- Радость моя, - сказала Мира, - мне пора ехать домой, родители, наверно, с ума сходят.
- Конечно, - сказал Рыжий.
Он попытался понять, почему его так тянуло к ней, еще недавно - во время летних каникул.
Отчуждение ощущалось вполне. Внутренне он находился уже не здесь, хотя еще не в далеком городе, куда нужно было добираться через столицу, сначала самолетом, потом поездом.
- Позвони мне как только доедешь, - попросила Мира.
Переступая через тюки, чемоданы и спящих людей, они вышли из здания аэропорта. Остановили такси.
"Словно вырвалась на свободу, - подумал Рыжий, вытирая с губ остаток Мириной помады. - Духота, запах пота - не ее стиль. Одна блузка на ней дороже всех моих тряпок".
Он разговорился со старичком, провожавшим длинноногую, желтоволосую девчонку, которая сидела на полу, облокотившись на неподъемный с виду рюкзак.
- Не могу ждать, - жаловался старичок. - Как я доберусь, если не успею на автобус?
- Поезжайте, - сказал Рыжий, - я ей помогу.
- Танечка, - позвал старичок, - молодой человек за тобой присмотрит.
- Не надо за мной смотреть, уезжайте и все, - сказала Танечка.
- Племянница. На даче у меня гостила, - шепотом сообщил старичок, - как я с ней намучился.
Рейс опять отложили, теперь - до утра.
- Пойдем в зал для иностранцев, - предложила Таня, - там удобнее.
Рыжему подобная мысль и в голову не приходила,
- Нас не пустят.
- Скажу что-нибудь по-французски, я на инязе учусь.
Никто у них ничего не спросил. Таня вошла нахально, будто так и надо. Рыжий постарался не отставать.
В зале для иностранцев было чисто, свободно и пахло не потом, а мятой и карамелью.
Устроились в мягких креслах.
- Девочка тебя провожала, красивая, как Юдифь, - сказала Таня.
- Да, - согласился Рыжий.
- Твоя девочка?
- Теперь не знаю, меня целый семестр не будет.
- Где ты учишься?
- В медицинском.
- А французский я знаю с детства, - сказала Таня, - бабушка научила.
- Трудно поступить на иняз? - спросил Рыжий.
- Не очень.
- Кто твои родители?
- Папа - большой начальник, проектирует самолеты, но это секрет.
В зал вошла девушка в униформе и предложила пройти на регистрацию пассажирам нескольких отложенных рейсов - то есть улететь вне очереди на единственном сегодня самолете.
- А, если у нас другой рейс, но мы очень спешим? - спросила Таня по-английски.
- Идите, - согласилась девушка.
Регистрация происходила без суеты и давки: чернокожие, арабы, полдюжины болгар, пожилая пара восточноевропейцев...
Кроме одежды, свои от чужих отличались выражением глаз. Но Таня - столичная штучка - взгляд имела нездешний, а Рыжий нацепил темные очки-капли, купленные у моряка дальнего плаванья. Что же касается одежды, то, во-первых, город портовый - все от фирмачей, а во-вторых, даже иностранная публика пообмялась и поблекла за долгие часы ожидания.
Очередь продвинулась. Вместе с билетами предъявляли паспорта.
- Вы же наши, - удивилась женщина за стойкой, - вам сюда нельзя.
- Ну, пожалуйста, - потянули хором Таня и Рыжий, - мы в институт опаздываем...
В очереди засуетились - спор приобрел международный характер. Оказалось, что иностранцы вполне понимают по-русски.
- Можно всем, - сказали чернокожие.
- Можно, у них ведь билеты, - сказали арабы.
- А почему нельзя? - заинтересовалась пара пожилых восточноевропейцев.
Болгары промолчали.
- Проходите, - решила, наконец женщина за стойкой.
Прошли во внутренний зал.
- Ничего себе интерьерчик, - заметил Рыжий, - и бар, как в американском фильме. Жаль, что ночью не работает...
Подъехали к трапу.
- Группу пропустите. Раз, два, три, четыре ... двадцать четыре - все.
Они оказались в самолете.
- Спать пора, спать... - сказала Таня.
Рыжий попытался опустить спинку сидения - ничего не вышло.
- Кончилась заграница, - сказал он.
- Ты сядешь в нормальное кресло, а я в поломанное, - распорядилась Таня, - теперь откинь спинку и подлокотник.
Она свернулась, поджав ноги на своем сидении, а голову положила Рыжему на колени.
- Укрой меня кофтой, - попросила Таня.
Рыжий не удержался и поцеловал ее в губы и в закрытые глаза.
