Бегство от мардонга

"Время"

    Литературному шедевру гипертрофированная читательская привязанность вредит подчас едва ли не больше, чем равнодушие. Иное культовое произведение постепенно растаскивается поклонниками на цитаты, те в свою очередь прочно входят в состав общенациональной фразеологии, но за всей внешней мишурой славы постепенно девальвируется значение самого знаменитого текста.
    Каждый из нас регулярно употребляет выражения типа: "счастливые часов не наблюдают" или "с корабля - на бал", но я встречал немало взрослых людей, которые НИ РАЗУ В ЖИЗНИ не видели театральной постановки комедии Грибоедова "Горе от ума", а последний раз читали это знаменитую пьесу в восьмом классе среднеобразовательной советской школы...
    Боже мой, а предмет неистовой страсти всех русскоязычных интеллектуалов 60-х, 70-х годов - дилогия Ильфа и Петрова о великом комбинаторе! В юности я знавал оригиналов, вызубривших "Двенадцать стульев" и "Золотой теленок" от корки до корки. Они на спор открывали текст в произвольном месте, а далее шпарили по памяти без запинки. Напоминаю, все это происходило во времена жесточайшего книжного дефицита, когда томики Ильфа и Петрова можно было добыть лишь на книжном рынке по удесятеренной цене. И чем все завершилось? Зайдите в любой израильский магазин русской книги. Избранные сочинения гениальных одесских остроумцев всегда в продаже, но их никто не торопится покупать...
    И уж коли разговор зашел о произведениях, ставших неотъемлемой частью культуры русскоязычного человека в двадцатом столетии, то, непременно должен быть упомянут еще один роман, по отношению к которому термин "культовый" следует употреблять не в метафорическом, а в самом прямом значении. Речь, разумеется, о "Мастере и Маргарите" Михаила Булгакова.
    Сейчас об этом как-то даже неудобно вспоминать, но ведь не так уж давно минули времена, когда даже люди, считавшие себя вполне интеллигентными, не стеснялись признаваться, что ни разу в жизни не держали в руках Нового Завета (а Ветхого - и подавно!), а всю знаменитую историю злоключений сына плотника из Назарета представляют исключительно в интерпретации писателя Булгакова. Бесспорно, подобный феномен отчасти объяснялся официальными гонениями на религиозную литературу и практической невозможностью пользоваться ею, не нарушая советских законов. Но при всем при этом нельзя отрицать воистину магического воздействия самого булгаковского текста на совершенно девственное в религиозном отношении массовое сознание читателя. Завершился этот процесс событиями и вовсе сектантского толка. Общеизвестно, что в качестве прототипа совместного жилища Степана Богдановича Лиходеева и Михаила Александровича Берлиоза - той самой "нехорошей" 50-й квартиры дома номер 302-бис по Садовой улице - писатель избрал реально существующую жилплощадь. И, следует признать, накликал на ее обитателей нешуточные беды. Начиная с конца 70-х годов и по сию пору пресловутая "квартира ювелирши" является местом неприкрытого культового поклонения. Особо страстные радения имели там место в годы перестройки. Подъезд был сплошь расписан граффити, прямо или косвенно иллюстрирующими роман, на лестничных площадках и ступенях читались избранные места из бронзовеющего на глазах текста, скандировались самопальные вирши, распивались горячительные напитки, употреблялись наркотики и совершались неоднократные попытки свободной левитации на метлах и без оных...
    Чем неизбежно должно было закончиться столь неумеренное поклонение художественному вымыслу? Совершенно верно, его профанацией и естественным охлаждением к шедевру наиболее рафинированной и склонной к снобизму части читательской массы. Кстати, вы обратили внимание, что имя Булгакова и названия его книг ныне исчезли из критических статей и литературоведческих эссе, публикуемых в русскоязычной периодике? Тогда как в конце 80-х их упоминание было своеобразным кодом-допуском к рассуждениям о современной русскоязычной литературе. Причин подобного охлаждения много, но главных - две. Во-первых, теоретики литературы тоже состоят в авторской гильдии, и потому им невмоготу долго переносить (и преумножать своими публикациями) сокрушительный успех другого автора. Во-вторых, слава романа "Мастер и Маргарита" стала настолько тотальной, что к ней приобщились те до обидного плебейские массы, ассоциироваться с коими для литературных гурманов - духовной смерти подобно...
