Где ты был, когда мы здесь сидели и, локтями мешая друг другу, молча
пили, потом долго пели, заводя постепенно округу,
и подобно чуме или язве наши песни, не зная преграды, расходились
кругами, и разве ты не слышал их? Только не надо,
б... ь, рассказывать, как ты был занят, как иссох в ностальгии кромешной, а
то нам, чего доброго станет тебя жаль еще. Шутим, конечно.
Впрочем, ты ведь писал нам. Ну как же. Письмецо твое помним поныне.
Там приемы, беседы, пейзажи. Тьма названий. Стишок на латыни (?).
Ты всё видел. Где только ты не был. Фотографий, поди, целый ящик.
Одного только ты не изведал -тусклой муторной муки сидящих,
горькой пытки, когда ищешь в лени оправданий, а видишь лишь это:
вот стареет ладонь на колене, вот желтеет на солнце газета.
Что ж, гуляй себе...Паки и паки пропоем тебе, вытянув выи.
Одряхлевшие наши собаки нам подтянут. Давайте, родные.
Будь ты проклят!
Будь проклят твой посох! Твои рощи, озера и кручи -все, что
видела пара раскосых твоих глаз, что увидит... И лучше
К как есть, так, давай, и оставим Не тревожь нашей скуки острожной.
Не пиши. А вернешься - удавим ремешком твоей сумки дорожной.
На жизнь сограждан (чем бедней
и неприметней, тем вернее)
со странной жадностью смотрю
и по-другому не умею.
Люблю их скудный обиход,
раздоров точную науку
и истлевающих надежд
себя не помнящую муку.
Сквозь эту косность и тщету
такая брезжит мне отрада,
что никаких иных утех,
ни райских, ни земных, не надо.
Когда окраиной иду
вдоль окон, растворенных настежь,
примеривать не устаю
неузнанное ими счастье.
Так благонравный семьянин глядит с мальчишеской истомой в окно к
соседям, что сплелись, как в тесной толще водоема утопленники;
и припав к стеклу, как пылкий неофит к святыне, он гладит, тискает и мнет
Идет, покачиваясь, донор;
в кошелке нежный тарарам бутылок с красным; отрешенно поглядывает
по сторонам.
Скорей добраться бы до дому, с дружками возместить урон... О крови,
отданной другому, сегодня же забудет он.
А через месяц, как спросонья прикрыв на миг глаза ладонью, выходит
воскрешенный им — преемник, Лазарь, побратим.
И вновь все то же: по старинке жизнь хороша — не хороша... Но —
незаметно, под сурдинку привитая ему душа
заводит потаенный шепот (не разобрать ни слов, ни снов), нацеживая
смутный опыт неведомых, чужих грехов.
День ото дня грознее, громче невразумительный хорал.
Но как раскаиваться в том, что никогда не совершал?..
В метаниях от Фрейда к Богу, под грузом разномастных зол, он тщится
вспомнить ту дорогу, которой никогда не шел.
И туго-натуго повитый чужой (или своей?) судьбой в итоге выбирает бритву ;
и таз с подсоленной водой."
* * *
Изнемогая от постоянства, навязываемого пространством, под долгим пристальным взглядом ландшафт устает быть ландшафтом и с трепетом отречения ищет иного значения. Не мучай его, не мучай! Как проволокой колючей, ты крепко-накрепко связан (помилован или наказан?) временем,местом,судьбою и судорогой покоя.
Сергей Четвертков • поэт, прозаик, сценарист, актер. Его стихи и проза публиковались в журналах "Юность", "Огонек", "Одесса". Снимался в фильмах Киры Муратовой.