Владимир Ханан

НА ЧУЖОМ ЯЗЫКЕ

Мой телевизор в Иерусалиме принимает программы пятидесяти каналов - количество, насколько я знаю, не предельное. Израильские "Хадашот", "Итоги", "Вести", Си-эн-эн, Би-би-си и т. д., и т. п. - событие, случившееся в самом глухом уголке планеты, в тот же день становится известным всему миру. А еще есть пресса и радио. Современный мир в достаточной степени открыт, в достаточной степени понятен и в достаточной степени предсказуем (хотя бы в общих чертах).
     На фоне этой понятности кажется странным, даже загадочным отношение мира западноевропейской, хрис-тианской цивилизации к Израилю.
     Общепризнанный культурный форпост Запада на Ближнем Востоке ("единственная демократия в регионе" и т.п.), он тем не менее рассматривается западным миром как неправая сторона в арабо-израильском конфликте. Даже в общем благосклонная к нам Америка, считающаяся посредником между сторонами, тоже постоянно оказывает давление главным образом на Израиль. В чем причина такой пристрастности?
     Почему цивилизованное руководство и общественное мнение Западной Европы и США с явной необъек-тивностью относятся к сторонам еврейско-арабского спора? Почему они голосуют за резолюции, осуждающие вынужденный постоянно защищаться Израиль, покрови-тельствуя при этом Арафату, чья деятельность как террориста в прошлом и казнокрада в настоящем хорошо им известна? Почему территориальные претензии, чье историческое обоснование сомнительно, из всех стран мира предъявляются только Израилю, который и без того обделен территорией?
     Кажется, что это происходит по трем причинам.
     Первая - по-моему, не самая главная - нефть. Точнее сказать, дешевая нефть (дорогой нефти очень много и в CША). Эта причина, несомненно, существует, однако я не склонен преувеличивать ее значение.
     Значительно большую роль играет психологический фактор немеркантильного порядка. Европейская, хрис-тианская гуманность (а сегодняшнее христианство, в отличие от средневекового, по-настоящему гуманно) требует от человека Запада становиться на сторону слабого. С христианской точки зрения - в силу причин исторических, религиозных и ментальных - мы, евреи, даже будучи унижены, даже по временам убиваемые, - могучая сила. Не в одной только тотально неграмотной России считают, что мы правим миром. Это - во-вторых.
     В-третьих. Почему президента Милошевича предают суду международного трибунала, а правителей племени хуту или Иди Амина, проливших моря крови, в том числе и детской, не предают? Почему, скажем, Бэби Доку или людоеду Бокассе даже предоставляют убежище на своей территории? Происходит это потому, что образованные европейцы сегодня, в конце ХХ века, хорошо понимают, что их европейская, христианская цивилизация - не един-ственная в мире, что есть иные цивилизации, говорящие на ином, требующем понимания и уважения языке.
     Поэтому они не судят Амина или Бокассу, для которых поедание политических противников естественно, но судят европейца Милошевича, говорящего со своими судьями на одном, как им кажется, языке. Поэтому они не требуют и от России отдать Финляндии захваченный в результате агрессии Карельский перешеек с Выборгом - она их просто не поймет. Но, к тому же, может взять ядерную дубинку и... последствия предсказуемы. Они не требуют от Арафата (по крайней мере, жестко), чтобы он отчитался, как он использует полученные от них деньги. Потому что, с их точки зрения, восточный лидер не может не путать казну с собственным карманом. А с Израиля как сильной, здоровой демократии они требуют всего: и возврата территорий, и прав человека, и солидарности с западным миром, и гуманного отношения к действительным и потенциальным врагам, и еще многого другого, как бы забывая, что Израиль - всего лишь маленькая страна, в которой демократия далеко еще не установилась, да к тому же постоянно подвергающаяся агрессии.
     Я утверждаю, что винить в этом нам следует самих себя: мы говорим с западным миром на их языке и играем свою смертельно опасную игру по не нами установленным правилам. Главная трудность - в нас самих, потому что мы делаем это по собственной инициативе. Европейская часть нашего общества, присвоившая себе право говорить от имени Израиля, позволила международному сообществу говорить с нами на их языке.
