Марьян Беленький

 

Запоздалое признание

 

«Воровать нехорошо, Киса, – сказал Остап,

– вас родители в детстве не знакомили с этой догмой?»

 

«Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное» .

(Мф 4;17)

 

Десять лет тому работал я по уходу у одного рава – совсем старенький, одной ногой на том свете, и жена у него тоже не молоденькая – Альцхаймер в той стадии, когда трусы кладут в холодильник. Каждый день утром она спрашивала меня , не говорю ли я по-испански. В один прекрасный день мне это надоело, и я сказал: si señora, hablo español, и перешел на испанский. Благодаря многолетним занятиям латиноамериканскими танцами, я владел лексикой довольно специфической и не совсем подходящей к данному случаю, типа:

Quiero bailar contigo — Мне нравится с тобой танцевать.

Альцхаймер альцхаймером, под 80 ей было, но каждое утро она встречала меня в новом шелковом японском кимоно, с косметикой и прической и в макияже. Голос у нее сохранился – бывшая певица – и целыми днями она сидела у постели мужа (он уже не вставал) и пела ему романсеро про храброго Сида, заслуга которого состояла в том, что он перебил гораздо больше арабов, чем другие рыцари, воплощая в жизнь слоган «Бей арабов, спасай Испанию!» Хотя арабы для Испании ничего плохого не сделали, даже наоборот... Но это тема отдельная.

 

Рав этот был издателем, издавал старинную еврейскую литературу. В доме у него было несколько шкафов с книгами. Взял я одну наугад... Какой век – не знаю, но книги очень старые. Может шестнадцатый век. На иврите.

Отнес я книгу в один магазин – не берут, второй, третий, в четвертом сказали – есть тут один, такое покупает... Виноград его фамилия.

Два раза в год в Иерусалиме проводятся аукционы старинной еврейской книги.

Товарищ,  к которому я попал, оказался организатором этого аукциона и издателем каталога. Бросив беглый взгляд на принесенную мной книгу, он вынул из кармана двести долларов...

Через несколько дней книжные шкафы рава опустели. Я получил за все скопом пять тысяч долларов, на вес.

А потом началось...

Ведь у него два сына, которые были его компаньонами по издательскому делу, – дошло до меня после того, как книги были проданы, – они же заметят пропажу, меня посадят...

Я перестал спать, пить, есть, не говоря уже о писaть, не мог ходить, лежать, стоять, ходить, есть, спать, в голове круглосуточно вертелось «меня посадят меня посадят меняпосадятменяпосадят».

Где то на третий день страх исчез. Организм устал бояться.

Либо меня посадят, либо нет. Бегание из угла в угол и вырывание последних волос из головы никак не меняет ситуацию, – подумал я и перестал трястись.

 

Почему пропажу не обнаружили тогда, мне непонятно до сих пор. А может, обнаружили, но в полицию не обратились. А может, обратились, да полиция не стала по мелочам себя утруждать. А может, не до того было...

По-видимому, мой личный Господь Бог, в которого я не верю, выделил для меня на полставки персонального ангела-хранителя. Тому есть еще множество подтверждений. Ведь в случае чего, мне бы насчитали не по двести долларов за книгу, которые заплатил мне аукционист, а по десять тысяч  – цена, по которой эти книги ушли с аукциона. То есть за воровство уникальных книг ценой 50 книг по 10 тыс. долларов каждая =  500 тысяч долларов, я бы сидел по сей день... И всю жизнь платил бы из своих доходов, в том числе и с гонорара за этот материал.

С тех пор прошло много лет. Рав благополучно помер. Теперь концов никто не найдет и никто ничего не докажет.  И вообще — может я это все придумал...

 

Вырученные за книги пять тысяч долларов дали мне возможность некоторое время заниматься своей писаниной, не думая о том, что завтра кушать и как заплатить за квартиру.  Если бы не этот случай,  многие из моих текстов не были бы написаны.

Но больше всего меня тогда волновало одно — дают ли в тюрьме селедку матиас и зеленые яблоки. И есть ли там кофеварка...