Дмитрий Байдак


Большое и толстое подозрение,
или
Краски вместо стихов?

(по мотивам статьи “Сумбур вместо музыки”)


        Начиная читать тексты подозреваемой, испытываешь странное чувство вседозволенности. Даже какого-то неуместного всемогущества. Кажется, такое количество смыслов теснится в этих стихах, что они могут стать конгениальны любому читателю, любому оного читателя настроению… Но прочитав до конца, впечатление это теряешь. И причины тому вполне материальны.
        Подозреваемая заворожена (предположительно) предстающими ей картинами настолько, что не заботится о разнообразии их описания. Бесконечное повторение подлежащего, сказуемого, определения, и т.д. просто режет глаз. Орнаментирование этой жесткой схемы определениями здесь и там не спасают дела. Я не привожу примеров, тексты ими перенасыщены. (исключением на этом фоне могут служить “Осенний автопортрет” и “ И он и она и он и”).
        Вторая моя “претензия” к текстам – их эмоциональная монотонность, меланхолия на одной ноте, не чувствую я (за крайне редкими исключениями) ни взлетов ввысь, ни падений в бездну. Есть некое скольжение по печали, автор то ли видит все происходящее в кино, то ли настолько успешно разделяет свои эстетические восприятия, с одной стороны, и эмоции, с другой, что закрадывается крамольная мысль: а не понарошку ли все это, а не просто ли это игра словами?
        В пользу этой ненастоящести как будто свидетельствует обилие так называемых громких слов, вроде пространство, химеры, ураган, вены , и пр. Далее, опять-таки обилие “красивостей”, причем иногда не к месту, например:
        В кармане стих сверчок
        Живущий под созвездьем Вероника
        Где прыгают перчатки по столу
        Чернильных пятен оставляя метки
        Апостроф вылетел из клетки
       Письмом


        Нет такого созвездия -- Вероника, есть Волосы Вероники. Апостроф – почему в клетке, и может ли стать знак препинания письмом, т.е. совокупностью знаков препинания?
        …И Минотавры
        Бьют в крыльев литавры
       Лавры


        Лавр – растение, и он бьет в литавры крыльев? Или это бьют минотавры? Почему, кстати, с прописной буквы? Их же много… Даже с поправкой на стиль подозреваемой, попробуйте с первого прочтения понять и не споткнуться на конструкции Минотавры Бьют в крыльев литавры Лавры … Кто в кого бьет? При чем здесь лавры? А ведь стих тем и опасен, что не может быть остановлен подобным образом, ритм-то читатель теряет, начинает перечитывать эти строчки, переводить их с русского на русский, приводить к удобопонимаемой форме ( лавры,или Минотавры, бьют в литавры крыльев , что бы это там уже ни означало), а значит, пускает в ход логику, что и ломает ему весь кайф (если таковой имел место). Атмосфера стиха ломается. А ради чего? А ради рифмы. Форма автора сгубила… Но либо автор с формой совладает, либо она ему вот такую “логическую”, али еще какую свинью подложит вроде следующей:
        Фигур антрикотовых тени
        Льют заплетая холодные нитки
       Атласных фонтанов


        Антрекот – это, извиняйте, род котлеты. Пишется через Е. Что такое есть антрекотовая фигура или, хуже того, ее тень – известно только подозреваемой. Хотя все мы, в определенной степени, антрекоты. ТУТ ЧИТАТЕЛЮ УЖЕ ДОЛЖНО, по идее, СТАТЬ СМЕШНО. А замысливались, как представляется, иные чувства -- истома, тягостная сладость. Нитки не могу представить себе в данном контексте заплетаемыми (заплетают нитки при изготовлении кружев, что сопровождается легким веселым перестуком палочек-веретен), фонтан – атласным (т.е. гладким, т.е. он не фонтанирует, не работает, выключили его, нету фонтана!!!), тени – льющими что-либо… (Из этой же серии “ слышен звон подброшенной монетки” , именно не упавшей, а подброшенной , т.е. монета звенит в воздухе, видимо от трения о него… Как учил классик, пятак УПАЛ на мостовую, звеня и подпрыгивая…) А далее после, я подчеркиваю, холодных нитей, следует:
        Кранов головки откручены
        Рвется вода
        Из оранжево-красного
       Горла пылающей жажды