     Действительно, нет сомнения, что идеологический багаж израильской элиты уже на протяжении нескольких поколений состоит из представлений, основанных на христианской, европейской традиции: здесь можно угля-деть отголоски "Хабеас корпус...", французских энцикло-педистов, "Декларации прав...", толстовства и т. п. Даже Библия входит в этот набор не в собственно еврейском толковании, а в том варианте, который делает ее неотличимой от христианской. Культура израильской интеллигенции роднит ее с интеллигенцией европейской. Но если для француза, немца или итальянца - это и есть его национальная культура без уточнений, то для еврейского интеллигента (в том числе и израильтянина) это ценность, которая в огромной своей части не имеет ничего общего с культурой его народа и в еще меньшей мере - с культурой его национального государства. Таким образом, израильская интеллигенция европейского образца не является национальной интеллигенцией в собственном смысле слова. Ее национальная беспочвенность очень сближает ее с русской интеллигенцией, также выросшей на высокой заемной культуре. (В этом смысле обе они и не являются защитницами национальных интересов, что так легко понимается нами в отношении России.) Типичный израильский интеллигент легко мог бы преподавать свой предмет, физику, скажем, или французскую литературу (да, впрочем, и еврейскую мистику, почему нет?), в Оксфорде или Гейдельберге. Ему только трудно самому вжиться в ту действительно своеобразную систему мышления, которая характеризовала (и формиро-вала) ментальность его народа на протяжении стольких веков и делала его отличным от других.
     Необъективное отношение к нам со стороны внешнего мира (стоит вспомнить резолюцию ООН, приравниваю-щую сионизм к расизму!) проистекает не из-за каких-то наших грехов, а потому лишь, что евреи непохожи ни на один другой народ. У нас своя, не похожая на другие, религия. У нас необычная судьба. И в истории нет прецедента, который дал бы шаблон, по которому мир мог бы проверить свое отношение к нам.
     В разных странах евреи говорили на разных языках, и часто казалось, как, например, в Испании или в Германии, что они говорят не хуже (а в России мы даже уверены, что лучше) коренного населения. Испанский и германский опыт ныне известен всем, российский еще не очевиден только тем, кто ничего не хочет видеть. Пора бы нам понять, что с окружающим миром следует говорить на своем языке, языке своей цивилизации. Потому что непонимание возникает не из-за нашего национального эгоизма или субъективности, а именно из-за нашей внесубъектной позиции, которую невозможно защитить.
     Европейский интеллигент - француз, итальянец, немец - дитя христианской цивилизации, логично говорит нам: отдайте захваченную вами Иудею (хотя сам не отдает свою, таким же образом захваченную землю - он к ней уже привык). Как давно надо захватить землю, чтобы она стала "своей"? Кто-то способен определить? Неужто полковник Лоуренс и английское министерство колоний, посадившие в Иордании хашимитского короля? Или товарищ Сталин с Труменом, выработавшие назло Британской империи резолюцию ООН в 1947 году? На тот раз они договорились, и это стало якобы международным консенсусом. Кто признал этот консенсус? Для европейца, которому все равно, этого и вправду достаточно: "умер-шмумер - лишь бы был здоров". Говорящий на его языке европейский интеллигент-израильтянин вынужден был согласиться: "Правильно, чужое надо отдать". Но ни одна арабская страна до Анвара Садата не приняла этого консенсуса.
     Люди, глубоко погруженные в еврейскую традицию (в глазах европейца, что в Израиле, что за границей, - "средневековые мракобесы"), не принимают этой аргумен-тации: для них это не чужое, а захваченное у них чужими: по еврейским законам отдать другим народам территорию Эрец Исраэль - преступление. Для них историческая давность не имеет значения: земля как была, так и осталась наша, а захватчики - мусульмане или крестонос-цы - приходят и уходят... Кстати, историческая давность не имеет значения и для мусульман. И фундамен-тальные мусульманские требования сформулированы на присущем им категорическом языке, который просто в грош не ставит современные политические условия.
     Но умелые арабские правители научились правильно жонглировать западными стереотипами, которые, впрочем, обязывают их лишь до тех пор, пока не сталкиваются с их жизненными интересами.
     Как решается эта межцивилизационная проблема? Представьте себе, как решится межнациональная склока в доме, где живут десять христианских семей и одна еврейская, если судьями будут христиане, а в еврейской семье, кроме деда-талмудиста, есть еще внук, окончивший Сорбонну и написавший докторат по Киркегору. Добро бы еще талмудист спорил с соседом - доктором философии, а то ведь его передовой оппонент и в нечистую силу верит, и убежден, что дед ненароком кровь христианских младен-цев употребляет.
     Вопрос совсем не в том, отдавать или не отдавать что бы то ни было - это все равно решается практической политикой, давлением великих держав, экономическими интересами и мало зависит от нашей воли и представлений о справедливости. Вопрос для нас гораздо более принци-пиальный: готовы ли мы признать справедливой логику, которая, в сущности, пренебрегает нашим правом на существование. Отдать под дулом пистолета, может быть, и можно все, что угодно. Но признать это справедливым означает признать право сильного и принять как должное следующую за таким признанием коррупцию сознания. Ведь разговор о захваченной земле не может кончиться на Иудее и Самарии. Потому что и вся остальная территория Израиля (как и всех остальных стран) с определенной точки зрения захвачена. Во всяком случае, она досталась нам в результате войны. Никто теперь не хочет вспоминать, кто эту войну начал и почему. Смотря как мы и окружающие народы к этому вопросу относимся.
