Ирена Лейна

    С Майей Плисецкой мы сидим в ее небольшой и уютной квартире в самом студенческом районе Мюнхена. Половину комнаты тут занимает рояль. До потолка - полки с книгами, нотами, дисками, записями супруга - композитора Родиона Щедрина. Под окном - цветочная лавка, за углом - овощной лоток, каждая вторая дверь - книжный магазин и повсюду, в маленьких ресторанчиках, до поздней ночи гудит молодежь. Здесь тайно заплетаются интриги, которым суждено стать сюжетами новых романов, здесь рождаются идеи, которым предстоит завоевать мир, эти стриженные челки кружат головы будущим гениям, им будут писать стихи и посвящать симфонии. Типичный Швабинг. Здесь весь поток энергии направлен в будущее. Именно это место в центре Европы выбрала именитая пара, отсюда отправляется балерина в свои по-прежнему бесчисленные турне.
    Накануне ее 75-летия мы с Майей Плисецкой тоже говорим о будущем и, конечно, о событиях последних месяцев. По московской привычке мы уютно расположились на кухне. На столе, накрытом толстым покрывалом, тепло и неярко светит настольная лампа из времен модерна. Какая там "матрона"! - Майя крутится на стуле словно девочка, выдергивает из высокой стопки театральные программы последних лет и показывает фотографии, выразительно жестикулирует. Ясно, что жест - для нее любимое средство выражения. Но и рассказчик она замечательный; говорит остро, без пардонов и прикрас. Понятно, почему ее автобиографическая книга "Я, Майя" переведена уже на девять языков...
    Что впереди? Москва, в которой она родилась и в которой водоворотом крутилась практически вся ее жизнь, балетная и небалетная, счастливая и горькая, готовит необычный юбилейный праздник. Три отделения в Большом театре ожидают именинницу 20 ноября. В первом опять выступят на легендарной сцене лауреаты трех конкурсов "Майя". Во втором - театр Wielki-Opera Narodowa из Варшавы покажет "Кармен" Бизе-Щедрина в постановке Матса Эка.
     Третье отделение названо устроителями "Звезды мирового балета - приношение Майе Плисецкой" - Татьяна Чернобровкина (Музыкальный театр Станиславского и Немировича-Данченко, Москва), Ульяна Лопаткина (Мариинский театр, Санкт-Петербург), Анна Лагуна (Швеция), Палома Херера и Анхель Корея (США), Мануэль Легри - Бенжамен Пеш (Гранд-опера, Париж), Барбара Кухоуткова (Финляндия) и Роберто Болле (Италия), Майте Байо (Испания), Карлос Акоста (США), Хулио Бокка (Аргентина), солисты Большого и Русского Имперского балетов.
    То, что в Большой будет не достать билетов, совершенно понятно: их всегда нет в кассе, стоит появиться на плакате имени Плисецкой. Никто уже не помнит тех секретарей ЦК, которые казались главнее сил небесных, уже в России третий президент сменился, а Майя - все та же, полная сил и готовая к новому. Конечно, не перевелись и завистники. Но ее, как обычно, с обожанием поджидают у служебного входа балетоманы, встречают овациями и осыпают цветами. Балерина-загадка. Женщина-легенда. Почему? Что в ней особенного?
- Майя Михайловна, чем вы питаетесь, откройте секрет вашей неиссякаемой энергии?
В эту минуту в кухню заходит Родион Щедрин, обнаруживший, что очередной журналист "терзает" его жену, и отвечает с усмешкой сам:
- Вашими телефонными звонками она питается!
И, возможно, что в этой иронии даже больше истины, чем на первый взгляд кажется. Слава ведь весьма питательная субстанция. Посмеявшись, Плисецкая рассказывает о Японии, из которой только что вернулась.
- Меня в Токио узнают, как в Москве, простые люди на улице и таможенники в аэропорту - не помню, чтобы хоть раз проверили багаж. За тридцать лет гастролей я побывала в Японии 28 раз. В семидисятые годы мы ездили втроем с Фадеичевым и дирижером, солировали в "Лебедином озере", позже впятером - в "Кармен-сюите". Часто приглашали для участия в большом международном гала. В пятидесяти залах Японии я, пожалуй, танцевала. Последние семь лет, став президентом московского "Имперского русского балета" под руководством Гедиминаса Таранды, приезжала с этой моей труппой. Словом, как правило, японцы хотели видеть высокую классику.
     А на сей раз для участия в необычном проекте меня пригласил мой давний знакомый господин Фуками. Он удивительный человек, который чем только не занимается и умеет буквально все. Едва ли издательское дело - единственный его бизнес. Семь лет назад он был генеральным спонсором первого моего конкурса в Санкт-Петербурге. Нынче Фуками не только финансировал проект "Hagoromo" ("Перья кимоно"), связанный с традиционным японским театром "Но", но и сам играл на сцене одну из трех заглавных ролей. Он взял на себя образ рыбака, очарованного красотою небесной феи и сопровождал свою роль игрою на флейте.
     Я играла саму небесную фею, спустившуюся на землю. По сюжету этой древней сказочной истории, фея так залюбовалась приморским пейзажем, что не заметила, как с нее соскользнуло кимоно, сотканное из перьев небесных птиц. Кимоно находит рыбак и решает, что оно должно принести ему счастье. Однако, увидев красавицу, он понимает, что оставаться на земле этому существу нельзя. Платье надо вернуть. Тогда он просит ее перед возвращением на небо показать ему танец. Это и есть кульминация.
- А вы когда-нибудь раньше танцевали в стиле театра "Но"?
- Да что вы, нет, конечно, я даже никогда не видела этого театра. До приезда в Токио я вообще не представляла, о чем идет речь.
- И вам не было боязно, что вы не справитесь? Вы не расспрашивали заранее, в чем суть роли, к чему готовиться?
- Зачем! Во-первых, я никогда ничего не боюсь, во-вторых, это же интересно. Да, самое интересное случилось во время репетиций. Дело в том, что в начале спектакля под вполне европейскую оркестровую музыку на сцене танцует японский кордебалет, человек двадцать: молодые люди танцуют рыбаков, а девушки в туниках и на пуантах - небесную свиту феи. И вот подходит ко мне хозяйка и хореограф этой труппы и сообщает, что сейчас покажет, что я тут должна в классической манере изображать. На что я ей и говорю: я не для того прилетела в Японию, чтобы танцевать классику. Меня для другого звали, вот и показывайте мне танцевальные элементы театра "Но". Хореограф извинилась, по-японски раскланялась и исчезла, больше я ее не видела.
Меня, конечно, совершенно заворожил единственный профессиональный артист театра "Но", который вступал через некоторое время в игру и, в роскошном костюме и маске, изображал на сцене живую душу феи. То есть как бы мою душу! Расположившись за полупрозрачной ширмой, семь музыкантов наигрывали древние и таинственные мелодии. И тут я заметила, что с "душой" работает другая японка, репетитор этого театра. Ее-то я и попросила показать мне традиционный язык "Но". И это было, конечно, замечательно. Совершенно особенный язык жестов и поз, им можно выразить множество чувств - радость, недоумение, досаду, разочарование, горе, отчаяние, скорбь. Танец с веером и без него. Этой традиции 600 лет, ее в Японии берегут как святыню и называют мюзиклом XIV века. Словом, абсолютно новые для меня движения...
Мы репетировали девять дней. На десятый день было сыграно представление. Всего один раз. Ради этого единственного спектакля в двухтысячном зале в центре Токио и затевался весь проект. Жаль конечно, что так мало. Для русского театра вообще немыслимая история. У нас ведь живут еще спектакли XIX века, которые показали публике по пятьсот раз и больше...
Час и двадцать минут идет балетное представление, и еще двадцать минут японская публика не отпускает артистов со сцены. Это я вижу на видеозаписи. Вижу, как ошарашенный господин Фуками несколько растерянно ходит по сцене и уже не понимает, куда ему кланяться дальше и как остановить бурю. Привычная к овациям Майя купается в аплодисментах, как в море. Спектакль продолжается. Конечно, это ее успех. Кто еще может сыграть неземное существо среди "японских рыбаков" и вызвать штормовые волны эмоций? Уж в этом господин Фуками не ошибся! Три портрета стоят на плакате представления. Единственная женщина в образе "неземной красоты", разумеется - Плисецкая, - весьма хороша...
     А впрочем, европейцам подобное тоже знакомо. Буквально за пару недель до проекта в Японии, в июле, проходил Фестиваль Бежара в Генуе. Французский маэстро задумал миниспектакль и прямо накануне договорился с двумя своими давними любимицами. И вот, разыгрывается пластическая миниатюра по пьесе Жан-Поля Сартра "При закрытых дверях": любовный треугольник - па де труа Морис Бежар, Карла Фраччи и Майя Плисецкая. Он любит ее, а она - не его. А совсем другую... Но еще смешнее была хореографическая шутка, когда Бежар посадил Майю на пол сцены, как есть, в партикулярном черном платье, украшенном всего-то двумя красными пуговицами. Уже одно загадочное появление на сцене ее миниатюрной точеной фигурки вызвало оживление в зале. Не важно, что изображала балерина-ассолюта в этот момент. Плисецкая демонстрирует кистями рук, лукавыми своими глазами, приговаривая ритмично: "так-так! так-так-так, и вот так!" Показывая это мне, она едва удерживается на стуле, готовая в любую минуту к танцу и игре.
    Восторг фестивальной публики и здесь был обеспечен. Она - именно та женщина, "которая падает в фонтан", если вспомнить бессмертную классификацию Юрия Олеши. И что бы ни происходило - поворот ли головы с ее особым "плисецким", исподлобья, взглядом, жест от локтя к мизинцу, крохотная мимическая сценка "на закуску"- публика вскакивает с мест, аплодирует и хохочет. При чем тут возраст? Великие шутят на сцене - это ли не выражение абсолютной свободы?

Мюнхен - Москва