Открытое письмо А. Воронелю

    "Каждому поколению взгляды предыдущего кажутся наивными, а последующего - циничными", - такой фразой А. (Саша) Воронель начинает свою статью "Печальный аккорд" в .117, служащую заключением к отрывкам из книги "Дело УФТИ" Ю. Ранюка с соавторами и к сокращенному варианту моей статьи "Через 60 лет", написанной под впечатлением прочитанной книги, внушившей мне "трагический ужас". А заканчивает так: "Знание добавляет печали. Станет ли следующее поколение от этого еще циничнее?"
    Я, должен признаться, плохо понял, что буквально хотел сказать Саша. По-видимому, мои взгляды кажутся ему наивными, а его мне - должны казаться циничными.
    Но ничего такого я не думаю! Хотя не со всем, что ты высказал в своей статье, я согласен.
    Признаться, в чем я проявил наивность, я тоже не вполне понял. Наверное, в том, что не знаю точно, был ли К. Д. Синельников стукачом. Моим студентам, как ты пишешь, "было широко известно, что Синельников - сотрудник КГБ". Откуда это может быть известно? Конечно, и я, и многие другие из моего поколения прекрасно знали, что любой руководитель учреждения общался с оперативным уполномоченным КГБ, приставленным к его учреждению. Это входило в его директорские обязанности. Общался он и с обкомом, конечно. Мне Синельников никогда не нравился. И даже не внушал уважения. Страх - да, а уважение - нет. Свои претензии к нему я в статье высказал, может быть, не совсем четко. Обвинял я его за то, что о нем знал точно: он увольнял сотрудников-евреев. Уверен, он мог этого не делать. Положение К. Д. было основано не на связи с КГБ и обкомом (он иногда демонстрировал независимость), а родственными отношениями с И. В. Курчатовым. И. В. был женат на сестре К. Д.
    С чем я не согласен в твоей статье?
    Уже давно понято, что палач и жертва составляют некое единство. Более того, эта мысль доводится теперь до парадокса: палач и жертва осуществляют своеобразный общественный договор; без согласия жертв не было бы палачей. Но все это в неком глубоком смысле слова. А в житейских ситуациях я хочу отличать палачей от жертв. Муки подследственных меня волнуют, и я знаю точно, "что должен был делать следователь НКВД". Не делать того, что он делал и что подробно описано, в частности, в книге Александра Вайсберга. И смерть Шубникова, Розенкевича и других уфтийцев я переживаю неизмеримо острее, чем приговор "одному из следователей, замешанных в "Деле УФТИ", Торнуеву..." В какой-то мере и потому, что он был приговорен к расстрелу за "фальсификации следственных материалов и нарушения процессуальных норм" (о, этот официальный язык!). То, что его не расстреляли, очень, конечно, характерно.
    Думаю, отношение к "известному гуманисту Максиму Горькому", несмотря на разницу поколений, у нас близкое. Фраза его: "Если враг не сдается - его уничтожают" вызывала и вызывает у меня омерзение. И все же заключительные слова абзаца, в котором она приведена, заставили меня вздрогнуть: "Просто и те и другие попали в шестерни мощной машины, которую они, с разных, конечно, сторон, помогали строить, но которая не предполагала их благополучия (?) и вообще на реальных людей не была рассчитана". Формально ты прав. Я не могу с этим не согласиться. Но я не хочу соглашаться с этой правотой. Я хочу считать, что есть истинные жертвы. Те, кого мне до слез жаль. Если это - наивность, я хочу остаться наивным.
    Теллер, Сахаров, Ландау, "бесчисленное множество интеллектуалов в Европе". Конечно, никто не может запретить сравнивать, отмечать, кто прав, воздавать должное. Но, по-моему, все они заслуживают внимательного отношения, ни об одном из них нельзя скороговоркой. Небрежность обижает. Я думаю, ты знаешь, что отмеченное мною непонимание Ландау сути советского режима не сводилось к вере в то, что "каждая кухарка может управлять государством". О его отношении к советской власти в молодости довольно подробно сказано в "Воспоминаниях о Л. Д. Ландау" (М.,"Наука", 1988). Еще больше я почерпнул из разговоров с Р. Пайерлсом, а совсем недавно, здесь в Бостоне - с Ласло Тисса. Тисса фигурирует в перечне Ранюка, но, к его счастью, избежал ареста.
    Теллер, Сахаров - интереснейшая, неисчерпаемая тема. К сказанному тобой добавлю только: в Иерусалиме есть Сад Сахарова, но нет Сада Теллера.
    С интеллектуалами тоже не так просто. Многие из двух зол, как им казалось, выбирали меньшее. Они ошибались. И чудовищно за свою ошибку поплатились. Приходит в голову: что было бы, если бы Эйнштейн выбрал бы СССР, а не США?!
    Вполне согласен, что "знание добавляет печали". Однако не понял, какое знание ты почерпнул в "Деле УФТИ" и в моей статье, которое усилило твою печаль.


    Belmont, 6/I 2ОО1