- Из аэропорта поедем к моей сестре, - сказала Таня, - это недалеко. Она уйдет на работу, а мы поедим и отдохнем. Успеешь на свой вокзал.
В столице, за поездку на такси "недалеко" Рыжий заплатил треть всех денег, выданных ему родителями на первое время, но посмотрел на Таню и подумал: "Оно того стоит".
А сестра оставить их одних в квартире не решилась и на работу не ушла.
- Пойду я, - сказал Рыжий.
- И я, - сказала Таня.
Дошли до автобусной остановки.
- Будешь в городе, позвони.
Генеральская дочка
Любка оказалась на чердаке, оборудованном под квартиру, где в двух комнатках со скошенными потолками жили студенты-медики, а остальная - центральная часть служила кухней, прихожей, столовой и гостиной одновременно. Там же, из важного, находилась уборная за фанерной перегородкой.
Семнадцатилетняя Любка могла выпить сколько угодно, не отказывалась от иглы и колес, когда угощали, и спала со всеми, кроме Бенчика.
Сегодня не шумели. Катя-медсестра, приходящая жена Левы, варила макароны. Рядом, на плите, в металлической коробочке кипятился шприц.
- У нас где-то было яйцо, - вспомнил Рыжий. - Кто его съел?
Посмотрели на Бенчика.
-Это он, - догадался Лева, - когда мы уходили сдавать бутылки.
- Да, я сделал себе яичницу, - живот Бенчика колыхнулся между спортивными рейтузами и короткой футболкой. - Я раб своего желудка.
- Нехорошо, - сказал врач-интерн Сеня, хотя ему-то до яйца не было никакого дела, он жил не здесь и питался прилично, - оно же общее.
Бенчик понял, что над ним издеваются.
- Тебе и Любка не дает из-за твоего антиобщественного поведения, - сказал Зорик.
Любка заерзала у него на коленях. Она была в вечернем платье, в котором неделю тому назад не вернулась домой с гулянки.
- Сходила бы белье сменить, родителей успокоить, - предложил Рыжий.
- А пошли они...
- У нас разный социальный статус, - заявил Бенчик. - Она блядь, а я интеллигент во втором поколении.
Любка заплакала и ушла в спальню.
- У нее папа генерал-майор, о каком статусе ты говоришь? - Лева прихватил шприц и пошел за Любкой.
- Она же себе стирает, - сказала Катя, - вон, висит на батарее.
- Я знаю наизусть триста стихотворений Пастернака, - настаивал Бенчик.
- Почитай, - попросила Катя.
Он ломаться не стал:
"Не как люди, не еженедельно,
Не всегда, в столетье раза два
Я молил тебя членораздельно..."
Появился Лева.
- Все, - ответил он на вопрошающие взгляды, - у меня ничего не осталось.
- Бенчик, - позвала Любка, - иди ко мне.
- Иди, - сказал Зорик, - пора с этим кончать, с девственностью твоей, я имею в виду.
- Не пойду, я ей не верю...
- Иди, - сказал врач-интерн, - если что - вылечу.
- Гнали б вы ее, - посоветовал он, глядя вослед Бенчику. - Надоело вас лечить.
- Рыжий ее привел, пусть и уводит, - предложил Лева.
- Не хочу я грубить женщине, с которой живу, - сказал Рыжий, - но иначе она не уйдет.
- А папа-генерал подал в розыск, - сообщила Катя.
Из спальни выскочила Любка.
- Ой, не могу я с этой жирной свиньей... - и засмеялась.
Вышел Бенчик, взлохмаченный, раскрасневшийся...
- Пусть убирается, она здесь не живет.
После ужина Катя забрала коробочку со шприцем и ушла домой. Лева проводил ее и вернулся - Катины родители его и на порог не пускали. А поздно вечером все, кроме Любки, отправились на переговорный пункт. Сеня принес телефонистке шоколадку. Он первым получил разговор и минут через двадцать ушел.
- Мама, - кричал Бенчик в телефонную трубку, - пришли мне другие трусы, мои совсем порвались.
К часу ночи - переговорили.
Возле дома стояла милицейская машина.
- За Любкой приехали, - предположил Рыжий.
- У меня все равно ничего не осталось, - сказал Лева.
- Повезло, - отозвался Зорик.
- Зайдем или нет? - спросил Бенчик. - Не ночевать же на улице в тридцатиградусный мороз...
Сука Альма и лаванда
Сеня, врач-интерн, будущий специалист по кожно-венерическим заболеваниям, снимал шестиметровую комнату в старом деревянном доме.
Раньше он проживал по соседству, на чердаке разгороженном фанерой на несколько комнатушек, с компанией приятелей-студентов.
Студенту Сене это подходило, врачу-интерну - не годилось. Совместное недоедание, недосыпание, попойки не вязались с напряженным рабочим днем и периодическими ночными дежурствами.
Домом владела моложавая разведенка, у нее были две дочки-погодки четырех и пяти лет, старая мать, всегда сидящая на табурете возле газовой плиты, и почти английский дог - сука по имени Альма.
Несколько лет тому назад разведенка выгнала мужа за пьянство и тогда же взяла щенка - дом охранять.
Со временем обида на вообще мужчин притупилась, и она решила: "Пусть будет жилец - тем более доктор".
Комнатка оказалась теплой и светлой. В ней помещались кровать, книжная этажерка, небольшой стол и старое, с большим зеркалом, трюмо. В качестве шкафа Сеня привык использовать свои чемоданы.
Единственным недостатком было то, что на притолоке, вместо двери, висела занавеска.
В первое же воскресенье Сеня решил постирать. Он наполнил ведра из колонки, которая находилась на улице, согрел воду на плите и одолжил у хозяйки небольшое корыто. Не прошло и часа, как первая рубаха была выстирана.
- Ладно, - сказала хозяйка, - если наносишь воды, я и твое постираю. Чуть больше белья, чуть меньше - какая разница.
Вечером Сеня лег пораньше, чтобы полистать в кровати медицинский атлас дореволюционного издания, оставшийся ему по случаю и недорого.
В комнату вошла разведенка-хозяйка. Поскольку не было двери, то и стучаться было незачем.
- Что-то ты рано лег, - констатировала она факт и присела на край кровати.
На ней была байковая ночная рубашка до пят с застегнутым под самое горло на мелкие пуговички воротником. Несмотря на рубашку, она казалась вполне голой. Байка напряглась на больших и явно твердых сосках, обтянула бедро... Кровать под весом ее заскрипела, женщина была ничего себе - из крупных.
- Что там у тебя? - она взяла в руки атлас, - бабы голые и мужики...
Он объяснил.
- Мне утром на смену, - сказал он.
- Всем на смену, - сказала разведенка.
- Ко мне невеста приедет через неделю, дня на три. Ты не против? - спросил Сеня.
- Пускай, - согласилась хозяйка и махнула рукой, - какая разница...
Ночью Сеня проснулся - кто-то шумно дышал ему в ухо, а по щеке будто елозили мокрой тряпкой. В сантиметрах от своего лица он увидел два налитых кровью глаза.
- Пошла вон, - сказал Сеня.
Сука Альма тяжело вздохнула и отступила.
Сеня дотянулся до трюмо и взял первое, что попалось в руку, - большой флакон с одеколоном "Лаванда" для бритья.
Собака отступила еще немного.
Сеня пшикнул в нее из пульверизатора.
Альма выскочила вон.
Утром он проснулся от невыносимого запаха лаванды. Возле трюмо стояли хозяйские девочки, старшая поливала младшую Сениным одеколоном.
- Я парикмахер, - сообщила она.
В комнату вошла бабушка, а за ней - хозяйка.
- Мама, ты опять заблудилась. Девочки, а вы что здесь делаете?
- Нельзя ли как-нибудь дверь установить? - спросил Сеня.
- А где ее взять?
В тот же день, после работы, Сеня зашел на стройплощадку.
- Продайте дверь, мужики.
- Новых нету, но можно снять с вагончика.
- Сколько?
- Трояк, вместе с замком.
- — И с ключом, — уточнил Сеня.
С позиции сюрреализма
Лектор-любитель, пытаясь объять недозволенное, вяло критиковал Сальвадора Дали. Он демонстрировал дилетантские слайды и альбом, бережно обернутый в целлофан.
Молодые интеллектуалы, не оценив просветительской миссии, свистели, что-то выкрикивали и топали ногами.
Двухметровый детина лет восемнадцати — двадцати (косая сажень, кровь с молоком и так далее) с места произнес речь в защиту сюрреализма вообще и Дали в частности: говорил о бесконтрольном воспроизведении подсознания, о сочетании реальных и ирреальных предметов, о виртуозной технике...
- Кто это? - спросил Бенчик, очарованно глядя на великана.
- Мясник с рынка, - ответил Сеня.
- Этот гад украл наш магнитофон, - сообщил Бенчик.
Вчера вечером, вернувшись домой на чердак (переоборудованный в подобие квартиры), который он снимал вместе с несколькими однокурсниками, Бенчик нашел его незапертым. А минут за пять до этого он встретил на улице вышеуказанного мясника-искусствоведа, тащившего под мышкой магнитофон, очень похожий на тот, что должен был бы стоять, но уже не стоял на деревянном табурете.
- Я могу с ним объясниться, - сказал Сеня, бывший чемпион небольшой области по дзюдо среди юниоров, а теперь врач-интерн - без пяти минут специалист по кожно-венерическим заболеваниям, - но эта горилла дружит с Рыжим - пусть сами разбираются.
Спор о сюрреализме достиг температуры кипения и начал испаряться. Вышли на улицу.
- Здесь минус двенадцать, - объявил Бенчик, - а у нас еще лето. Я до ноября в море купался.
- Ты-то не мерзнешь, с такой жировой прослойкой, - сказал Сеня.
Рыжий пил воду из-под крана, не отрываясь, большими глотками. Зорик сидел за столом, обложенный тетрадями и атласами, и вид имел несчастный.
- Катя ширь принесла, а у меня курсовой, - пожаловался он.
- Брось учиться, - посоветовал Сеня, - чтобы найти вену, не обязательно быть врачом.
В одной из комнатушек шумно возились Катя и Лева. Их совместная жизнь заканчивалась вечером, после чего Катя возвращалась к родителям, которые Леву не признавали, несмотря на официальное свидетельство о браке, выданное молодой семье районным загсом.
- Он - не мясник, а ученик мясника, - зачем-то объяснил Рыжий, выслушав доклад Бенчика об очередном заседании молодежного интеллектуального клуба. - Я из него магнитофон с потрохами выбью.
Через день Рыжий вернулся с магнитофоном.
- Он говорит, что просто взял послушать. Пришел ко мне, а я спал, и дверь была не заперта. Вы же сами не велели закрываться, когда я сплю.
- Тебя не добудишься, - подтвердил Лева.
Рыжий сунул руку за пазуху и достал бутылку вермута.
- Кстати, магнитофон не работает, а это я взял в качестве компенсации.
- Ты бы лучше кусок мяса принес, - сказал Бенчик, - или, в самом деле, каких-нибудь порошков.
Праздник витаминов
На столе лежали: огурец-переросток, десяток средней величины помидоров, пучок укропа, два пучка крупной редиски и связка молодого лука. Кроме того, в полулитровой банке белела неровной поверхностью деревенская сметана, купленная хотя не на рынке, но в кооперативном магазине под названием "Дары природы" - дар, который обошелся недешево.
- Сметану можно было не брать, - заявил Рыжий, - я предпочитаю с маслом.
- Хозяин-барин, - объяснил Сеня, - а хозяин здесь я.
Сеня, совершенно один, снимал шестиметровую комнату в частном деревянном доме. Рыжий, он же студент мединститута, посетил своего земляка и приятеля солнечным весенним утром в воскресенье.
- Жрать хочется, - сообщил он с порога.
Врач-интерн Сеня еще вчера получил зарплату в кожно-венерическом диспансере, но потратиться по-человечески не успел, так как сразу же вышел "в ночь" - на дежурство.
- Весной нужно есть витамины, - сказал он, - но в это время года их можно достать только на рынке.
На всякий случай заглянули в овощной магазин, где увидели чудо: на прилавке лежали свежие огурцы.
- Парниковые, - разочаровался было Рыжий, - но пахнут...
Каждый огурец был размером с хорошую скалку.
- Возьми для своей малолетки, - предложил Сеня, - пусть попользуется.
- Пусть пользуется тем, что есть, - сказал Рыжий.
Купили самый большой.
Зашли в "Дары природы".
- Нам бы сметану, - попросил Сеня, - густую, чтоб ложка стояла.
- От этой все что угодно встанет, - пообещала продавщица, - подфартило вам, мальчики.
Показали продавщице эротический огурец.
Конской колбасы и косульего мяса решили не брать. Следующим и последним был рынок.
- Тут прилавков больше, чем продавцов, - сказал Сеня.
Пошли вдоль рядов, ориентируясь на самую большую кепку. Где-то там должны были находиться помидоры...
-Как ты теперь доживешь до аванса? - спросил Рыжий.
- Не хлебом едимым... - отвечал врач-интерн.
Овощи Сеня мыл и нарезал сам. Рыжему доверилось принести тазик с хозяйской кухни.
- Перчику не забудь, - говорил Рыжий.
Как всегда, подготовка к процессу еды, оказалась интереснее и острее самого процесса. Ели ложками. Объелись за несколько минут, не проглотив и половины. Потом сидели отстранено, думали - каждый о своем.
Кто-то давно уже скребся и поскуливал за дверью, запертой предусмотрительно на ключ изнутри. Открыли. В комнату ввалился среднего роста толстяк.
- Здравствуй, Бенчик, - сказал Сеня.
- Что это у вас? - простонал Бенчик, инстинктивно хватаясь за ложку.
Бонжур, Афродита!
Из-за нелетной погоды он опоздал на неделю.
- Группа в колхозе, а ты поработаешь в общежитии, пока иностранные студенты не съехались, - распорядились в деканате.
- А нельзя ли там место получить, - закинул Бенчик, - а то я уж который год квартиру снимаю?
- Не мы решаем, кого можно поселять с иностранцами, а кого нельзя, - ответили в деканате.
Ему пришлось обосноваться в столетнем деревянном доме на чердаке, разгороженном на комнатушки деловитым хозяином.
В общежитии Бенчик разыскал коменданта и получил наряд на работу в библиотеку. Перезрелая девушка (библиотечный стандарт) в немодных очках, рутинного цвета костюме и с клубком волос на затылке поручила ему сортировку книг по алфавиту.
В перерыве он пошел в столовую. Очередь состояла из иностранных студентов. Один из них разволновался, глядя на тефтели.
- Положите мне только гарнир, - попросил он по-французски.
Раздатчица не поняла. Бенчик понял и объяснил.
- Тут все свежее, - сказала она, - плохого у нас не бывает.
- Этот парень, наверное, мусульманин, - предположил Бенчик, - ему свинину нельзя.
- Бедненький, - посочувствовала раздатчица. - Что же это их присылают, а денег на еду не дают? - и обильно полила мясной подливкой картофельное пюре.
Мусульманин обалдело уставился на тарелку.
После обеда Бенчик вернулся в библиотеку. Среди учебников и пособий он отыскал несколько сборников поэзии "серебряного века" для англоговорящих, изучающих русский язык. К каждому стихотворению прилагался английский перевод. Авторы были такие, что Бенчик сразу бросился в атаку.
- Я хотел бы взять эту книжку, у вас там еще есть.
- Насовсем дать не могу, - сказала библиотекарь, - возьмите, конечно, но верните когда-нибудь.
Она сняла очки и распустила волосы.
"Юная совсем, - удивился Бенчик, - красивая, как Афродита..."
- Я знаю наизусть триста стихотворений Пастернака, - похвалился он.
- Почитаешь мне после работы? - спросила Афродита.
В дверях замельтешил комендант, пропуская кого-то ответственного.
- Вы с ума сошли, - прошипел ответственный, - иностранца заставляете работать.
Загоревший за лето, отрастивший длинные кудри и одетый по южной моде в кирпичного цвета штаны, Бенчик, в самом деле, выглядел не по-местному.
- Больше не приходи, - шепнул ему комендант.
- А справка для деканата?
- Я подпишу.
Бенчик проводил Афродиту.
"...Тупик, спускаясь, вел к реке..."
- Холодно, - сказала она. - Зайдешь? Чай? Кофе? Бутерброд с колбасой или с сыром?
"...Ты с ногами сидишь на тахте..."
Бенчик задержался на некоторое время.
"...Спи, царица Спарты, Рано еще, сыро еще..."
Мезальянс
- Что же им во мне не нравится?
- То, что мне в тебе нравится.
- Например?
- Например, нос.
- Чем больше у мужчины нос, тем больше у него...
- Что-то я не замечала.
- Где это ты не замечала?
- Вот дурак, я же все-таки медсестра.
- Нужно снять квартиру, - настаивал Лева. - Зорик все вечера в прихожей сидит, ты ему ширь таскаешь. Нарвешься...
- Не поймают, - отвечала Катя, - я не наглею.
- У меня денег нет передачи тебе носить,
- А говоришь - квартиру снимем. Выпил бы с моим папашей пару раз в какой-нибудь забегаловке, так ведь ты не пьешь.
- Я не пью? - удивился Лева.
- Ты как-то не так пьешь.
- В самом деле, пьем мы с ним по-разному.
- Что же делать?
- Уговори родителей позволить мне пожить у вас.
- Я их обязательно уговорю, - неуверенно пообещала Катя. - Временно и без прописки. А как только ты закончишь институт и получишь распределение - мы уедем.
- Им объясни, я-то сам все понимаю.
- Наверно, тебе нравится на чердаке, - сказала Катя. - Шлюшки всякие приходят, и генерал-майорская дочь...
-Клянусь, я чист, как Бенчик, - поклялся Лева. - Просто жалко ее, совсем еще девчонка.
- Мне ее тоже жалко, но и себя жалко.
- А Бенчик то хамит, как в трамвае, то стихи ей читает. Кому он нужен, этот Пастернак...
- Узнаю - убью, - предупредила Катя, - умрешь во сне от передозировки.
- Купи ребятам вермута, - попросил Лева, - вечером Сеня придет свою невесту показывать.
- Почему мы должны всех поить? Я не так уж много зарабатываю.
- А почему они должны слушать, как ты стонешь по вечерам за фанерой?
- Тебе не нравятся мои стоны?
- Нравятся, но могла бы и потише.
- Потише не получается, - сказала Катя.
Черно-белое кино
В раннем детстве Зорик любил все фильмы подряд, но со временем понял, что хорошим является только цветное кино.
А сейчас его забирали в армию.
Вообще-то в армию его забирали уже два года, с тех пор, как турнули из института, а заодно - из комсомола, по причине, о которой сам Зорик вспоминать не желал.
В комсомол он вступил снова, на предприятии, где временно работал и постоянно, то есть ежедневно, а иногда и по несколько раз в день, раскладывал на тюках с новой спецодеждой неосвобожденного комсорга - кладовщицу Надю.
- Завтра веду "баранов" в райком комсомола, - сообщила как-то раз Надя, сползая с горы из ватников, - и тебя возьму заодно.
- Мне же скоро двадцать, - засомневался Зорик, - спрашивать начнут: "Где раньше был? Что делал?"
- Все схвачено, - успокоила Надя, - везде свои ребята.
Вскоре комсомолец Зорик восстановился в мединституте за две тысячи километров от родного дома.
Тут и началось: в текстильном городишке ощущался недобор в призывниках - "подметали" всех.
Оказалось, что отсрочка от армии сохраняется лишь за теми, кто перевелся и как бы не прерывал учебы, а он восстановился, то есть учебу прервал.
В первый призыв Зорика не заметили, второй - стоил нервов и денег, а к третьему - пришла в институт папка с его личным делом. В одном из отделов открыли ее, а там справка об отчислении из комсомола. Теперь-то Зорик безоговорочно подлежал призыву.
На занятия он уже не ходил - срочно сдавал "хвосты" за прошлый семестр - где коньяк подсовывал, где на жалость давил: забирают, мол, помогите завершить высшее незаконченное образование. А в свободное время ходил в кино. Смотрел все фильмы подряд - они отвлекали: полтора-два часа хорошей или плохой - главное, другой жизни. Но даже самые цветные фильмы выглядели черно-белыми.
Наступил день призыва. Последнюю неделю Зорик бурно отгулял; заодно, со всеми попрощался и почти примирился с неизбежным.
- С медицинским образованием пристроюсь где-нибудь в санчасти, - храбрился он.
- Армии не знаешь, - предупреждала Любка, дочь генерал-майора авиации, -солдатики все несчастные, а в санчасти ты скурвишься...
Она брала его руку и засовывала к себе под юбку.
- Как ты там без этого?
Письмо пришло через три месяца: "...служу в санчасти, - сообщал Зорик, - к спирту пока еще не подпускают, но конопля растет за окном..."
Больше письма не приходили.
Одно из двух...
- ...или в психушку, или замуж, - рассказывала Катя. - Уговорили политрука-майора. Вдовец - одну уморил, но специально искали, чтобы умел гайки закручивать. Он согласился, потому что в Германию без жены нельзя, а главное - тесть генерал.
- Это из анекдота, - вспомнил Лева, - лучшие мужья - майоры: у них еще эрекция, но уже зарплата.
- Расписались и сразу на самолет, - продолжала Катя. - А в Германии им банкет устроили по поводу прибытия и свадьбы. Там уж Любка и отвязалась. Майор, с согласия папаши, быстро оформил бумаги, и теперь она в нашей больнице: уколы, таблетки - все как положено. Я заходила - говорит, что в психушке лучше, чем с офицерьем.
- Сумасшедшая, - сказал Бенчик. - Хорошо, что у меня с ней ничего не было.
- Это у нее с тобой ничего не было, - уточнил Рыжий.
- Скоро женюсь, - сообщил Сеня, он работал врачом в каком-то райцентре, но иногда приезжал к приятелям на выходные. - Она сейчас учится на четвертом курсе - может быть, сумею получить открепление.
- А если не сумеешь, к себе возьмешь? - спросил Лева. - Это же не семья - ты там, а жена за две тысячи километров...
- Кончились декабристы. У нее квартира в центре, мама, папа, университет... Здесь одно из двух: или я, или не я...
- Муж неожиданно возвращается из командировки, - сострил Рыжий.
- Буду у Кати жить, - сообщил Лева, - она с родителями договорилась. Теща сказала: "Пусть живет, но чтоб я его не видела". Стану человеком-невидимкой. Кстати, хозяин велел передать: либо новых жильцов ищите, либо платите за всю квартиру.
- Это не квартира, а чердак, - возмутился Бенчик.
- Обязательно найдем, - сказал Рыжий, - пусть успокоится.
Это серьезно
- У меня шесть, - сказал Рыжий. - Нужно минимум двенадцать.
Лева, совершенно случайно зашедший в гости, вздохнул и дал рубль. Бенчик ненадолго скрылся в комнате и вынес трешку.
-Итак, - подбил Рыжий, - четыре на билет, потом автобус, метро... Остальное на представительство. Должен же я хоть раз расплатиться в кафе?
- А назад как же? - спросил Лева.
- Мира организует, - похвалился Рыжий.
- А ночевать?
- У нее, если не застукают. Знаешь, где она живет? В "Интуристе".
- Столько мороки ради двух дней, - прикинул Бенчик, - причем на содержании у девушки. Не пойму, гусар ты или альфонс?
- Это серьезно, - сказал Рыжий, - уже полтора года.
- С перерывами, - подсказал Лева.
Позавчера Рыжий получил телеграмму: Мира в столице, дальше адрес и телефон. Ехать он не мог, но сразу понял, что поедет, а сегодня, в восемь часов утра уже стоял в телефонной будке возле гостиницы.
Номер не отвечал.
"Спит, наверное, - решил Рыжий, - позвоню через час".
Было холодно. Он позвонил через час.
Потом еще раз - через полчаса...
В полдень Рыжий полистал телефонную книжку и позвонил одной местной девочке, с которой когда-то познакомился в аэропорту в родном городе. Тогда погода была нелетной, но они совершенно случайно сумели прорваться на единственный улетевший тот день самолет.
- Таня на занятиях, - ответил женский голос, - будет не раньше семи. А кто ее спрашивает?
Рыжий объяснил.
- ...еще у меня ее кофта осталась. Случайно.
- Кофту я помню, - сказала женщина, - позвоните вечером.
"Ну, девочки, кто раньше?", - подумал Рыжий.
Никакой кофты у него с собой не было, он даже не помнил, куда ее задевал, но это могло послужить опознавательным знаком для Тани, все-таки больше года прошло.
Часа через два, околачиваясь возле входа в гостиницу. Рыжий наконец увидел Миру. Она тащила переполненную сумку.
- Тебе помочь? - спросил он.
- Я ездила в пригород, - объяснила Мира, - там хорошие магазины, многое удалось купить. Ты ешь, а то совсем худой... Собственно, все это можно достать и у нас, но хотелось вырваться, тебя повидать.
Они сидели в гостиничном ресторане.
- А если бы я не приехал? - спросил Рыжий.
- Я бы сама к тебе приехала. Хотя, не знаю... Родители волнуются, каждый вечер звонят...
- Здорово, - сказал Рыжий утром. - Ты, я, "Интурист"...
-А я замуж выхожу, - сказала Мира, - так уж получилось. У тебя учеба, потом интернатура, распределение... Ты появляешься раз в четыре месяца, а я же не могу одна в театр, например, или в кино...
- Не провожай, - сказал Рыжий, - поезд только вечером, а у меня сессия начинается. И, вообще, приличные студенты путешествуют автостопом.
Конечная остановка
Бенчик, Лева и Рыжий - студенты медицинского института, решили навестить своего приятеля Сеню, получившего диплом врача по кожно-венерическим заболеваниям и работающего теперь по распределению в районном центре - километрах в ста двадцати от города.
Собирались долго: дожидались денежного перевода от чьих-либо родителей, праздников, сухой погоды, подходящего настроения...
И вдруг все сошлось.
Бенчик получил стипендию, а из дому - посылку с орехами, шоколадом и консервированной ветчиной иностранного производства.
Рыжий, отработав несколько вечеров и ночей на мясокомбинате, закупил местного "Советского шампанского" - вполне приличного в полусладком варианте.
Леве жена его Катя посоветовала убраться в праздничные дни куда-нибудь из города, а не шататься с утра до вечера по квартире, нервируя и без того нервных Катиных родителей, на что выделила несколько рублей, полулитровую бутылку лечебной настойки и трехлитровую бутыль маринованных огурцов.
Деньги и, главное, продукты временно заперли в чемодане, чтобы не провоцировать Бенчика.
- Лучший способ похудания - полное отсутствие жратвы, - сказал Рыжий, отъевшийся на мясокомбинате.
Бенчик протестовал до самого отъезда:
- Консервы испортятся, конфеты засохнут...
Бенчик протестовал в электричке:
- Не знаю, как вы, а я сегодня почти не завтракал.
Но в электричке выпили настойку и закусили бутербродами с жареной колбасой, выданными на дорогу прозорливой Катей.
Напиток оказался шестидесятиградусным, поэтому три часа в поезде пролетели как один.
Потом ехали автобусом. Спали урывками - сильно трясло. Проснулись на конечной от того, что трясти перестало. Рыжего, перетрудившегося на мясокомбинате, пришлось расталкивать.
Конечная остановка - нужный районный центр - широкая, кое-как заасфальтированная площадь. Справа - двухэтажное здание, на первом этаже все закрыто, на втором - столовая-ресторан. Напротив - тоже двухэтажное здание с обязательным бетонным бюстом у входа, один этаж каменный, другой деревянный. Остальное - по периметру - избы с вывесками: "Хлеб", "Почтамт", "Продукты", "Книги", "Галантерея"...
Отыскали больницу - два домика и несколько длинных бараков, окруженных забором.
- Доктор тут живет, вон его машина, - показал старичок, встреченный у ворот.
Обошли "пятерку" цвета "коррида", поднялись на крыльцо, постучали.
-Открыто, - услышали, наконец, Сенин голос.
- Тратить не на что и негде, а я еще гинеколог на полставки, и на четверть ставки глазной, - говорил Сеня. - Тут их "четверка" интересует - деревенский вездеход, или "Нива", а выделили "пятерку", на ней по этим дорогам не раскатаешься. Теперь вернусь домой на "Жигулях". Родители, конечно, помогли...
В двадцатиметровой комнате, кроме металлической кровати, табурета и большого деревянного стола, мебели не было. Были Сенины чемоданы, один открытый - вместо шкафа, другой - со времени приезда он и не открывал. Три года нужно отработать по распределению, и год уже прошел. Выяснилось, что нет хлеба, и еще чего-то недоставало. Пошли в магазин.
- Хлеб только для здешних, - сказала продавщица и тут же смутилась, даже испугалась. - Ой! Извините, доктор, я вас не узнала.
- Я чаще в больнице ем - сюда не хожу, - объяснил Сеня испуг продавщицы, - это она ко мне придет еще со своей эрозией...
- Но почему же хлеб только местным, - спросил Бенчик, - а если я проездом и проголодался?
- Ездят тут всякие, скупают хлеб свиней кормить, извини за каламбур, - ответил Сеня.
- Но если я хочу кушать? - недоумевал Бенчик.
- Иди в ресторан.
В ресторане купили пива и водки. Буфетчица хотела обслужить доктора без очереди, и присутствующие не возражали, но Сеня отказался.
- Сейчас они трезвые, а вообще-то, лучше не связываться, - объяснил он позднее.
Пили, ели, говорили:
- Мы тут, сельская интеллигенция, на охоту ездим: я с главврачом, милиционер, пожарник..., то на "скорой", то на "воронке", то на пожарной... - рассказывал Сеня. - А вообще-то я всегда дежурю или подменяю кого-нибудь. У них семьи, огороды - а мне отгулы нужны. Два раза домой ездил. Может быть, через год получу открепление, главное - связи...
- Родичи у нее совсем взбесились, - жаловался Лева, - я там ничего не ем и даже на кухне не показываюсь, занимаюсь в библиотеке, поздно прихожу. Катя открывает - я к ней в комнату, а утром выхожу, когда их уже нет...
Бенчик цитировал:
Я живу с твоей карточкой, с той, что хохочет,
У которой суставы в запястьях хрустят,
Той, что пальцы ломает и бросить не хочет,
У которой гостят и гостят и грустят..."
-Это я - поэт, - говорил Рыжий, - мною сочинено шесть тысяч четыреста восемьдесят семь стихотворных строк. Хватило бы на два тома, но второй нужно сжечь. Господи, помоги издать два тома моих стихов. Если позвонят из Нобелевского комитета - я в сортире.
- Не позвонят.
- Почему?
- Здесь нет телефона.
- А как же ты звонишь домой?
- С почтамта.
Отправились звонить домой.
- Люсенька, это для нашего доктора, - упрашивала трубку телефонистка.
- Нет связи, - отвечала трубка.
- Ну постарайся, для доктора и для меня...
Переговорили.
- Я каждую ночь жене звоню, - сказал Сеня.
- Понятно, - понял Лева.
И Рыжий понял, и Бенчик тоже...
Утром Сеня повез их на станцию.
- Ездить некогда и некуда, - жаловался он. - Скоро жена будет рожать, тогда и поеду, заодно машину обкатаю. Две тысячи километров - то, что доктор прописал.
1999
Объявления: