НОВЫЙ РУССКИЙ РОМАН, ИЛИ СТРАСТИ ПО ЕВГЕНИЮ

О трилогии Евгения Витковского "Павел II"

    Евгений Витковский широко известен как поэт-переводчик, литературовед, знаток и исследователь текстов русского Зарубежья. Но была, была у него тайная жизнь - он писал роман. Зародившись в застойном истоке 80-х, роман вызревал и развивался, и где-то лет двадцать спустя, в округлом 2000-м году - явился. Вышел к нам во всем красно-бело-черном - "Павел II" в трех книгах. И многие и многие прочитали его, и я тоже.
     Авантюрно-фантастически-историческая Большая Проза. Сам автор усмеяльно называет сие - "реалистический реализм". Я бы осмелился пискнуть - "роман-левиафан". Он не просто глотается, но незаметно поглощает вас, и вы зачарованно погружаетесь в его пространные глубины, в странное пространство прозы Витковского. Некоторое время я просто жил там - в "Павле II", как Гаврош в слоне. Было интересно. Там чудеса, там та-акое бродит - во чреве его! Попытаюсь вещать оттуда...
    Было же так - в сентябре 1980 года скромный преподаватель истории средней школы N 59 г. Свердловска Павел Федорович Романов, русский, беспартийный, женатый, бездетный, похоронив отца, получает в наследство его архив. Отец занимался резьбой по рису, поэтому все документы можно разглядеть лишь в микроскоп. Из части зерен-записей по оплошности сварили кашу, но большую часть прочитали - и каша заварилась уже совсем другая!
     Оказалось, что тишайший Павел Федорович - праправнук царя Александра Первого, который в ненадежном 1825-м не умер весь, а просто удалился от мира, попутно оставив потомство, ушел в скит и стал старцем Федором Кузьмичом. Где-то он там по дороге, видимо, раздавил бабочку, и история пошла другим, альтернативным путем. Так что ныне Павел Романов - законный претендент на российский престол, он первичен, он - Павел Второй!
    Об этом враз прознали у нас в НКВД... (тьфу, в КГБ) и у них в ЦРУ. И, закатав рукава и поплевав на ладони, дружно взялись за хорошее нужное дело - восстановление монархии в России, поскольку всем и вся чай осточертел чейн-стоксово дышащий на ладан Советский Геронтологический Союз. Две могучие разведки бережно и плавно сажают Павла на трон, и действо завершается в сентябре 1982 года, когда читатель, блаженно разинув рот, видит, как Государь Всея Руси, Генеральный Секретарь Центрального Комитета Коммунистической Партии Российской Империи Павел Второй восходит на Колокольню Ивана Великого, где ждет его новоотлитый и готовый к перезвонам Царь-колокол, а перед ним - Москва, благолепие... Такова канва.
     Прихотливая плоть же романа, плотная почва его многослойна и разнообразна. Герои плодятся и размножаются. У Павла имеется неродная старшая сестра Софья (естественно, алчущая поцарствовать), возникает незаконный сын Иван (естественно, дурак), обнаруживается двоюродный дед - великий князь Никита Алексеевич, по профессии СНОШАРЬ (новояз Витковского), у которого эта штука будет посильнее фауст-патрона и Гришки Распутина - живущий с целой деревней баб и трудящийся в поте лица (эвфемизм) токмо ради увеличения народонаселения российского. Один из его сыновей, правда, возглавляет мирную военную хунту в южноамериканском государстве Сальварсан, зато другой, бронетанковый маршал, собирался захватить истинно российский трон, ан не вышло...
    Автор как бы внушает нам, что в матушке нашей (Расее) настолько все перемешалось, что право на престол имеет-то любой, но лишь в борьбе обретешь ты право свое! А уж борцов - на ковре и под - хватает! Тут же (в подполе, далеко ходить не надо) - масоны, причем автономно - без жидов. Непременные (но на периферии, не назойливые) - просто себе евреи, слава те, Адонай, - добрые да мудрые. Интрига, приключения, детективные игрища, любовные забавы, сплетенья рук, сплетенья ног и разных прочих щупалец и суставчатых лап - читаешь, не отрываясь, присосавшись! Средь обслуживающего роман персонала немало братьев и сестер наших меньших - собаки, волки, свиньи, куры, звери-броненосцы... львы, куропатки (стоп, это не отсюда)... Да один дириозавр - помесь дирижабля с динозавром - чего стоит!
     А люди-то какие интересные - сплошь оборотни, или маги, или медиумы, или предикторы!.. И ничего чудесного - работа у них такая - они за это зарплату получают и очередные воинские звания. Это вот есть такой Центр прикладной магии в штате Колорадо, а там телепат-нетрезвовик индеец чероки Атон Джексон, закусывающий виски пеммиканом - и сам в дым, и ловит мысли только у тех, кто вдрызг, и всем телепатирует один вопрос: "Что пьете?" А у нас на Лубянке свой есть телепат-татарин - этот вкалывает, если его скалкой по лбу огреть - вмиг на связь выходит! У них оборотни - военно-трансформационные силы США, - и у нас своих хватает, хоть с кашей ешь! И "друзья" и "враги" равно симпатичны и пушисты - американские шпионы всячески суетятся, поросятся и левитируют, но советского завода план им явно на дух не нужен.
     Борьба титанов - ЦРУ с КГБ - незаметно переходит в братанье, и уже не разберешь, где наши, а где краснокожие. Автор не делит героев на "своих" и "чужих", и это редко и странно при общем воспитании. Расскажу случай из жизни. Стояли (раз) на горе Мегидо (Армагеддон), где грядет битва Добра и Зла, редактор "22" Александр Воронель и редактор "Синтаксиса" Андрей Синявский. И Синявский (архистратиг!) рассказывал диспозицию: "Вот здесь - наши, а там - они..." Потому что это засело в подсознании! Но вот как раз этих "наших" и "ихних" у Витковского и нет. Все в книжке делают одно доброе дело.
     "Павел II" покоится на трех томах, но эта объемная трехтомность не должна пугать мирного читателя - ибо язык легок и чист, и текст убегает назад по Листу - быстро, еще быстрей, быстро как только можно, лишь мелькают верстовые столбы главок. Единого сюжета нет, он расслаивается на множество расходящихся тропок, по которым мы и бродим под руку с автором, раскланиваясь с персонажами и украдкой поглядывая на часы - идет, ох, летит время действия, а не хочется расставаться, и сколько там страниц до конца...
    Манера письма тоже не страдает однообразием. Стилей столько, что они набегают, как волны, и аж плещут и бьются о борт обложки. Глаза наши приятно щурятся и разбегаются. "Сколько же всего на свете!" - восклицает Евгений Витковский. Автору настолько все интересно и вкусно, что он пытается (и удачно!), следуя добрым традициям, если и не съесть, то хотя бы понадкусывать. Всеохватность впечатляет: в авантюрный роман с наследниками из Кальк... тьфу, Свердловска вползает латиноамериканский "магический реализм", когда длина фразы достигает размеров анаконды из Макондо; зона "лагерной прозы" (куда без нее на Руси?!.) сменяется Бог весть чьей (гоголевско? булгаковско? - а-а, альтистданиловской!) чертовщиной; шпионские мордасти переходят в страсти любовных романов-с; фельетонная тональность и узнаваемость лиц обрывается международной сказкой о Хозяине Горы и Летающем Чуде-Юде-Дириозавре; в спокойное привычное течение фантасмагории вторгается добротная бытовая проза с подробным описанием грязных подъездов и чистого спирта...
    Иногда вздрагиваешь - объяло меня необъятное уже до души моей или еще нет? "Хроника времен Павла II" - неплохо, "Сага о Романовых" - ага, но наипуще подходящим мне кажется - Небывальщина, вот что пляшет и кувыркается через пень перед нами! Роман Витковского диагностируем - оборотень, и отличается занимательностью и дириозавростью. "Все умею, все могу!" - скромно радуется автор (только что яиц не несет). Порадуемся же вместе с ним.
     Однако не все так просто, и вся эта полифония, ребята, этот дружный хор - только эхо - озорно, разноголосо и многоэтажно. Аллюзия тут на реминисценции едет и цитатностью погоняет! Пародируется все и вся: "Осень патриарха" (сто лет ему одиночества!); "Гамлет" (восходящий на башню мальчонка Гораций, видящий будущее); апостольское послание к евреям (И вот, спрашивали его, и сказал Павел Второй: "Евреев у нас очень мало. Ну, так и любить их, и дело с концом..."); Сэлинджер микшируется с масс-макулатурой Бушкова (так и хочется брякнуть: "Хорошо ловится рыбка-пирайя!"); отваливается очередной пласт текста и пахнет Борхесом (сиречь Библиотечным Тленом), и тут же - "Семя крапивы" (Эка! - пробурчал бы Умберто)...
    Мир - литературен насквозь, учит автор, и не быть может, а точно тебе говорю - все в жизни лишь средство, слышь, для всяко-витковских стихов, строф века! Роман "Павел II", эта причудливая повесть временных лет, создавался с 1983 по 1994 год - и он полон примет, пахучих меток того времени. Время в романе как бы параллельно реальному, да только пространство не евклидово, а риманово и даже мерлиново! Добродушная злободневность временами превращает прозу в роман-фельетон. Ну вот, на вооружении у всех автоматы "толстопятовы" - кто помнит сейчас ростовских братьев-разбойников Толстопятовых с их стреляющими самоделками! Или тренера по фигурному плаванию Ярослава Зелюка, "гонимого за куроложество". Или такую тонкость, что за сданные 20 кг бумаг давали талончик именно на "Графиню Монсоро" (или уж это - навечно в памяти?..). Местами чтение нечувствительно переходит в решение кроссворда, причем угадывать достаточно легко и слегка бессовестно. Этакая крестословица, на которой креста нет: лысый пастух - "бывший певец и еврей с библейским именем", пасущий коров и играющий на дудочке; знаменитый гомокинорежиссер Аким Парагваев; еще более знаменитый нобелевский лауреат Пушечников, "купивший кусок леса под Сиэтлом и регулярно из этого леса выходящий с посохом, везя за собой на тележке рукописи новых романов"; совсем уж знаменитый литератор Фейхоев, автор нетленного "Я, опущенный"; скульптор Орест Непотребный; художник Михей Кожемякин; дипломат-перебежчик Артемий Хрященко (и рядом - "пирожок с хрящеватой мерзостью" на лотке - эх, время было!); а дальше в строчку - нестроевой солдатик из поселка Войновичи, верховный раввин города Межирова, князь Слуцкий и Шкловский, барон Бродский... уф-ф... (Тянет вписать - "граф Витковский"). В общем - всем по серьгам, каждому по делам его, а некоторым - и по ушам!
    Иногда зашифрованное лежит чуть глубже - вот, на очередном витке романа Витковского возникает вставная новелла о стае волков-оборотней, некая "Большая Волчья сказка" (Пелевин со своей проблемой верволка вылупился отсюда?..) - сочный такой кусок лапши, как они во главе с Волчек пробивались в Москву - так это что же, подспудная история театра "Современник" с соответствующими нравами, увы, увы?.. Вообще, должен признаться, мне нравится витковщина - автор, следуя завету поэта, придумывает все новые и новые способы видеть черного дрозда. Но иногда уж до такого абсурда, что хочется всплеснуть лорнетом - не верю! Носорожий Эжен (ужо ему!) подминает нашего бедного Евгения, а это жалко. Ведь язык-то у нашего какой светлый да ясный, живой, временами даже великорусский! (На минуточку таки замечание - "нововселенные граждане Израиля", как выражается гражданин автор, называются отнюдь не "алим", а "олим" - это, Евгений Владимирович, на всякий случай должен знать каждый).
    Есть в романе у меня и любимцы: свердловские столовские пельмени (сам ел) - как эффективнейшее средство мгновенного постарения; индийские скворцы, декламирующие Пуришкевича (хороши, стервецы!); латиноамериканская столица Сан-Шапиро; средь шумного текста случайно проскальзывающее: "В эту беззвездную ночь, в этот свой звездный час...", "утро послебанного дня сношаря"; конфуцианский генерал Форбс ("луну бы в колодце... драконов хребет горного кряжа... одинокий гусь, летящий со стороны северной границы, следы лебединых лап на снегу"). Уважительно отношусь к зачину романа: "Отца похоронили в самом начале сентября" (Шли, видимо, и шли, и пели "Вечную"...) Устраивает окончание: "- А мир-то что все-таки спасет? - Чувство юмора". Радуют опубликованные на задворках первого тома отклики на него хороших людей - Джона Рэя, Килгора Траута, Пьера Менара (можно было бы и Буратино - он тоже читал "Азбуку" и писал носом). Ну и так далее, как говаривал Воннегут.
     Завершаю свое вещанье, укладываю томики в стопку и на прощанье решаюсь обратиться к автору с вечным (отныне) вопросом: "Что пьете, Евгений Владимирович? А главное - что пишете?" Дайте почитать.