи
растопленной великие потуги
вели же из лохмотьев раздувай
зародышевой ткани позволенье
пока ни этой пылью и ни ленью
не пойманы и бедствуют слова
***
загустел кипарис
он чьего-то копья
острие не ушедшее в прорву
как уж грудью его ни толкал
новорожденный бриз
спорить пробуя
утро молча кляня
не минуты часы
переполненных лет государства
набирается вдруг чистоты
книга книг на коленях пространства
в мокром поле скоты
кверху головы тянут злорадствуя
***
что быстрее вам волною
темной комнаты проём
отпуская птицу днём
облекая перье воем
в нем топорно погружен
под сатиновою тканью
и ушедшему дыханью
и чреде известных жён
в нем расправленные руки
будто от веку лежат
и владыке подлежат
навалившейся натуге
но уже он сам летит
и душа его босая
в небо всю себя вонзая
за народ свой предстоит
***
автопогрузчик едущий прямо
едущий прямо едущий прямо
и настигает в углу авторучку
краном коран на борту каравеллы
многую зиму несут на подносе
мокрым апрелем ее говорите
ну-те скажите уже ну скажи же
тонок ваш лед под весеннею жижей
гонится гонится автопогрузчик
сервомотор разгорается пуще
сервомотор разгорается волчий
***
птицы если ночью говорят
с ними осень теплится и пляшет
предпоследний выживший солдат
без патронов оставаясь мажет
сквозь леса ночами тишина
дует в лоб и я сдаюсь на милость
только ей как будто не она
многажды беспутная винилась
но ведь в ней закрыв глаза рукой
от стены отходит укреплённый
то ли человеческий герой
то ли ангел духом раскалённый
***
маршем шафрановых куклов
глядя сквозными зрачками
бледную песню умоем определяя её
морем глубоким и бурным
вот перетрём перешейки
подразделяя народы в данные им берега
снов рокотали раскаты
нам ли убитых считая
жменю туманов и чаек
понта евксинского жаль
***
ветер полнолуния
дует мне в окно
белым поцелуем
полнится оно
полнится зимою
глиняное дно
чудо не восьмое
миллион одно
гулкая отрада
не перемолчишь
падается падай
храбрый кибальчиш
упадешь высоко
не забудь сочти
всё что одиноко
на твоем пути
11