        Я и сам не против уснащения стиха, его орнаментирования необычностями и необычайностями, но они должны работать на меня, а не отвлекать читателя и тем более не смешить его там, где мне это не требуется.
        Далее. Первые три строки (Фигур антрикотовых … и т.д) и следующие четыре (Кранов головки…) просто следуют друг за другом, не будучи связаны между собой абсолютно ничем. Они как будто являются частями совершенно разных текстов, совмещенных случайным образом. Можно, конечно, утверждать, что такова игра на контрасте, коллажирование и пр., но не будет ли это слишком большой натяжкой? Более вероятно все-таки предположение о том, что подозреваемая действительно видит описываемые картины и добросовестно их фиксирует доступными ей средствами. Но это еще не превращает данные тексты в стихи. Средства используются скорее изобразительные, чем филологические, слова – как краски с некоей палитры, и законы сочетания этих слов – скорее из изобразительного искусства, но не из литературы. Как будто подозреваемая не обладает чувством слова как такового, мяса его, фактуры его. Слова у ней следуют одно за другим без учета их звуковой сочетаемости, они грубо говоря, означают только то, что означают, не более, не менее.
        (Вот примеры подобной, на мой взгляд, звуковой несочетаемости: Полосатить черных котов; Он идет по полосатому матрасу дороги Порывисто разбрасывая руки и ноги ; Вокруг стронциановой ауры лампы; Терпкого ветра; Чтица иронических мантр )
        Потому, на мой взгляд, нет отличий в ее стихах, скажем, пятилетней давности и написанных сегодня.
        Образное мышление и видение не могут быть напрямую переведены в слова, не может называние явления само по себе стать стихотворением. Стихотворение – больше, чем составляющие его слова, как это ни банально.
        В целом, при всей эклектичности соединения слов и понятий, ясно выделяющейся характеристикой текстов подозреваемой является монотонность в ее разных видах: лексическая (несмотря, или даже вследствие насыщенности разными громкими “признанно поэтическими” терминами, или, по собственному выражению подозреваемой, “композициями фатальных слов”), эмоциональная (меланхолически-истомная) и, как выражение этих двух, синтаксическая (превалирование конструкции подлежащее-сказуемое). А хочется (лично мне) разнообразия. Жизнь – она разная, и стихи, в последнем приближении, не могут от нее отступать. Если стихи мало того что не о чем (абстракционизм сам по себе -- как раз не преступление), но еще и эмоционально на одной ноте, т.е. никакие по отношению ко мне, читателю, то они и не затянут читателя в свою воронку. А незавораживающие стихи – есть противоречие в предмете.
        Вот я тут “надергал” из первого текста увлекшие лично меня строчки: Так выглядит последняя Луна; сад оглох до дна; запружен дом реки; И буквой "Г" над ними рыбаки Склонились; пойман на крючок Соленый дух; бабочек шептание во рту
        На фоне подобных поэтических проблесков у подозреваемой наличествует масса квазипоэтизмов. Даже наоборот, на фоне квазипоэтизмов иногда проблескивает поэзия. Да подозреваемая сама, как представляется, должна бы отделить тут зерна от плевел, при этом тексты намного сократятся, но станут чистыми стихами, насколько это возможно. Ведь даже в том стилистическом русле, где она резвится (и пока, на мой взгляд, резвится не слишком глубоко для ее стажа соединения слов. Шутка сказать -- лет десять, если не ошибаюсь), есть образцы, с которыми можно сравнить свои тексты.
       

    
    

 

 


Объявления: