Александр Гордон

 

ВОЕННЫЙ ПРЕСТУПНИК –  СПАСИТЕЛЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

 

 

 

Явление героя

 

Олдос Хаксли писал: «Трагедия – продукт химически чистый... Всякое химически чистое искусство захватывает нас властно и быстро... Именно благодаря своей химической чистоте трагедия обеспечивает катарсис». Историю этого героя нельзя назвать химически чистой. Едва ли кто-нибудь душевно очистился, испытал катарсис, вследствие происшедшего с этим человеком. Он, несомненно, был фигурой, достойной великой трагедии, величина которой только росла после его смерти. Эта трагедия, в которой он был актером и автором, ощущается и по сей день. Удаление от событий не затеняет его ответственности и не уменьшает размеры преступления, совершённого с помощью его необыкновенного таланта и силой его иллюзий. Его воображение оказалось недостаточно мощным, чтобы постичь величие и низость того, что он сделал, и понять глубину того, благодаря чему он стал одной из движущих сил серии событий, называемых Историей.

 

Открытие

 

В 1919 году Нобелевская премия по химии за 1918 год была вручена немецкому учёному Фрицу Габеру (Haber) «за синтез аммиака из составляющих его элементов». В своей речи на презентации достижений нового лауреата президент Шведской королевской академии наук доктор А. Г. Экстранд, объяснявший доводы Нобелевского комитета, сказал, что открытия Габера чрезвычайно важны для сельского хозяйства и процветания человечества. Учёные стран Антанты выразили резкий протест против решения Шведской Академии. Они заявили, что Габер – военный преступник, участвовавший в создании химического оружия. После получения Габером Нобелевской премии газеты писали о нём следующее: «Он удушил тысячи и спас от голода миллионы». Число убитых ядерным оружием составляет приблизительно сто двадцать тысяч человек. Число жертв химического оружия примерно в десять раз больше.

Фриц Габер родился 9 декабря 1868 года в Бреслау (тогда Пруссия, ныне Вроцлав – Польша) в еврейской семье. Его назвали Фрицем в честь Фридриха, основателя германской правящей королевской династии Гогенцоллернов. В детстве он полюбил поэзию Гёте и мечтал стать актёром. Но его ожидала другая игра. Он решил изучать химию, а позже занялся её применением в промышленности и в военных целях. По-видимому, впервые он задумался о крещении, когда не получил как еврей офицерское звание во время военной службы. Он понял, что без перехода в христианство его научная карьера в Пруссии под угрозой. В 1892 году вскоре после получения докторской степени по химии он принял лютеранство. В 1906 году он стал профессором в техническом университете Карлсруэ. В 1910 году в Берлине был создан Институт Общества имени кайзера Вильгельма. В 1911 году Габер стал его директором. Одновременно он возглавил Институт физической химии. За согласие быть директором этого института Габер вытребовал себе профессуру в Берлинском университете, членство в Прусской Академии Наук и колоссальный для тех времён оклад в пятнадцать тысяч марок.

Накануне Первой мировой войны одной из главных опасностей, угрожавших человечеству, считался «азотный голод». Бурный рост населения в европейских странах требовал постоянного увеличения плодородия почв, а значит, всё большего количества азотистых удобрений. Их единственным природным источником являлись залежи чилийской селитры, и они должны были быть исчерпаны в ближайшие десятилетия. В августе 1914 года началась война и морская блокада Германии. Военные специалисты Антанты считали, что без селитры немцы не смогут производить азотную кислоту. Тогда прекратится производство взрывчатых веществ и пороха, закроются заводы боеприпасов, немцы останутся без патронов и снарядов, поскольку нитраты, соли азота, являются необходимым компонентом взрывчатых веществ. Через полгода произойдёт военный крах Германии.

