Движущиеся вместе, но каждый сам по себе. В общем хлопке и жесте - дань единой судьбе. Толстяки и тростинки, прелестницы, горбуны Ритмом либо инстинктом в целое сведены. Танец простой породы, музыка третий сорт. Дружные повороты юбок, рейтуз и шорт. Что-то в этом от хлестких - с пеной наискосок - Волн средиземноморских: рядом, через песок. В окриках диск-жокейши - скрытый сержантский лай. Славный и богатейший кем-то придуман край. Танец идет под песни. Окрик необходим. Танец делают вместе. Но танцуешь один. Ни одного сефарда - разве что йеменит. Грудью, врозь и попарно... Что ж мне кровь леденит? - Горя неизреченность? Преодоленный страх? Гордая обреченность? Призрак "узи" в руках? Кто-то придумал танец. Город. Народ. Удел. Кисти плывут, взметаясь, над перебросом тел. Обувь стучит о плиты, волны чертят зигзаг. И словно глаза закрыты - при открытых глазах.Анатолий Добрович,ДОЖДЛИВО
Дождливо. Это как знак в начале нотного стана. Меняется лад, меняется флаг, и в вышних осанна. Как будто за тучей скрыт при ярком солнце невидимый податель благ удивительный, защита защит. Растущие с неба вниз побеги дождя вплелись в лимонных деревьев заросль. Догадываешься: жизнь не в том, в чем казалось. Скользит под ногой ступень ("О черт", - говоришь себе), Белье опять не просохло. Однако ж, как хорошо стопе в кроссовках. Догадываешься: смысл тебя - не тобой обоснован. Дурак, рассмейся, щекой прижмись к ребенку, глотни спиртного. Включи, предположим, Орфа, свари, предположим, кофе, пока не пришлось, натянув капюшон, сказать: "Я пошел". * * *Н. З.Над красными крышами вилл Ашкелона, над желтою дюной в округлых кустах фиалковым сгустком внизу небосклона вздымается море на тихое "ах". С белеющим судном (привет от морей) рассеянный Крым наплывает, непрошен. Вот этот оттенок нашел бы Волошин, затеяв с утра написать акварель. И хватит о том, что тебя раздавило! Глаза наводи, разжимаясь внутри на красные крыши, на белые виллы, на дюны, а дальше-то: чорт побери, Там скалы и древний причал Аскалона, и шлепанье пены, и говор зыбей, и в море вступая, ноги не разбей о черный топляк византийской колонны, И к мысли привыкни, что это не страх - в какое-то утро уйти, прекратиться над морем, над дюной в округлых кустах, над этой бросающей в жар черепицей.