     Для мусульман исторического времени тоже не существует. И раз пророк взлетел однажды на небо в Иерусалиме, значит, может быть, Иерусалим навеки принадлежит им. Или наоборот?
     Можно, конечно, считать, что эта земля нами захвачена, а можно считать, что эта земля наконец-то впервые освоена. Известно ведь, что Палестина много веков была самой захудалой и заброшенной провинцией Оттоманской империи. И никто на нее не претендовал. Потому, собственно, евреев и впустили в Палестину. А еще раньше сюда переселили черкесов, как и мы, бежавших от России. Может быть, Палестина - черкесская земля! В современном плюралистическом мире можно провозгласить что угодно. Но не всякая точка зрения легко ложится на общепринятые стереотипы. Сионизм легко укладывался в стереотипы XIX века. Западный мир вступает в XXI век. А арабский мир стоит еще обеими ногами в XVIII-м. И совсем не гарантировано его поступательное движение в желательном нам направлении.
     Здесь и обнаруживается, что наша проблема в ее глубине есть проблема политического языка. Политический язык - это совсем не то, что язык слов.
     Читая книгу об истории европейского рыцарства, я увидел, как долго - в течение веков - и с каким трудом христианская церковь пыталась примирить идею войны (в те времена непрекращающегося, естественного, так сказать, состояния христианского государства) с христианской - в данном контексте - заповедью "не убий". Это было не просто, можно сказать, что до конца это и не было сделано, но последствия и силу этой работы мы наблюдаем сегодня воочию, видя "точечные" бомбардиров-ки исключительно военных объектов противостоящего Западу противника и слыша тот хай, который поднимается в западных СМИ, когда натовская бомба случайно попа-дает в иракцев, мирно ликующих по поводу взрыва в американском посольстве и гибели гражданских людей. Так христианская цивилизация вырабатывала свой поли-тический язык.
     Политический язык западно-христианского мира есть язык, основанный на специфических религиозных пред-ставлениях, традициях, этике христианства, прошедший огранку многовековым опытом межнациональных, меж-государственных, межконфессиональных отношений.
     Исламский мир в международном общении также использует свой собственный язык - язык исламской цивилизации - независимо от того, нравится он кому-нибудь или нет. Независимо от того, каким образом этот язык воспринимается и интерпретируется Западом. В свою очередь, Запад воспринимает этот язык как нормальный, естественный для мусульманского мира, для этой цивилизации.
     Еврейское государство, отличающееся от Запада - если учитывать все многообразие его реалий - не меньше, чем страны ислама, разговаривает и с Западом, и с Востоком не на своем, а на чужом (именно, западном) языке, не подходящем для этих целей. То есть не отражающем адекватно специфику еврейского государства и народа. Этот язык мало подходит для общения с Западом, ибо Израиль находится в совершенно иных, отличных от западных стран, условиях, и уже совершенно не подходит для диалога с Востоком, ибо этим политическим языком Израиль не в состоянии защитить свои, отличные от западных, интересы и решить свои, также отличные от западных, проблемы.
     То обстоятельство, что этот язык принят Израилем добровольно, делает нашу позицию еще более ущербной. В частности, это исключает сочувствие к нам со стороны того же Запада. Если еще учесть галутную по проис-хождению и не исчезнувшую в собственном государстве тягу евреев быть католичнее самого римского папы, стано-вится понятным, почему довольно гуманный Запад воспри-нимает неестественное, ненормальное положение Израиля как нормальное и естественное. Живущий в условиях безопасности (относительной, но все же неизмеримо большей, чем у Израиля), западный мир может позволить себе непонимание наших очень специфических проблем. Мы же позволить себе этого не можем.
     Характерно, что политический язык Западной Европы и Америки достаточно гибок: он вовсе не исключает жестких реакций на вызовы собственным интересам. Фолклендская война, бомбардировки Триполи и Багдада - более чем яркие тому примеры. Израилю же в его переговорах с Асадом, аргументы которого артикулируют "катюши" "Хизбаллы", или с Арафатом, взрывающим пассажирские автобусы, предписывается безграничная терпимость, переходящая в смирение. Забавно, хотя и объяснимо, что Запад именно от иудейского государства требует христианского по духу поведения. Почему-то не они, а мы должны подставлять вторую щеку.
     Создается впечатление, что христианский мир или по-прежнему ненавидит евреев (сейчас, может быть, скорее на подсознательном уровне), или - возможен и такой вариант - просто не в силах понять, почему мы держимся за какие-то жалкие клочки земли, якобы имея реальную (то есть финансовую) власть на биржах Нью-Йорка, Лондона и Цюриха... Что для них, в самом деле, какой-то жалкий Хеврон с пещерой Махпела? Чай, не Вестминстер, не Лувр...
     Израильская политическая элита изо всех сил пыжится представить Израиль в глазах европейского мира европейским, цивилизованным государством. Этот самообман следует признать естественным: можно сказать, что израильская политическая элита действительно живет как бы в Европе или Соединенных Штатах.
     Правый премьер-министр Нетаниягу обязался выполнять гибельные с его точки зрения соглашения Осло с не признающим никаких норм Арафатом, потому что Израиль - якобы цивилизованная страна. Ливан же, заключивший с Израилем мирный договор, разорвал его, как только в Бейруте сменилось правительство. Даже ребенку понятно, что договор с Арафатом может оказаться столь же пустой бумажкой в случае, если его наследник передумает. В чем состоит цивилизованность - в том, чтобы не замечать этой возможности? Со всех точек зрения подобное поведение считается безответственным и, боюсь, бесперспективным.
     США, Англия и Франция тоже, конечно, как и Израиль, заключают договоры с тоталитарными режи-мами. Но обратите внимание: все эти договоры заклю-чаются фактически с позиции силы. То есть в случае не-выполнения договора демократические страны (это не дек-ларируется, но подразумевается и понимается обеими сторонами) в состоянии силой заставить партнеров выпол-нять принятые обязательства. Невыполнение этих догово-ренностей никогда не ставит под угрозу само существо-вание этих (западных) государств. В отличие от них, Израиль не в состоянии поступать таким же образом без огромного риска. Рискуя помимо самого своего существования и осуждением со стороны гуманного и цивилизованного западного мира.
     Еврейской религии - иудаизму - в течение почти двух тысячелетий не приходилось решать вопросы межгосу-дарственных отношений. Но из этого следует, что необходимый для решения этих вопросов язык должен быть создан (или, в случае, если он существует в недрах еврейской традиции, обновлен и приспособлен для сегодняшних нужд).
     Как всякое современное государство, Израиль имеет свою военную доктрину, свою концепцию обороны. Военная доктрина государства есть, в другой системе образов, язык, на котором государство собирается говорить во время войны. Свою военную доктрину Израиль не копирует с европейских или американского образцов, ибо всякому видно различие в их и нашем военном положении. И адекватность этого языка провере-на в течение пятидесяти лет. Почему же мы копируем их язык в ситуации почти военной? В ситуации не мира, а, в лучшем случае, перемирия? Так же, как и наша военная доктрина, наш политический язык должен быть основан на специфических - Израилю, а не Европе или СШA - присущих особенностях.
     Израиль не обделен ни светскими интеллектуалами, ни религиозными мудрецами. Им, этим людям, если они, конечно, хотят, чтобы наш народ продолжал жить на этой земле, необходимо создать и научить нас социально-политическому языку, основанному на ценностях иудаизма и учитывающему все многообразие реалий современного мира. Кому должна принадлежать инициатива - Израилю религиозному или Израилю светскому? Я думаю, она должна принадлежать Израилю патриотическому.
     Один из крупнейших иудейских авторитетов современ-ности - рав Кук - считал, что иудаизм, будучи творческой религией, не должен превратиться в собрание окаменев-ших догматов, но должен постоянно отвечать на вызов времени. Если интеллектуальная элита Израиля возьмет на себя этот нелегкий труд, то в Израиле будет построено современное, основанное на ценностях иудаизма, по-настоящему цивилизованное государство с учитывающими еврейскую культуру конституцией и демократией. А собственно, почему у нас не должно получиться то, что получилось у японцев, прекрасно увязавших принципы западной демократии с традицион-ными ценностями буддизма и синтоизма?
     Государству Израиль пятьдесят лет - миг по историческим меркам. Руководство Израиля может быть более или менее умным, но у него отсутствует то, что можно назвать "культурой власти". И у нас, молодых и немолодых граждан молодого государства, нет "культуры гражданства", ибо создать собственную мы еще не успели, а вывезти ее из стран исхода - будь то Румыния, Польша или Болгария; Марокко, Тунис или Алжир; Мексика, Эфиопия или Россия - мы не могли по причине отсутствия оной по указанным адресам.
     Как сказал философ, за короткое время не созидается национальный разум. По-видимому, и "культура государс-тва" не создается за полвека. Вопрос заключается в том, успеем ли мы приобрести эту культуру.
     Сыграет в этом процессе положительную роль моя статья или нет, я не знаю. Боюсь же только одного: ее непреходящей актуальности.