Однако блокада не парализовала немецкую военную промышленность и не привела Германию к ожидаемому военному поражению. Германию спас еврей Фриц Габер. Ещё до войны он придумал способ синтеза аммиака из водорода и атмосферного воздуха при высоких давлениях, в двести раз больших атмосферного, и при не очень высоких температурах (ниже 300 градусов Цельсия) в присутствии металлического катализатора (чаще осмия, позже железа с малыми добавками окислов алюминия, кальция и калия), на поверхности которого реакция соединения резко убыстрялась. При окислении полученного из воздуха аммиака изготавливались азотная кислота, удобрения и взрывчатые вещества. Таким образом, аммиак оказался ключом к получению нитратов для удобрений и взрывчатых веществ. Изобретение Габера драматически увеличило сельскохозяйственную продукцию во всём мире.

«Габер был одним из крупнейших физико-химиков начала этого столетия, – писал встречавшийся с ним Нобелевский лауреат, физик, академик П. Л. Капица. – Он нашёл способ получать аммиак, связывать азот из воздуха. Его метод до сегодняшнего дня (писалось в 1969 году, но справедливо и сегодня – А. Г.) является самым лучшим. Весь азот сейчас фиксируется методом Габера. Способ фиксации атмосферного азота был им найден накануне Первой мировой войны. Благодаря этому открытию Германия могла продолжать войну, поскольку она начала производить из аммиака селитру, которую раньше она ввозила из Чили».

 

Тайный советник

 

Весной 1915 года немцы под руководством Габера начали применять приготовленные им отравляющие газы против французских солдат. В его группе работало более ста пятидесяти учёных и примерно тысяча триста инженеров и техников. 22 апреля 1915 года Габер впервые использовал отравляющее вещество – газ хлор – против французских солдат возле маленького бельгийского городка Ипр: пять тысяч было удушено на месте и десять тысяч были выведены из строя и стали инвалидами. За это деяние он был произведён из унтер-офицеров в капитаны самим кайзером – редчайший случай производства в офицеры человека, по возрасту не числившегося военнообязанным.

22 апреля 1915 года был днём первого в истории применения оружия массового уничтожения. Жена Фрица, талантливый химик, доктор Клара Габер (до замужества Иммервар, тоже еврейка, одна из первых в Германии женщин-докторов химии) давно требовала от мужа прекращения испытаний химического оружия в опытах над животными, которые он проводил в лаборатории вблизи их дома.

Первого мая 1915 года усталый Габер приехал домой отдохнуть от своих убийственных трудов. В ту же ночь Клара от ужаса перед тем, что сделал Фриц, покончила с собой выстрелом в грудь из служебного пистолета мужа. Первым её тело обнаружил во дворе их дома их четырнадцатилетний сын Герман, покончивший с собой через тридцать лет в США (старшая дочь Германа тоже покончила с собой). На следующий день после похорон жены Габер отправился на фронт выполнять свой патриотический долг. Английский поэт Тони Гаррисон написал в 1992 году пьесу «Квадратные круги», в которой есть следующий диалог:

Фриц Габер: «Никогда у меня не было намерения привести своим изобретением к смерти людей».

Клара Габер: «Процесс, который ты изобрёл, привёл к смерти и разрушению».

Фриц Габер: «Я спас мир, который шагал к голоду».

Изобретение Габера было обоюдоострым. Оно сеяло смерть, спасало и давало жизнь. Он был ярким и, возможно, первым в истории примером учёного, использовавшего научные достижения для уничтожения людей.

В 1916 году Габер был назначен начальником военной химической службы германской армии и ответственным за производство химического оружия. Он командовал всеми операциями по использованию боевых отравляющих веществ, их производству и разработке новых видов химического оружия. Он оказался не только выдающимся химиком, но и великолепным организатором и прирождённым лидером. Азотофиксирующий процесс изготовления искусственных удобрений стал служить военным целям производства взрывчатых и отравляющих веществ. В 1898 году великий английский писатель-фантаст Г. Дж. Уэллс в романе «Война миров» описал применение отравляющих веществ против людей в войнах. Уэллс не знал, как быстро будет реализована его фантазия.

В Веймарской республике Габер пользовался огромным уважением как большой патриот, крупный учёный, организатор и политик. Его звание, Geheimrat (тайный советник) – одно из высших званий в Германии, то же звание носил его любимый Гёте.