    Между прочим, именно с вышеописанной мутацией "Мастер и Маргариты" из просто великолепного текста в нечто уже находящееся за пределами изящной словесности и связана проблема его иллюстрации, инсценировки и экранизации. Разношерстная читательская масса, по недоразумению приватизировавшая элитарный по замыслу роман, незаметно, но явственно низвела его толкование до своего (часто рептильного) уровня. И потому, когда тот или иной художник из смежного цеха пытается выдать свою графическую, кинематографическую или сценическую версию канонического повествования, оскорбленные массы тут же кричат: "Не то!" Причем с абсолютно разными выражениями физиономий. Эстетское меньшинство снисходительно морщатся, а демократическое большинство гневно блистает очами. И что забавней всего, обе части почтеннейшей публики возмущаются вполне искренне, ибо интерпретаторы действительно исказили ЕДИНСТВЕННО ВЕРНЫЙ образ возлюбленного текста, существующий исключительно в воображении (по)читателей. От указанной напасти пострадали такие признанные мастера своего дела, как Анджей Вайда и Юрий Любимов, не говоря уже о тучах всякой театральной и киномелюзги вроде Юрия Карры. Ныне настала очередь взойти на сладостную плаху главному режиссеру театра "Гешер" Евгению Арье. Примерно год назад он созвал в тель-авивском Доме журналистов пресс-конференцию и объявил о своем намерении реконструировать "Мастера и Маргариту" в жанре мюзикла. И уже тогда я написал об опасности применения для постановки музыкальной основы НЕКОНГЕНИАЛЬНОЙ булгаковскому сюжету. Сейчас нет под рукой той статьи, но помню, что я вспоминал легендарную рок-оперу Уэббера и опасался, что мюзикл с частично сходным сюжетом неизбежно повлечет за собой очень опасные для композитора и постановщика сравнения...
    Предчувствия, к несчастью, меня не обманули. Нет, музыка Ави Беньямини к спектаклю вполне профессиональна и эмоционально насыщена. В каких-то местах она романтична, в других - пропитана иронией, трагизмом, сарказмом, болью, гневом, светлой печалью. Но беда в том, что музыка подобного уровня (способная украсить какой-нибудь другой спектакль) все-таки не дотягивает до гармонического единства с легендарным сюжетом. Впервые прослушав "Иисус Христос - суперзвезда" Уэббера, даже такой тугоухий меломан, как я, неизбежно уносил в памяти основные музыкальные темы оперы. Мелодии буквально вгрызались в сознании, невзирая на то, что И ОНИ, конечно же, снижали космическое величие евангельского "либретто".
    Если говорить предметно, то наиболее сильное впечатления на меня произвели всего два-три вокальных фрагмента. А заставил сильнее забиться сердце - всего один: партия Маргариты, отправляющейся в Полет, которая завершала 2-й акт спектакля. Когда парящая на лонжах в фантастическом сиянии свежеиспеченная ведьма раз за разом повторяет о своей невидимости и свободе я на несколько мгновений ощутил булгаковской магический гул в крови. Но, к сожалению, дивное наваждение было слишком скоротечно и больше не вернулось до самого финала. Теперь о драматургическом материале. О, здесь Арье и его сподвижникам было куда трудней, чем, предположим, Любимову или Вайде. Те ведь при всех вышеупомянутых трудностях реализации своих почти безнадежных проектов по превращению волшебного эпоса в зрелищные действа они оперировали родной речью. А израильским русскоязычным постановщикам пришлось не только заняться творческой алхимией, но и окунуть спектакль в чужую разговорную стихию. И в этом смысле, следует признать, что выбор жанра мюзикла, где диалог либо сводится к лаконичным мелодекламационным связкам, либо замещается символической пантомимой, либо вообще компенсируется музыкальными зонгами, мог бы стать подлинным спасением. Несомненно мог бы. Если бы все перечисленные формы мюзикла оказались опять же КОНГЕНИАЛЬНЫМИ булгаковскому шедевру.
    Скажите навскидку, милые читатели, какой из эпизодов романа более всего напрашивается на фейерическое театральное воплощение с помощью музыки, вокала, хореографии и сценической машинерии? Уверен, что большинство из вас тут же назовет главы, где описан несравненный бал Сатаны. И каково же было мое недоумение, когда означенный фрагмент ограничился поъемом статичных Воланда и Маргариты на некой индустриальной констpукции и очень вялой подтанцовкой персонажей дьявольской свиты внизу. Об остальных бальных чудесах зрителям рассказали Коровьев, Бегемот, Азазелло и Cekk`. А как хотелось, чтобы показали! Тем более, что может быть самой замечательной особенностью режиссерского дара Евгения Арье является умение создавать ЗРЕЛИЩЕ. Помня его изумительные находки в предыдущих спектаклях, я самозабвенно пел ему осанну среди коллег-скептиков. Вот посмотрите, твердил я, в зрелищном плане будет нечто невообразимое...
     С искренней досадой констатирую, что фейерия вышла, хотя и красочная, но вполне "вообразимая". В смысле - предсказуемая. Лишь только начался 2-й акт и на сцене материализовался злосчастный конферансье Жорж Бенгальский, я тут же смекнул, что следует ждать деньгопада. Так и вышло: доллары с воландовым ликом обильно посыпались на наши головы. Все отлично, получился совсем не лишний, активизирующий публику момент. Но очень уж напрашивающийся. Придумали же постановщики смачную потеху, компенсирующую трудность отрывания на сцене головы. Взяли и жутковатым манером лишили болтуна языка. А потом вернули грешную деталь на место.
     Подобных оригинальных трюковых находок почему-то оказалось в спектакле не густо. Так же как и энергичных, хорошо поставленных массовых подтанцовок. Почему это произошло в представлении, прямо обозначенном, как мюзикл, - совершенно непонятно. Ведь та же "Трапеза" была сплошным хореографическим кружевом с массой оригинальных па и скрытых кардебалетных канканов. И если там у постановщиков фантазия била через край, то "Дьявол в Москве" обязан был стать насквозь танцевальным. Не стал. Ибо однообразные покачивания бедрами у членов сатанинской команды далеко не то, что зовется эстрадным балетом на Бродвее...
    Впрочем, хватит брюзжать. Чуть не три часа улыбался, хмурился, ахал, аплодировал, а теперь принялся "свою образованность показывать". В конце концов вокруг меня сидели сотни людей, которые явно получали удовлетворение от спектакля. Одни непроизвольно покачивались в такт танцующим, другие вдруг начинали подпевать артистам, третьи хохотали, бия себя по ляжкам, четвертые экстатически вскрикивали: "Эйзе йофи!" В конце концов это действо создавалось не для извращенных борзописцев, некогда прятавшихся за книжными полками от пугающей реальности чугунной империи зла. Оно прямо и неприкрыто обращено к ивритоязычной израильской публике, то есть, к людям гораздо более естественным, прямодушным, эмоционально раскованным и не изуродованным интеллектуальной рефлексией.
    Давайте попытаемся взглянуть на сцену "Гешера" глазами соотечественников-аборигенов, для которых вся культовость литературной основы спектакля - даже не пустой звук, а сплошное безмолвие. Что узрели эти люди, сидевшие со мной бок о бок в переполненном зале "Ноги"? Мощную эпическую трагикомедию с прихотливо переплетающимся разнополюсными сюжетами? Отнюдь. Очень простую притчу о "вечной любви", о противоборстве (и сообщничестве) добра и зла, о страхе и бесстрашии, о предательстве и небывалой верности. И разыграна эта история с помощью замечательных актеров: Хаима Тополя, Исраэля Демидова, Лимор Овэд, Саси Кешета и многих других. Моих соседей по партеру вполне устроили и мелодии, и тексты, и подтанцовки, и режиссерские находки. Больше того, они прямо по-детски хватались за головы, когда кто-то из персонажей зависал над сценой, извлекал огненный хвост из примуса или проваливался под подиум. Это моему испорченному вкусу почему-то недоставало оригинальных спецэффектов. Местный зритель был ими накормлен на премьере досыта.
     А ежели это так, то хватит понапрасну сотрясать газетную полосу. На упомянутой вначале прессконференции Арье недвусмысленнейшим образом заявил, что намерен поставить кассовый спектакль для ивритоязычной израильской публики, который, вместе с тем, должен стать интересным и для новых репатриантов. Если принимать во внимание это концептуальное заявление, необходимо признать, что проект в целом реализован успешно.
    Что же касается претензий фанатов соблюдения чистоты булгаковских заветов, то им мне тоже есть что сказать. Слава Богу, что на сцене «Гешера» родилась очередная (пусть и не идеальная) интерпретация романа, а не его мардонг. Что такое мардонг? Это придумка лукавого беллетриста Пелевина. Он пишет, что так в Тибете назывался культовый объект, изготавливаемый из мертвеца. Труп праведника сначала запекают в масле, потом усаживают у дороги, обкладывают камнями, обжигают и расписывают красками. Далее, утверждает писатель, мардонг "становится объектом либо исступленного поклонения, либо настолько же исступленного осквернения..." Но это лишь одно из значений феномена. Есть еще и духовные мардонги, "образующиеся после смерти людей, оставивших заметный след в групповом сознании. В этом случае роль обжарки в масле выполняют обстоятельства смерти человека и их общественное осознание". По версии автора в случае с Пушкиным Наталья Гончарова сыграла роль сквороды, а Дантес - повара. А каменной окантовкой стала однозначность трактовки мыслей и мотивов скончавшегося. "...Духовный мардонг Пушкина был готов к концу девятнадцатого века, причем роль окончательной раскраски сыграли оперы Чайковского". Я полагаю, что творческому коллективу "Гешера" все же удалось избежать опасности испечь и раскрасить на сцене румяный мардонг М.А.Булгакова. За что им нижайший поклон.