В двадцатых годах Габер, чтобы помочь разорённой Германии, поражённой послевоенной инфляцией и вынужденной платить победителям огромные репарации, решил добыть золото из морской воды. Все свои сбережения германский патриот Фриц Габер вложил в подготовку экспедиции и на специально оборудованном судне совершил длительное плавание, исследуя различные зоны океанов. Он упорно плыл по течению германского национализма, не замечая водоворотов. Однако концентрация золота в воде оказалась слишком мала, чтобы наладить его рентабельную добычу.

С открытием превращения ядер одного элемента в другой путём бомбардировки нейтронами стало ясно, что можно получить золото из ртути. Алхимики оказались правы: добыча золота из других металлов возможна, правда, без использования «философского камня», но «нейтронное» золото было бы слишком дорогим и невыгодным  для добычи, как и морское. 

По свидетельству лауреата Нобелевской премии по физике Джеймса Франка, немецкого учёного еврейского происхождения, близко знавшего Габера, тот был жизнелюбивый, весёлый, брызжущий юмором, редкой эрудиции человек, большой любитель путешествий, импульсивный, темпераментный, быстро мыслящий, отличный лектор, человек блестящего интеллекта,  чрезвычайно амбициозный, великолепный собеседник – он мог поддерживать разговор на любую тему. Тайный советник, директор, член национальной академии наук США, лауреат Нобелевской премии, профессор Фриц Габер был одним из самых заслуженных и влиятельных людей предгитлеровской Германии.

 

Тупик

 

После войны союзники требовали выдачи Габера как военного преступника. Он бежал в Швейцарию, где получил гражданство как богатый человек. Однако через несколько месяцев требование о выдаче было снято, и Габер вернулся в Германию. В 1919 году инспекторы победивших Германию союзников прекратили в его институте работы по изготовлению химического оружия. Габер стал заниматься изготовлением препаратов против насекомых-вредителей в сельском хозяйстве. Он возглавил эту область в стране и основал новую компанию. Его фирма изобрела препарат на базе гидроцианистой кислоты, названный «Циклон». 

Уже после смерти Габера, в начале 1940-х годов, тогдашний директор фирмы, основанной Габером, доктор Фатерс получил секретный приказ переслать в Аушвиц-Освенцим цистерны «циклона Б». «Циклон Б» был гранулированной формой цианида. Буква Б, вероятно, означало «Blausäure» – синильная кислота или прусская кислота. Через отверстия «душей» в герметически закрытых помещениях в лагерях смерти выбрасывались синеватые кристаллы «циклона Б». Цианистый водород медленно испарялся из кристаллов, поднимаясь к потолку. Люди задыхались не сразу. Они умирали в конвульсиях. Их тела превращались в ярко-розовые, покрытые зелёными пятнами скорченные трупы. Химический препарат, разработанный в институте Габера, стал страшным оружием уничтожения евреев и среди них членов семьи самого Габера.

С приходом к власти нацистов в 1933 году положение Габера стало опасным, поскольку его родители были евреями. Так как Габер находился на германской службе во время Первой мировой войны, для него было сделано исключение: его не сняли с работы по новому закону об увольнении евреев из академических и правительственных учреждений. Однако в апреле он отказался уволить из своего штата евреев и послал заявление об отставке в министерство искусства, науки и народного образования, где были такие строки: «За более чем сорокалетнюю службу я подбирал своих сотрудников по их интеллектуальному развитию и характеру, а не на основании происхождения их бабушек, и я не желаю в последние годы моей жизни изменять этому принципу». Его отставка датирована 2 мая 1933 года. После отставки он уехал в Англию. Изгнание из ада состоялось.

В 1933 году, уже в Кембридже, он сказал своему коллеге Хаиму Вейцману, будущему президенту Израиля: «Я был больше, чем высокопоставленный военный и больше, чем директор в промышленности. Я был основателем мощной промышленности. Моя работа устлала путь к колоссальному развитию немецкой промышленности и армии. Все двери были передо мной открыты».

В течение четырёх месяцев Габер работал в Кембриджском университете, где великий английский физик Эрнст Резерфорд не подал ему руки, а английские техники, участники войны, его бойкотировали. В Германии и в Англии вокруг Габера создалась атмосфера, в которой он не мог жить и работать. Его превосходительство тайный советник, директор, лауреат Нобелевской премии, профессор Фриц Габер попал в полный жизненный тупик.

 

Жертвоприношение

 

В ноябре 1918 года Германия проиграла войну. В Веймарской республике начали обвинять евреев в неудаче в этой войне. В 1919 – 1923 гг. инфляция, безработица и нищета вызвали небывалый взрыв антисемитских настроений. Самой ненавистной фигурой в тогдашней Германии был один из образованнейших людей своего времени, промышленник, финансист, богач, писатель, философ, публицист, доктор наук, министр реконструкции, а позже министр иностранных дел еврей Вальтер Ратенау.

В начале войны Ратенау убедил военного министра Эриха фон Фалькенгейна произвести реорганизацию министерства. Мобилизованный на военную службу в должности генерала, Ратенау организовал новый отдел национальной экономики военного министерства, во главе которого находился в течение восьми месяцев. Он создал первую в Европе систему государственного хозяйствования, подчинённую интересам военной машины. Он создал десятки государственных компаний, нанял сотни способных учёных, экономистов и администраторов, без которых Германия проиграла бы войну в течение нескольких месяцев. Его сравнивали с библейским Иосифом, спасшим Египет в трудное время. Антисемиты говорили, что он лишь заботился об обогащении евреев-торговцев. Ратенау ввёл в действие изобретение Габера, построив заводы по производству взрывчатых веществ и удобрений. Однако, осознав империалистические планы Германии, её стремление осуществить раздел России, присоединить Бельгию к Германии и ощутив, наконец, националистическое безумие, затуманившее мозг германских лидеров, он вышел в отставку. Никто из официальных лиц не выразил ему благодарность за выдающиеся заслуги. После отставки в 1916 году в письме к своему другу Эмилю Людвигу, еврею, тоже очнувшемуся от губительной для страны патриотической истерии, он писал: «Никто из национального руководства не в состоянии простить мне мою службу на благо государства как гражданина и еврея».

Как министр иностранных дел Ратенау выступал за точное выполнение ненавидимого немцами Версальского договора и заключил дипломатические отношения с Советской Россией. В отличие от Габера он остался евреем и во всём подчёркивал своё еврейство. Он писал: «В детские годы каждого немецкого еврея есть болезненный момент, который он помнит потом всю жизнь: когда он в первый раз осознаёт, что он вступает в мир как гражданин второго сорта и никакая деятельность, никакие заслуги положения не изменят... Сменив веру, я мог бы устранить дискриминацию в отношении себя, но этим я бы только потворствовал правящим классам в их беззаконии. Я остаюсь в религиозном сообществе евреев, так как не хочу уклоняться от упрёков и трудностей, а испытал я и того и другого по сегодняшний день достаточно».

Упрёки и трудности переросли в ненависть и лозунги «Убить Ратенау!» 24 июня 1922 года Ратенау был убит тремя офицерами, националистами-антисемитами из правоэкстремистской организации «Консул». 

Невзирая на крещение Габера, немецкое общество никогда не забывало о его еврейском происхождении. Как некоторые евреи Германии, он старался быть большим немцем, чем немцы. Выработанная реакцией на антисемитизм мимикрия деформировала сознание Габера, сделала его беспредельно преданным германскому рейху. Для Габера военное поражение Германии было личной катастрофой. Однако он был глух к антиеврейским выпадам. На убийство Ратенау он не обратил внимания. Свою второсортность не признавал. В отличие от Эйнштейна, считавшего войну безумием и презиравшего немецкое общество за антисемитизм, Габер продолжал оставаться германским патриотом.

Фриц Габер совершил человеческое жертвоприношение. Он не только принёс в жертву тысячи людей во время Первой мировой войны, а с ними и свою жену Клару. Он принёс в жертву Молоху германского национализма и самого себя, свой талант, свой труд, свою репутацию, свою совесть. Это многоголовое чудовище  – bellua multorum capitum (латынь) – не приняло его жертву.

Проблеск

 

Лишь горстка немецких коллег отнеслась тогда к Габеру положительно. Среди них был один из самых смелых и независимых учёных Германии, аристократ Макс фон Лауэ, лауреат Нобелевской премии по физике, человек с риском для жизни сопротивлявшийся нацистской политике в отношении евреев-учёных. Лауэ не просто был отцом рентгеновской кристаллографии и одним из выдающихся немецких физиков прошлого века. Как заместитель директора института физики имени кайзера Вильгельма он отважно, но безуспешно пытался противиться нацистской политике увольнения евреев-учёных. Фон Лауэ активно боролся против лидера движения «арийская физика», нациста и Нобелевского лауреата, физика Иоганнеса Штарка. Благодаря его усилиям Штарк не был избран в престижную Прусскую академию наук. Лауэ был единственным, кто протестовал против исключения Эйнштейна из Прусской академии наук, тогда как Габер поддержал эту акцию. Лауэ был единственным немцем, которому Эйнштейн, переехав в США, передавал привет.

В 1940 году Лауэ отказался присоединиться к исследовательской группе во главе с Вернером Гейзенбергом, занимавшейся созданием германской атомной бомбы. В 1943 году он ушёл в отставку из института в знак протеста против политики Гитлера. В течение всего периода нацистского правления Лауэ проявлял бескомпромиссную независимость и отказывался сотрудничать с нацистами, что было редким явлением для немецких учёных-ненацистов.

Когда Габер попал в трагическое положение, Лауэ почти каждый день посещал его и всеми силами поддерживал  этого глубоко несчастного человека. В феврале 1934 года Лауэ опубликовал в журнале Naturwissenschaften (естественные науки) некролог памяти Габера. Там были такие строки: «Габер войдёт в историю как гениальный изобретатель способа, который лежит в основе технического получения азота из атмосферы, как человек, который таким способом извлекал хлеб из воздуха и добился успеха на службе своей родине и всему человечеству... Его сердце билось для Германии: не было человека, который бы так помог этой стране защитить и накормить её детей во время самого большого бедствия». В 1951 году Лауэ был избран директором берлинского Института физической химии имени Габера.

Максу фон Лауэ принадлежит сравнение Габера с Фемистоклом, афинским полководцем и государственным деятелем шестого-пятого веков до н. э. Тот был участником Марафонской битвы в должности стратега. Он создал афинский флот, который стал единственным способом эффективной борьбы с персами. В 480 году до н. э. афиняне избрали Фемистокла стратегом с неограниченными полномочиями. В этом же году персидский царь Ксеркс напал на Элладу. Фемистокл призвал греков объединиться для совместной борьбы с персами. На его призыв откликнулось около тридцати полисов: так возникла Эллинская амфиктиония (союз). В сентябре 480 года Фемистокл, возглавлявший объединённый греческий флот, принёс своим соотечественникам одну из самых знаменитых побед в их истории, феноменальную победу над огромным персидским войском в морской битве в Саламинском проливе. После изгнания персидских полчищ из Эллады греки стали называть Фемистокла «героем Саламина». Даже соперница Афин Спарта оказала ему небывалые почести. Слава Фемистокла в Греции была сравнима лишь с завистью к нему. Однако Фемистокл не был чистокровным афинянином: его мать была иностранкой, и он был незаконного происхождения. Он так никогда и не смог стать в Афинах своим и, невзирая на огромные заслуги перед отечеством, этот великий греческий патриот был подвергнут остракизму.

 

Окончательное решение

 

Кажется, Габер, наконец, понял исходную точку того, что потом оказалось «окончательным решением» еврейского вопроса. Его решение еврейского вопроса – германизация – оказалось не окончательным и глубоко ошибочным. По всей видимости, он понял смысл известного высказывания знаменитого немецкого философа Иоганна Готлиба Фихте, опубликованного в 1793 году: «Дать им (евреям – А. Г.) гражданские права? Я не вижу другого пути, как сделать это, кроме того, чтобы однажды ночью отрезать им всем головы и заменить другими без единой еврейской мысли. Как мы будем защищать себя от них? Я не вижу альтернативы, кроме завоевания для них их обетованной земли и отправки их всех туда. Если бы им даровали гражданские права, они бы растоптали других граждан». Когда Фихте писал эти слова, евреи составляли один процент населения Германии. Фихте проложил Гитлеру интеллектуальную дорогу к расовому антисемитизму. Он утверждал, что евреев невозможно изменить, ассимилировать и обратить в другую веру. Единственный путь – «отрезать им головы, так как они содержат еврейские мысли».

Похожую мысль много позже высказал знаменитый немецкий композитор Рихард Вагнер в статье «Еврейство в музыке» (1850). Читал ли Вагнер Фихте, не знаю, но эта публикация трактует еврейскую проблему в том же духе, что и Фихте. До Фихте и Вагнера еврейская проблема считалась вопросом веры, и её решение виделось в переходе евреев в христианство. Вагнеровская терминология была расистской: он не делал различий между евреями (Мейербер и Ротшильд) и крестившимися евреями (Мендельсон и Гейне). Вагнер считал, что евреи воспитываются вне истории и вне культуры. Они не в состоянии постичь «народный дух». Поэтому они не могут быть творцами подлинного искусства, а лишь подражателями и фальсификаторами. «Евреи не дали миру ни одного истинного служителя искусства» – писал он. В конце статьи он обращается к евреям: «Помните, что только это одно может быть вашим спасением от лежащего на вас проклятия, так как спасение Агасфера – в его погибели». Вывод Вагнера походил на вывод Фихте. Высокообразованный Габер, безусловно, читал Фихте и Вагнера, но понял их идеи только с помощью малообразованного Гитлера.

В апреле 1933 года, после того, как нацисты уволили его со всех должностей, он сказал одному из друзей: «Я был немцем в такой мере, что только сейчас чувствую мощь этого ощущения». Он уже говорил о своей принадлежности к немцам в прошедшем времени.

Летом 1933 года в Кембридже будущий президент Израиля, коллега Габера, доктор химии Хаим Вейцман предложил ему работать в Реховоте в Институте имени Даниэля Сиффа, в будущем Институте имени Вейцмана. В своё время Габер помогал Вейцману создавать этот институт. Вейцман предложил Габеру быть заведующим отделом физической химии будущего Института имени Вейцмана. Габер принял это приглашение и решил переехать в страну Израиля. В безвыходном положении он отбросил своё германство и смирился с тем, что может жить только среди евреев.

Габер был отторгнут народом, к которому себя относил и с которым связал свою судьбу, и принят народом, среди которого родился, который отверг и на чью судьбу взирал с равнодушием и отчуждением. Взятое в долгую аренду германство спадало с его души. Безродный, безродинный патриот возвращался на Родину народа, от которого он отказался, как от неудачной сделки в расцвете сил, перед началом головокружительной карьеры и перед подъёмом на высшую ступень немецкого общества. Он вынужден был эмигрировать из Германии и иммигрировать в единственное место, куда его принимали – в Палестину.

Габер опоздал, его жизнь кончилась: по дороге из Англии в Палестину на отдыхе в Базеле перед встречей с сыном Германом он умер от разрыва сердца 29 января 1934 года. Патриот Германии Фриц Габер умер в изгнании на пути к репатриации в страну Израиля.

 

Крушение патриота

 

Габер был патологическим немецким патриотом. Для него Германия была превыше всего. Он использовал химическое оружие не потому, что хотел убивать ради убийства, а потому, что как немец жаждал победы Германии любой ценой. Он поклонялся идолу германского национализма, не понимая или отказываясь принять его опасную суть. Он был болен немецким патриотизмом, дух которого был так описан Генрихом Гейне: «Патриотизм немца заключается... в том, что его сердце сужается, что оно стягивается, как кожа на морозе, что он начинает ненавидеть всё чужеземное и уже не хочет быть ни гражданином мира, ни европейцем, а только ограниченным немцем».

Превращение Габера в «ограниченного немца», «сужение сердца», его невосприимчивость к сущности монстра германского национализма поразительны для человека его знаний и интеллекта.

Всепоглощающий германский патриотизм Габера был оборотной стороной его мощного еврейского комплекса неполноценности. Его богатая, комфортабельная жизнь была изнанкой его бедного и неуютного духовного существования. Занимавший необычайно высокое положение, материально независимый человек, Габер был зависим от того, что думают о нём немцы. Он был искренним немцем и комплексующим евреем, фальшивым немцем и неподлинным евреем. Химия Габера с немецким народом не состоялась, ибо была его самым неудачным изобретением.

Вавилонский Талмуд предостерегает: «Ложь убивает троих: лжеца, того, в отношении которого лгут, и того, кто верит в ложь». Обладавший могучим интеллектом Габер, не был честным по отношению к себе. Он был всеми тремя талмудическими фигурами: лгал, лгал о себе и верил в свою ложь. Он дожил до разоблачения этой троекратной лжи.  Нацисты не признавали крещения. Для них Габер навсегда остался евреем.

История Габера – это демонстрация фиаско немецких евреев в их германизации, в попытках вживания в немецкое общество любой ценой, в стремлении уравняться с немцами. В его истории, как в капле воды, отразилось крушение всей жизненной стратегии немецких евреев: они не смогли стать полноценными немцами, невзирая на их огромный вклад в развитие Германии.  

Германский патриотизм Габера выше всего мыслимого и ниже всего человеческого. Страстное стремление Габера к нормализации привело его к чудовищному отклонению от нравственных норм. Любивший поэзию Гёте, Габер вполне мог сравнить себя с Фаустом, продавшим душу дьяволу.

Габер – несомненно, фигура, достойная греческой трагедии. Его история – трагедия еврея-учёного, страдающего от конфликта между его еврейскостью и его германским патриотизмом. В письме-соболезновании, которое Альберт Эйнштейн написал семье Габера, узнав о его смерти, есть такие строки: «Его трагедия – трагедия немецкого еврея, трагедия неразделённой любви к родине». Немецкая родина не любила евреев. Невзирая на то, что немцы клеймили евреев за некую коллективную вину, никому из них не пришло в голову обвинить их в том, что из их среды вышел такой человек, как Габер, так же, как им не пришло в голову за это же евреев отблагодарить.

 

Творец истории

 

Габер, несомненно, был творцом истории. Его открытие в сельском хозяйстве кормило и кормит миллионы людей, возможно, способствуя демографическому взрыву. Его самое большое изобретение, синтез аммиака, принесло колоссальный вред человечеству. Без этого изобретения Германия быстро потерпела бы поражение в Первой мировой войне. А, может быть, мировой войны как таковой не было бы вообще. Миллионы людей не погибли бы. Одна только битва под Верденом, унесшая около миллиона жизней солдат с обеих сторон в 1916 году, не состоялась бы (под Верденом погибло примерно столько же людей, сколько было умерщвлено турками армян в 1915-1917 годах). Германия не должна была бы финансировать и внедрять в Россию Ленина, чтобы организовать там революцию и вывести эту страну из войны. Возможно, что если бы тот не попал в Россию, февральская революция 1917 года не переросла бы в большевистскую1. Германия не была бы доведена до полного истощения, до ужасного разорения и до страшного унижения Версальским договором после позорного и тотального поражения в войне. Гитлер, «сидевший на пустом желудке Германии» (выражение А. Эйнштейна), не пришёл бы к власти. Катастрофа европейских евреев не произошла бы. История могла бы пойти другим путём, если бы еврей Фриц Габер не оказался таким большим германским патриотом.